Путешествия

29 июля.
Начало дня дано было росное и ясное. Раскинулось над людьми белесое от влаги, прохладное утреннее небо. Гуляет по долине свежий влажный, не набравший еще силы ветер, качает от росы серебряные головки цветов. Чуть уловимо ощущается в воздухе запах влаги и цветущих трав. Все ждут ласки от солнца, яркого и горячего, но достается пока только склонам гор на той стороне реки. А капельки росы на траве уже готовы — незаметно, потихоньку разгорается в каждой по отражению светлеющего востока. Еще чуть чуть и разгорится в каждой по холодной, мокрой, солнечной искорке. И осветится все вокруг, затопит светом долину.

После завтрака, согретая кофе и до краев, как и все вокруг, полная солнечным светом, выкатываюсь на асфальт. Вокруг, куда ни глянь, куда ни встань — картина. По Алтаю мне надо не ездить, а ходить пешком и очень неспешно, писать как чукча песню, обо всем, что видишь)
Вот на крутом зеленом, по-утреннему светлом, влажном склоне белые с рыжими, оранжевыми почти пятнами, пасутся коровы. Тычутся до невозможности нежными влажными носами в разнотравие, смаргивают белыми ресницами на темных, глубоких, как колодцы, глазах. А с ними рядом длинноногие, белые, лохматые телята и пушистыми почти пузиками.
Все выше, все круче уходят к небесам склоны гор, и лиственницы вдалеке отбрасывают аккуратные синие тени на росистую зелень.
Желтеет чуть дальше светлое пятно осыпи, в отвесной стене ее целый город устроили ласточки. Пестрит желтизна черными кружками нор. И носятся, носятся возле них! Взлетают, садятся, кто вверх взмоет, кто вниз кинется черно-белым проблеском, поворачивают всяко и петли выделывают. Глядят на нас порой, внизу, хихикают наверное — как это вечно мы смешно и скучно, так по одной только линии еле ползаем.
В деревне переходят дорогу бараны. Ну переходят себе и пожалуйста. Кто пошустрее идет, кто повальяжнее. Но молодому, чистенькому, пушистому, всему такому раскучерявому, не стриженому облачку цвета топленого молока, неймется с утра, и весьма неслабо) И скачет он и сигает по дороге всяко разно и боком, и задом, и передом. Мотает не рогатой еще головою, дерзко вскидывает к небу резвые задние копытца. Уух я сильный-грозный! Самый смелый-раскрасивый! Всех победю, как только вырасту! Ээх, во как умею!))

Рыжие суслики-мальки все что-то по обочинам шарятся по суслячим делам своим, шныряют через дорогу в норы. А то взобрался один на высокий камень с плоской вершиной, стоит на сером фоне рыжим столбиком. На пузике сложил смиренно, выжидательно беспокойные свои черные лапки, сам как-то весь вперед подался с любопытством, на бок склонил головку с глазами бусинками.
Закатилась к середине дня на смотровую площадку Чике-Тамана.
Бывает вот на свете такой сорт туристов… эх чудны ж крестьянские дети! Здесь в этой голубой поднебесной выси, среди одиноко стоящих лиственниц и цветущих травяных ковров, там, где лишь самую чуточку выше головы твоей парит расправив сильные крылья орел и скатывается вниз по долине звонкий его, усиленный эхом клекот. Где в гулкой горной тишине перекликаются со склона на склон звонким чистым теньканьем одинокие птицы на вершинах листвениц. И замирают в голове непые мелочные мысли, притихает душа от красоты и простора, от шири глядящего в нее неба… Вот именно здесь нужно им долбящее из распахнутой двери машины музло, и фото с чужим мотоциклом в обнимку без спроса, и громогласные блякания на собственных детей…
А ну да это ничего, такие надолго не задерживаются. Дверьми похлопали скоро, уехали, хорошо хоть не нагадили.
И пусть я буду мизантроп и старая бабка. Всех нас горбатеньких, на свой лад каждого, землица-матушка поправит. Пока ж сижу какая есть злая и нелюдимая на краю пропасти, скрестив лапки.

За обедом в Ак Боме знакомлюсь с двумя швейцарскими велосипидистами. Пропедалили ребята всю Монголию, теперь в Барнаул едут, чтобы поездом добраться до Бишкека и там еще поколесить. А дальше они не решили еще пока) Храни их Боже, очарованых на всю голову, странников! «И не забудь про меня», как пел Окуджава)
Курайская степь чуть ли не с ума сводит своими извилистыми каменистыми колеями, теряющимися за домами поселка в лиственницах. Эх туда бы сейчас! Катить бы себе по камушкам, клювом по сторонам щелкать! «А попозжее…» говорит в моей голове старый нудный дед с часами и планом в руках.
«Ну хоть одним глазком взглянуть! Хоть пол колесиком прокатится!!» — пищит непоседливое мое седалище. «На Кош Агач сегодня прем» — пропыхлтел дедуля приговор, но хитрая и коварная организьма как всегда вовремя захотела в туалет и пришлось искать укромное местечко в желанном направлении)
Скатились. А по земле то все чудеса расчудесные — полынь кустиками растет с ноготок высотою, камнеломки просто и по-домашнему из дресвы торчат колючими чешуйчатыми кругляшами, и белые шарики грибов светятся повсюду, и чистейшей желтизной сияют на камнях пятна лишайников.
«Здесь надо ночевать!» — решили все мои субличности хором. «На обратном пути» — отрезал дед.
В гостиницу меня, конечно, теперь дрыном не загонишь — такие тут вокруг Кош Агача просторы, и накрывшая их безоблачная голубая чаша неба. Не нахожу на въезде в город примеченный три года назад юрточный кемпинг. Зато по левую руку вижу в низинке малюсенькое озеро и три светящихся оранжевым и белым геокупола.
Такие излишества как крыша мне, конечно, в солнечную погоду ни к чему, а вот зеленые, заросшие плотным травяным ковром берега озера Кара Таш, манили почти непреодолимо. Владельцы куполов, собственноручно достраивающие два оставшихся, приветливые и дружелюбные люди вообще не против палаток. Показывают даже, где лучше мот скатить в это похожее на кратер озерное ложе. Денег не взяли, угостили питьевой водой и консервами.

Место там наверху очень живописное, да и купола вышли чистыми, уютными, открытыми солнцу. Если интересно кому, можно найти в инсте. Называется solar_camp_altai
Вечером закончили работу и уехали домой. Сижу в низинке на берегу одна, и домик мой складной торчит сиротливым пупыриком. Попрощаюсь завтра на пару-тройку дней с асфальтом. Для того скручиваю с мота здоровенный ветровик. Такой удобный на асфальте, на грунтовках мешает он мне очень даже.
Кружит над озерком одинокая чайка и в вечерней густеющей тишине, раз за разом смачно плюхается в озерную воду за рыбешкой. Перестали уж шуметь на том берегу по дороге машины-беспокойнички… И вот пришли тут кони.
Нарисовались на фоне темнеющего неба силуэты справа вдалеке, на краю озерной чаши. И с топотом и пылью по ветру, на рысях, вдесятером ухнулись вниз, ржа и пофыркивая. К воде спустились, пили, бродить пошли туда-сюда. Я аж дышать от восторга забыла, а они ближе все подходят, траву по берегу сочную выщипывают. Ушами чуткими стригут, хвосты как пропеллеры надоедливую мошкару гоняют. На мот косятся, знакомятся не подходят, головами только вверх-вниз качают. Нагляделась уж потом, не интересно стало, отвалили на противоположный край, там пасутся дружною компанией.

По дороге черными силуэтами со звездой во лбу пропердели четыре эндурячьих одностволки. Махала им руками-ногами, фарой светила. Так ко мне и не съехали, до поселка, наверное попилили. Осталась я с лошадьми, комарами, да Змеем Горынычем. И плавает еще где-то у кустов по озерной глади притихшая маленькая, одинокая чайка. Покачивается на легонькой волне, баюкается. Да и мне пора, пожалуй.

30 июля.

Пришла к нам ночь теплая и звездная. Подходили к палатке лошади, будили теплым, мягким фырканьем. Пфф-ффр! Такая ночь! А она спит! Пфф… И конь этот железный странный какой-то. Травы не ест, разговаривать не хочет. Фрр.)
На утро же меня выспавшуюся и зело довольную приносит в Кош Агач на заправку. Мечтается мне, маленькой любопытной козявке, до Джумалинских ключей добраться и до Джазатора, который на карте кто-то обозвал Беляшами.
Гравийка в ту степь тряская и подраздолбанная. В стойке-то вроде ничего и голова не трясется, но сердце кровью за подвеску обливается. Да благо накатали люди параллельных колей мягоньких.
Подбираемся с малышом потихоньку к горам вдали, взбираемся на первый холмик. Тут-то и погранзастава. Еду себе, и в шлем скверно хихикаю вспоминая, как в первую свою поездку на Алтай отменила этот, весьма желанный кстати, кусок маршрута, потому как была уверена, что надо было в погранзону заранее заказывать пропуск, которого конечно, не было))
На самом деле гражданам РФ для этого дела только паспорт и нужен. А вот особо просветленным мечтающим пролезть на Укок (я мечтаю, но сцу в одно лицо)), нужно получать в Кош Агаче разрешение.
Записываюсь на погранзаставе и, как всегда ответив на любимый людской вопрос, что не страшно, мол, дуракам только, еду дальше.
Мечталось увидеть так, как в первую мою в эти края поездку, синее с розово-фиолетовыми облаками небо, и сине-лиловые горы окаема. Но за Красноярском горит, и потому затянуто все серо-желтой пеленой.

Чем дальше забираюсь я в горы, тем влажнее и зеленее становятся склоны. По левую руку шумит на камнях река с прозрачной зеленоватой водой, принимает в себя тут и там, белоснежные, бегущие с ледников ручьи. Свежеет, очищается от дымки воздух. И дорога вопреки всем правилам жанра лучше все и лучше. Карабкается она то все выше по склону, то спускается к реке. Берега ее зеленые, от кочек волнистые, укрытые салатово-зеленым плотным ковром.





Поросли местами склоны гор редкими лиственницами. И вот же глупость — так тепло вокруг, так красиво и интересно, а мне все не верится, что правда это. И эти узкие зеленые речные долины, открывающиеся с мостов и заросли низкорослого кустарника на склонах и разномастные лошади на водопое. Стоят в воде по бабки, подергивают чуткой, лоснящейся шкурой, гривами встряхивают. Разве бывает такое на самом деле? Не в фильмах? Пойти потрогать чтоль?))
Если же по существу — отворотка на ключи помечена большим указателем, и качеством заметно отличается от ухоженого грейдера, по которому даж такой бояке как я не страшно ехать под сотню.
Уже в нескольких метрах от поворота смыло ручьем дорожную насыпь, и пожалуйте ныне по засохшим глиняным колеям прополоскать колеса в мелком ручейке. Ям все больше, поначалу они сухие. Вообще же здесь очень много рек, ручьев и образованных ими луж-озерцов. Попадаются купели на полдороги в ширь, да и на всю ширину тоже хватает. Не страшные однако — все с каменистым не скользким дном, без коварных бульников. В общем много брызг и веселья) Иногда можно просто ехать по руслу ручейка, потому что русло у него по дороге пролегает)





При подъеме на довольно-таки высокий, но не извилистый перевал прибавляется под колеса камушков, камней и булыжничков. Немногочисленные машины по ним презабавно так, как старые усталые черепашата переваливаются. Одноколейным тут куда проще живется. Горыныч наконец в своей стихии — бубнит довольно и низко, затаскивая и себя и меня со всем нашим скарбом на любые подъемы.
Слева у реки вдалеке виднеются кошары с вытоптанными черными прямоугольниками загонов. Переходят дорогу лошади. Последним — изящный тонконогий конь вороной масти. Как смола, как уголь, как новенький, даже катком еще не катаный асфальт, ни волоска светлее! Воплощенный символ, дух порыва, стремительности, силы. Божество на длинных, изящных ногах. Быть может такие кони были у Алтайской принцессы? А может быть как молоко, как облака, как горного ручья воды, белые? Неужели проезжала она здесь, этими долинами, взглядом блуждала по этим склонам с сероватыми пятнами снега у вершин? Много ли изменилось с тех пор в этом великолепном диком краю? Ведь и тогда же, наверное, во времена ее жизни цвели у дороги эти гипнотизирующие синевой с фиолетовым отливом соцветия-столбики. Задумчивые и пронзительные словно морозное небо в сумерках.
Помимо цветочков и грез о принцессах у меня тут еще подъем на перевал, щебень под колесами и коровушки. Справа коровушки, слева коровушки, а прямо по дороге так уж и подавно) Объехать мне их не судьбец. Да и ведь известно давно — коровам что есть ты, что нет тебя, все едино. Хочу — иду, не хочу — не иду, и некуля мне тут сигналить и рожи корчить.
И вот они три пары глубоких как колодцы, с поволокой задумчивости, глаз глядят, как зависнув, цепляюсь я за крутой щебеночный подъем тормозами, шашками и ногами, а более всего гребёной вашей матерью, курвы вы этакие, примите ж влево наконец, так вас через эдак!!! И некрасиво, но весело сползаю куда-то вниз и в бок по гравию груженым задом.
На вершине с высокого острого камня тормозит меня царственным жестом чебан и спрашивает нет ли у меня сигарет. Сигарет у меня, как всегда не оказалось… но выражение его лица)) Когда грязый человеческий отросток драндулета заговорил женским голосом))) Даже у заправщиков в таджикистане таких не получалось))
Еду с перевала весело (на первой)), торможу орущим двигателем, переваливаюсь по кочкарям со зверской рожей. Бурливый прозрачный ручеек проскакиваю как лужу, с ходу, а вскоре и еще один показывается, но там бульники. Но мне после двух ручьев море уже по колено и броды я, видите ли, прошагивать не буду. Он же всего метра три!))
И вот уж отдыхаем мы на левом боку. Глубина по середину икры — боты теперь у меня чистые не только снаружи)) Пускают пузыри палатка и стул царский, гаденько хихикает над ними спальник из недр гермомешка.
Заглушить двиг успела чуть ли еще не в падении, поэтому теперь просто перекрываю у карба краник и вышвыриваю на берег набачку, наполовину ушедшую под воду.
Картер в воде, цилиндр над, до седла вода не доходит, стало быть и до воздухозаборника. Подгребла под руль булыжник, чтоб еще чутка приподнять карб над водой. Поперекидала на берег все чего можно было, но поднять все равно не могу из-за скользких камней в которые и не упрешься толком. Стою в воде, язык на плече, аж материться забыла. Но вот манною небесной скатывается с перевала квадр. Лицо в шлеме местное — темное и с узкими глазами. Но говорит что нет, мол питерский, просто бухать меньше надо))
Подняли, вытолкали. Воздухан сухой и завелся мот с пол оборота. Не видать воды в масле. Зато из сумки, как из бот — фиг она вытекает.
Счастье есть! До ключей его еще аж 7 километров.
Дорога въется внизу — тоненькая бело-серая ленточка, тропинка в первозданной дикости. Вокруг суслики, байбаки, журавли, орлы, просторные нетронутые земли, своя, совсем не связанная с нами людьми, жизнь. Никогда еще не дышала я такой заповедной дикостью.
А вот они и ключи!))) А вот она и рекааа… и брод по ней. Тот метра три шириной был, а этот все двенадцать.
Прошагала. Та же глубина повыше бот, пониже колена и бульнички окатыши. Одна точно не полезу, нужен страхующий. Мотоциклистов с квадрациклистами не видать. Выколупливать людей из машин, чтоб они мочили ноги из-за непойми кого? Да нет конечно. Вымытая в родоновых ваннах голова это очень здорово, но воду хлебать двиглом я как-то не готова. Второй раз может и не свезти.
Итог дня — обосралась, развернулась, уехала. Не всех к себе пускают источники. Особенно тех, кто собственный мотоцикл поднять не может) На ёбр пересесть чтоль?))
Но первый-то брод не отменял никто) Голова у меня теперь, правда, заработала чуть пошустрее — побродила я минут десять по потоку, пооткатывала с дороги большие камни (благо в воде они легче), расчистив траншейку сантиметров 20 шириной. В итоге — даже не заметила как проскочила.
Наверху, на перевале замерзли хлюпающие ноги, на спуске организьме надоело рулить и педалить. Организьме обещали ведь, что к трем она будет уже бултыхаться в тепленькой водичке, а не вот это вот все)) А мест под палатку нет как нет. Красиво, зелено, ковром трава и… мокро! И камни торчат из травы — не больно-то покатаешься.
Уже выехав на дорогу к Джазатору подмерзшая и ухандоканая, нахожу съезд влево в шестидесяти километрах от поселка. Здесь по подножию зеленой, в лиственницах горы бежит-извивается дорога, большими, просторными волнами от нее спускается к реке земля, разливается широким лугом. Резкий рваный край, покрывающего землю салатового ковра, змеится вдаль. За ним где обрыв, где крутая каменистая осыпь, ухающаяся с высоты вниз к пенящейся на камнях прозрачной реке, разделенной на множество рукавов. Там на камнях царство кустарников и карликовых ив. Вдали на светлой каменистой отмели еще один поток бурлит поменьше, с таким же высоким берегом и лугом.

Там над водой простор и воля, летают парой серые журавли, кружат над водой, курлычат с тихой нежностью. Спугнула мотоциклом с края обрыва четверых больших чаек, пошли они кружить, обижено крича на шумного пришельца.
Здесь на высоком берегу, лагерь свой и поставлю.

Подштанники, стельки, боты, перчи, свечи, ремкомплекты из левого кармана — все раскидала по траве сушится. Куртка от дождевика на руле болтается, штаны по морде мота трепятся, на зеркала носки натянуты. А некуля купаться где попало))
Зеркалочка же моя старая и верная, такого свинского обращения с собой не выдержала и выключилась на веки вечные. Запасной еще более древний ультразум спасает, конечно фотографическую часть путешествия, да фотографии теперь попроще будут.
А все же вот он, один из тех дней, ради которых стоит жить. И за каждую минуту такого дня не жалко отдавать часы монотонной вредной работы, месяцы сопливо-слякотной мордорской зимы, и отупляющего городского коматоза.

Часть 4.