Путешествия

Карелия. часть 1.1
Карелия. часть 1.2
Хибины. часть 2.1
Хибины. часть 2.2



До Титовки мы ехали в одиночестве, эти символические девяносто километров, сквозь каплями оседавший на наших визорах туман, едва различая дорогу и в последний момент угадывая повороты. Холодный ветер заставлял максимально компактно вжиматься в ТДМ, было непривычно тесно, ведь на стрёме можно ездить с прямой посадкой, и ветер тебе не будет докучать. Ваня шёл первым, а я как обычно чересчур осторожничал и в поворотах отставал от него, не забывая отмечать Тёмыча в зеркалах. В такие моменты чувствуешь себя астронавтом, летящим сквозь бесконечные космические просторы, настолько всё безжизненным казалось вокруг, и если твой корабль сломается, то ты навечно останешься на этой обочине вселенной. Однажды глянув в зеркало, не обнаружил там привычного света фар литрового стрёма. Замедляюсь, Ваня скрывается вдалеке, не заметив нашего отсутствия. Останавливаюсь, жду. Тишина. Наконец, вижу столь долгожданный свет фар.
— Да наехал в повороте колесом на что-то. Удар был такой, думал диск погнул. — Резюмировал Тёмыч.
У моста через Титовку мы с Ваней рассаживаемся по своим мотоциклам. Ему удалось немного прийти в себя, стрёмопроцедуры пошли на пользу. После блок поста мы сворачиваем на дорогу к перевалу Муста-Тунтури, ещё через пару километров заканчивается асфальт. Потенциальные места для стоянки на подъезде к Рыбачьему на карте не отмечал — по моим предположениям в этом райском уголке палатку можно было ставить чуть ли не у каждого куста.
Я агитировал народ немного углубиться в сторону перевала, но Тёмыч предложил гениальную по своей простоте идею: свернув на первую же отворотку и отъехав в сторону от дороги метров на двести, он остановился и сказал, что лагерь будет тут. Я немного развил его мысль, предложив отъехать подальше, раз уж такие дела. Так совершенно случайно мы оказались у водопада на реке Титовка. Место, что надо: подальше от любопытных глаз, и доступ к воде есть.

Мы на границе национального парка, всё таки доехали. Можно не волноваться о завтрашнем дне — он последний. Последний до нашей цели. Да, мы выбрали для себя не самую короткий путь, но тем приятнее для нас было, наконец, добраться сюда.
Вечер проходил в привычном ритме: Ваня занимался костром, обильно поливая сырые дрова бензином, я готовил ужин, Тёмыч ставил палатку. Закончив, мы со спокойной душой сели ужинать. Тот факт, что завтра мы будем неспешно колесить по Рыбачьему, сработал лучше любого снотворного. Спрятав всё, что может промокнуть под палатку, я закутался в спальник и заснул самым крепким сном за всю поездку.
Утром я на удивление не вскочил в начале девятого, а как следует выспался, проспав чуть ли не до полудня. Впрочем, неважно который сейчас час, ведь словно в компенсацию за короткое и холодное лето природа сделала так, что ночью здесь почти также светло, как и днём. Не знаю, какое бы мнение у меня сложилось, поживи я так месяц другой, но сейчас полярный день был нам на руку — можно не привязывать график своих передвижений к времени суток. Выбравшись из палатки, с удовлетворением отметил, что на улице хоть и хмуро, но дождя не предвидится. Позавтракав в одиночестве, ушёл к водопаду, казавшемуся самым мощным из тех, что мне доводилось когда-либо видеть. В средней полосе любое необычное проявление природы резко контрастирует с окружающей её ровностью и монотонностью. Здесь же, при всей своей мощи, водопад вписывался гармонично и ненавязчиво.
Когда Тёмыч и Ваня проснулись и позавтракали, я их потащил любоваться прекрасным. Таким образом мы все с пользой проводили наше время: пока они стояли на берегу, я изображал охотящегося на лосося медведя, благо сапоги давали возможность отойти подальше от берега и набрать воды в канистру. Оказывается, чуть выше по течению ещё была разрушенная мельница, но мы до неё не дошли буквально сотню-другую метров.

Встали мы всё таки на довольно проходном месте, мимо нас ехали смотреть на водопад все, кому не лень. Порадовал один дядька с большим фотоаппаратом, он поинтересовался, не на Немецкий ли мыс мы едем? Мы ответили утвердительно, он сказал, что если мы смотрели по телевизору, как ездят на эндуро, то тоже проедем(Люди, смотрите по телевизору эндуро-кросс и смело отправляйтесь на Рыбачий — доедете без проблем). Главное, говорил он, хорошо подумать, прежде чем дать газу, но с этим у нас проблем не было — ехали мы более чем медленно и осторожно, щадя подвеску. Ещё он отговаривал нас от поездки именно на сам мыс Немецкий, мол, там помойка последние лет двадцать, лучше съездить на мыс Кекурский — он на три километра южнее, но зато красивее и чище.
Закончили сборы мы где-то в начале шестого. Разгуливаться до обеда, а вечером ехать дальше — определённо, мне начинал нравиться такой распорядок. В конце концов мы уже взрослые и самостоятельные, в отпуске, и можем делать что хотим, темнее всё равно не станет, зачем куда-то спешить? По вечерам все обычно занимаются любимыми делами — кто-то вяжет, кто-то смотрит сериалы, кто-то пьёт пиво с друзьями, мы же собирались немного покататься по Рыбачьему. Ехали мы неторопясь, обгоняя попутные машины, толпами едущие на край света, в страну одиночества, холода и забвения. После Хибин эта дорога не вызывала каких-либо затруднений, думаю, во многих местах там спокойно можно было ехать с пассажиром, держать за руль одной рукой. Часто попадались глубокие лужи во всю ширину дороги, а также водители, стоявшие в раздумьях перед ними. Но после преодоления первой из них, остальные не казались такими уж страшными (а уж на обратном пути ничего, кроме умиления они не вызывали). Объезжали мы их то по левому, то по правому краю, и делать это приходилось настолько часто и систематически, что чем-то всё это напоминало лыжный слалом. Лужи были флажками, а мы — теми самыми лыжниками, огибающими их с разных сторон.
Окажись я на подобной дороге несколько лет ранее — мне бы точно не хватило терпения проехать её также педантично и аккуратно, я бы везде пытался ехать быстрее, постоянно получая удары в подвеску. Сейчас я смирился и еду медленно, поймав ритм дороги, притормаживая перед ямками, если не получается их объехать, Тёмыча тоже устраивал подобный стиль езды. Так мы ехали около одиннадцати километров, затем дорога начала забирать в горы, выведя нас к перевалу Муста-Тунтури.
Перевал этот отчётливо отложился у меня в голове, впрочем, как и у всех, кто здесь оказывается впервые. Скалы, покрытые мхом самых разных оттенков от тёмно-зелёного до ярко-салатового. Мох, как бурлящая морская пучина, его зелёные волны разбиваются о скалистые гребни, набегают на хаотично разбросанные серо-чёрные камни, взрываясь кислотно-салатовыми брызгами и оседая белой пеной. Пасмурное небо отражалось в многочисленных озёрах, вся природа была выдержана в едином стиле, где не было ничего лишнего — только оттенки серого и зелёного. Кажется, этот перевал — одно из немногих мест, которому идёт серый цвет неба.

Сама дорога по перевалу не запомнилась какими-то сложными участками, всё таки Хибины дали хорошую возможность отработать прохождение крутых каменистых спусков и подъёмов. Чем-то такая дорога даже радовала, когда ты не просто на инерции влетаешь в подъём, а плавно въезжаешь, рассчитывая силы, аккуратно объезжая ямки и торчащие камни. В такие моменты каждое твоё движение особенно плавно, отточено и осмыслено, выполнено без лишней суеты. Двигаться так — одно удовольствие. Впрочем, справедливости ради, стоит признать, что если бы не задняя резина, более-менее подходящая для таких дорог(метзелер туранс), пусть и с пробегом к этому моменту тысяч 15-17, и мотор, тянущий на низах, все эти подъёмы давались бы труднее. Тёмыч при попытках также аккуратно взбираться в подъёмы, неоднократно ловил пробуксовку заднего колеса при очередном добавлении газа. А уж если ему случалось останавливаться, то его просто стаскивало на скользких камнях обратно по склону. Ване же для поддержания низкой скорости приходилось постоянно играть сцеплением и разгазовывать мотор. В общем — приятного мало, поэтому можно понять, почему народ предпочитал держаться в некотором отдалении от меня.

В целом ехали мы по этому перевалу ровно час, ненапряжно, с частыми остановками, дважды обогнав одних и тех же велосипедистов, вот уж кому тут действительно было тяжко — так это им. Кататься в этих местах — одно удовольствие, постоянно открываешь за каждым поворотом и подъёмом новые вариации серого и зелёного. Но вот вдалеке показался краешек Мотовского залива, вода в нём была отчётливо синего, морского цвета. Был виден правый край полуострова Средний, а вдалеке проглядывали бока Рыбачьего, значит перевал скоро закончится.
За бортом было градусов эдак 10. Эх, вот и я выбрался на море в этом году, лето не прошло зря. — Подумал я.
В начале полуострова Средний на берегу залива стояла надувная кафешка. Вот чего не хватает в тех краях — так это кафе и ресторанов, а ещё лежаков на берегу и пляжных зонтиков. Хорошо хоть палаток с шаурмой нет. Хотя нет, одна была — вся ржавая, она валялась в канаве где-то перед перевалом. Видать бизнес не пошёл.
Дорога по полуострову Средний запомнилась множеством неглубоких, но подлых ямок, с абсолютно не поддающимся анализу алгоритмом расположения. Просчитываешь дорогу как перед собой, так и в глобальной перспективе на ближайшую сотню-две метров, потом суммируешь результаты и выбираешь оптимальную траекторию. Иногда всё идёт наперекосяк, и ты собираешь все ямы на пути, в то время как с другой стороны дорога относительно ровная, и пока ты перемещаешься туда, ситуация становится диаметрально противоположной. Короче — ад перфекциониста.


Догнали по пути одну из машин, кажется это был УАЗ Патриот. Весёлый водитель, видать воодушевлённый близостью самой северной континентальной точки западной части Российской Федерации, ехавший туда с семьёй, спросил, не на Рыбачий ли мы едем? Как ни странно, но да, мы тоже едем на мыс Немецкий. Удивительное совпадение, они тоже туда ехали и даже грозились добраться быстрее нас. Пожелав им удачи, договорились встретиться непосредственно на мысе. Что ж, на протяжении следующих дней ни на Немецком, ни где-либо ещё мы их больше не встречали.
Медленно и однообразно испещрённая ямами дорога тянулась вдоль всего Среднего полуострова. Я уже начал думать, что перевал был самым сложным участком на пути, и следующие тридцать шесть километров мы так и будем ехать вдоль Баренцева моря и, особо не напрягаясь, беззаботно любоваться красотами заполярья и думать каждый о своём. Ага, как бы не так.
Дав напоследок разогнаться на спуске, дорога резко сменила настроение так, словно кто-то сменил саундтрек со спокойной этнической музыки для медитаций на весёлый норвежский death metal. Помню, как думал, что после Хибин нам любая дорога покажется сущим пустяком. Так вот, проехав первые метров пятьсот по Рыбачьему я понял, что Хибины были лишь разминкой, лёгким аперитивом.
Начало девятого вечера, мы осторожно прикатывались к новому рельефу. На пути стало появляться много разнообразных сюрпризов: то приходилось скакать по камням как горный баран, потом было просто несколько километров чего-то вроде крупного щебня в перемешку с лужами, за ними и первые бродики подтянулись. Не то, чтобы всё это было большой проблемой, терпимо, ехать можно, но остро ощущался контраст с предыдущими километрами, уже просто так головой по сторонам не покрутишь, приходилось быть собраннее, уделять дороге больше внимания. Напрягала наверно не сама дорога, скорее неизвестность того, какой она окажется впереди, ведь нам ещё пилить и пилить. Обратная дорога этим же маршрутом точно далась бы гораздо легче. Лужи стали попадаться чаще и качественнее. Больше проблем доставляла не столько глубина, сколько спрятанные в воде сюпризы в виде камней и прочих неровностей, ибо зачастую вода была мутной, ехать приходилось на ощупь. На один из таких камней я таки умудрился наткнуться, хоть вода в том месте и была прозрачной — сработал третий закон Ньютона, я здорово отскочил назад и нелепо плюхнулся в воду, тем самым открыв наш счёт падений на Рыбачьем. У меня промок рукав и ботинки, но я специально пересёк этот брод ещё дважды, устроив себе эдакую работу над ошибками, после чего готов был ехать дальше.

Конечно, такие ситуации не добавляют уверенности при форсировании следующих бродов: то ты бодренько ехал в стойке, а теперь медленно ползёшь, нелепо перебирая ногами и опасаясь очередного внезапного булыжника в воде. Но успешно преодолев несколько бродов, снова обретаешь веру в себя и возвращаешься к прежнему ритму. Лужи становились глубже и шире, но постепенно ко всему привыкаешь.
Окружающая опустошённость и безлюдность успокаивала. Ради того, чтобы попасть сюда, не грех было проехать пару тысяч километров, и даже это расстояние казалось слишком дешёвой ценой. Мы ехали вдоль залива, незлобно переругиваясь с Ваней, иногда останавливались на перекуры и смотрели на море. Нас-то с Тёмычем устраивал наш темп, а вот Ване наверняка постоянно приходилось играть сцеплением. Он мог бы неоднократно отрываться вперёд и ждать нас, но нет, он терпеливо плёлся за нами. Тёмыч со своим маниакально-депрессивным психозом на удивление единственный сохранял полное спокойствие и умиротворение, казалось, что он вошёл в свой дзен и никакие трудности не смогут сегодня поколебить его душевное равновесие.

Хоть в целом с погодой нам и не повезло — скорее всего до этого долго шли дожди, потому что луж было неприлично много, но именно в эти часы погода была благосклонна к нам, с неба ничего не капало. Расстояние на навигаторе сокращалось непривычно медленно. Когда едешь по трассе, километры пролетают быстро, а тут счёт идёт практически на каждую сотню метров.
Одну из невидимых границ на Рыбачьем мы пересекли спустя тринадцать километров от перешейка. Место, где по большим плоским камням идёт крутой спуск к пляжу. Неподалёку находилась развилка: если ехать направо, то уйдёшь на Скорбеевский, дорога же, идущая прямо, вела к Вайдагубе.
С одной стороны в Хибинах нас предупреждали, что если ехать самым коротким маршрутом, то за пляжем будут неприятные броды. Нам советовали свернуть направо, когда покажутся остовы старых казарм — это будет дорога на Скорбеевский, она хоть и длиннее, но там броды не такие глубокие, и при желании их можно объехать. Я так и не понял, эту ли развилку он имел ввиду или ту, что была в самом начале, потому что никаких остовов казарм не наблюдалось.
Ломиться наудачу через неизвестную дорогу, либо ехать проверенным маршрутом, хоть и с бродами, но пройденным не одной сотней мотоциклистов? Я предложил второй вариант, и возражать никто не стал. Дорога протащила нас через пару впадающих в залив ручьёв, потом вывела к песчаному пляжу и бросила нас на нём. Навигатор указывал прямо, ну что ж, пляж, так пляж! Отлив был нам только на руку, и я, подчиняясь внутреннему зову, выскочил на отмель и, так хочется сказать, что открутил ручку, наслаждаясь скоростью и вдыхая свободу полной грудью… Нет, я аккуратненько потошнил по мокрому песочку на второй передаче. Тошнить по пляжу было приятно, войдя во вкус, я переключился на третью, и даже упустил тот момент, когда надо было сворачивать с пляжа направо вглубь полуострова, но ведь это замечательный повод намотать ещё несколько сотен метров по пляжу! По факту же ехали мы не совсем по берегу моря, слева вдоль моря шёл невысокий песчаный гребень, и вот за ним уже лениво плескались морские волны. На обратном пути я таки переехал через этот гребень и прокатился непосредственно по тонкой кромке между берегом и водой так, что морские волны омывали колёса мотоцикла. Так забавно, в памяти этот момент тянется очень долго, а на деле мы катались там всего минут пять. Эх, отправь сейчас меня в прошлое, я бы всеми силами постарался донести до себя мысль, что нужно проехаться по этому пляжу раз десять туда-обратно, выйдя на кромку залива, с каждым разом всё быстрее и быстрее, чтобы эти воспоминания как следует въелись в нутро. Плевать на усталость и на то, что хочется скорее добраться, я буду вспоминать не то, как я утомился по пути, нет, вспоминать буду, как рассекал по самой кромке моря, жалея, что этих моментов было слишком мало. Но тогда нам казалось, что распылять свои силы — не самая лучшая идея.
Впрочем, несмотря на свою скоротечность, прохват по пляжу нам подарил заряд хорошего настроения, мы чувствовали себя типами из пафосных мотоклипов, которые оседлали мощные эндуро и летят вдоль берега моря на крыльях свободы к горизонту.
Вновь появившаяся дорога несколько сотен метров даже позволила держать неприлично высокую для нас скорость около сорока километров в час, пока не вывела к очередному броду. Ну его нафиг — подумал я и полез за болотными сапогами. Хватило с меня уже одного из предыдущих ручейков, который я на авось проехал с ходу прямо через центр, поймав в середине довольно глубокую яму так, что вода дошла до бака.
В детстве обычно запрещают мерить лужи, теперь я вырос, нахожусь чёрт знает где и чем сейчас занимаюсь? Правильно. В своих сапогах я чувствовал себя королём местных болот, потому что можно было ходить где угодно, не боясь замочить ноги и зачерпнуть воды. Промерить брод оказалось правильным решением — в правой его части дно было илистое и высоты сапог едва хватало, соваться туда на мопедах не стоило. Относительно неглубоко было слева, если ехать по самому краю, но и там на дне я нащупал несколько здоровых булыжников. По очереди страхуя друг друга, мы, один за другим, успешно перебрались на другой берег.

Всю дорогу до маяка мы ехали по моему старенькому навигатору, который я откопал непосредственно перед поездкой, и похоже после пляжа он решил пошутить над нами, предложив немного срезать. Мы же не стали подвергать сомнениям проложенный им маршрут.
Складывается ощущение, что на отрезке от развилки до поворота на Скорбеевский мы едва ли не больше времени потратили на ходьбу пешком и промер бродов, нежели непосредственно на езду. Возможно мы слишком осторожничали, но всё таки никто не знал на практике, на какую безопасную глубину наши мотоциклы могут погружаться. Со смесью отчаяния и надежды мы всматривались вдаль за каждый новый холмик, всем своим нутром надеясь, что за ним будет очередного брода.
Отчётливо помню один из них, длиной метров сто — сто пятьдесят. Сделав несколько шагов, мои ноги стали увязать в иле, а вода едва не заливалась в болотники. Идти мерить дальше перехотелось. Кажется, на этом моменте нам стоило бы задуматься, а вдруг где-то есть альтернативная дорога, более сухая? Но нет, у нас же есть замечательный навигатор. Сказано же — тут дорога, значит будем ехать дальше.

Не знаю, какое выражение подойдёт, чтобы дать правильную оценку нашим действиям: слабоумие и отвага, или же упорство и упоротость. Справа было несколько свежих колей — явный признак того, что мы не единственные, кто опасался лезть в брод, так что решено было прорываться в обход. По очереди в шесть рук мы выволокли мотоциклы в поле и воткнули их в колеи. Сложнее всего было с ТДМ-ом — бедняга отчаянно цеплялся за траву подножками и вообще всеми выступающими частями, при попытке перетащить его из одной колеи в другую садился на брюхо и умолял оставить его в покое, но мы были неумолимы — я сидел за рулём, Тёмыч толкал сзади, Ваня тянул за переднее колесо, и в конечном счёте мы добились таки своего, преодолев метров десять по изрытому колеями полю и поставив ТДМ колёсами в одну из них. Езда по колеям — не проблема, только в самом конце был небольшой подвох: немного топи и грязи, которую нужно проскочить на инерции, чтобы въехать на находящийся следом небольшой пригорок. Нужно было взять правильный разгон, ибо не рассчитав скорость можно было запросто перелететь горку, следом за которой был крутой склон и тот самый бродик, ожидающий своих жертв. Тёмыч там чуть не навернулся, затормозив в самый последний момент, и ему пришлось удерживать мопед передним тормозом и ногами, пока мы со всех ног бежали к нему на выручку.
Нам нужно было срочно во что-то поверить, и мифической точкой, где по моим убеждениям наши страдания должны закончиться, стал перекрёсток, где примыкала дорога со Скорбеевского. Всё таки джипер говорил, что через Скорбеевский проехать легче, и до точки пересечения с той дорогой нужно было ехать километра три-четыре.
Со всеми этими пешими прогулками в полном обмундировании и физическими упражнениями мы порядком взмокли и устали, поэтому когда буквально через пару сотен метров после этого брода на нашем пути опять появилось нечто похожее, было два вопроса: да сколько же ещё, и за что нам всё это?!
Но на деле же всё оказалось не так плохо — хоть брод и смущал своей длиной и шириной, по факту же глубина там была всего лишь немного выше колена, так что прощупав весь брод ногами и найдя оптимальную траекторию, я показал на примере своего мотоцикла, что преодоление брода вплавь реально и предложил народу всё таки форсировать водную преграду. Народ сказал: ”Развлекайся”, и я, обладатель единственных болотных сапог, по очереди переправил все мотики. Больше всего переживали за ТДМ, так как его глушители находятся ниже ватерлинии, но подсмотрев до этого поведение ТДМа в воде, я заверил Ваню, что во время преодоления брода глушители будут находиться в кильватере мотоцикла, и если плыть и не останавливаться, то вода будет их обтекать.

После этого участка стало чуть легче, броды уже не были такими длинными, их мы проезжали по краю. Навигатор показывал меньше двух километров до искомого перекрёстка, где наши страдания должны кончиться и по моим предположениям дорога должна стать лучше. Словно символически прохождение последнего глубокого брода на тот день Ваня отметил феерическим двойным падением. Надо было ехать за мной, строго по краю, но похоже Ваня немного забрал к центру, и заднее колесо ТДМа стащило в подводную колею, оставленную каким-то внедорожником. Второй раз он упал, пытаясь поднять свой мотоцикл. Внешне невозмутимый, с филосовским спокойствием относящийся к своим неудачам так, что кажется будто его вообще ничто не может по-настоящему расстроить, Иван дошёл таки до своей точки кипения. Психанув, он пытался завестись прямо на месте, с глушителями, полными воды. Естественно, мопед не схватывался, мы вовремя одёрнули Ваню, дабы он не залил мотор. Почему-то в этот момент мне вспомнилось, что он единственный из нас, кто решил не следовать примете, толкая руками технику через полярный круг, чтобы обратно везла уже она тебя. Перед выездом Ваня до последнего момента не определился, ехать ли ему с нами на Рыбачий, либо же сразу сворачивать в Финляндию. Конечно я его всеми силами агитировал ехать с нами до конца(ведь помимо того, что с Ваней веселее, шансы выжить втроём выше, чем вдвоём), но всё таки ему стоило задуматься, на что он подписывается, вписавшись в общество таких профессиональных придурков(мягко говоря), как мы с Тёмычем. В результате он всё таки согласился поехать с нами, слабо представляя, что его будет ждать. Ванино душевное равновесие было нарушено, и его психоэмоциональное состояние стало по экспоненте скатываться вниз, он стал негодовать, зачем мы вообще мы попёрлись этой дорогой. Мы всеми силами пытались донести до него мысль, что на самом-то деле ситуация далеко не безвыходная, ведь даже если мопед не заведётся с кнопки, всегда можно его потаскать на тросе, уж сколько раз так делали — не счесть. Рядом был крутой подъём, так что загнав туда ТДМ мордой вверх, удалось слить часть воды из глушителей, после чего мопед завёлся, а оставшуюся воду выплюнул после нескольких хороших прогазовок.
Мне во чтобы то ни стало хотелось преодолеть последние километры до мыса именно сегодня, не оставляя ни единого метра дороги на следующий день. Возведя в такой высокий ранг это место, в своём стремлении поставить всё на карту ради того, чтобы последним рывком достигнуть цели, я возможно поневоле утягивал за собой Ваню и Тёмыча. Хорошо, когда долго вынашиваешь в себе какую-то идею, потому что слаще всего получать то, чего так долго желал. Мы находились всего в четырёх-пяти километрах, я был весь в предвкушении своего долгожданного подарка, эдаким паломником, который приближался к собственно созданной и воспетой святой земле, прекрасно осознавая, что в своих мотивах я скорее всего одинок, и что ничего особенного я там не увижу.
После отворотки на Скорбеевский были только большие лужи, которые, может быть и могли бы нас смутить в начале дня, но сейчас мы их пролетали с ходу вообще не напрягаясь, дальнейший участок дороги нам показался действительно хорошим.
Чем больше сокращалось расстояние до цели, тем ближе подкрадывалась радостная эйфория. Доезжаем до северного края Рыбачьего, рядом метеостанция, было видно море. Сюрреализма добавлял фиолетово-сиреневый закат, щедро окрасивший своими цветами затянутое тучами небо. Этим цветом было пропитано всё: отражение в лужах, кусты, трава, воздух. Навигатор символически зависает и выкидывает неведомую до этого системную ошибку. Сдохни он чуть раньше — и возможно нам не пришла бы в голову идея ломиться через броды, мы бы поехали искать объезд. Вдалеке была видна метеостанция, а уж дорога от неё была ясной и понятной — море должно быть по правую руку, просто езжай вдоль берега, и ты окажешься на Немецком. Последние километры хорошей грунтовки, она обрывается у шлагбаума, и мы оказываемся на пустыре. Перед нами несколько заброшенных строений, позади радиолокационная станция, слева маяк, а впереди бескрайнее широкое море. На часах ровно полночь. Похоже, это и есть тот самый мыс Немецкий, можно наконец заглушить мотоциклы и подумать, что мы будем делать дальше. Остановились мы у здания старого маяка. Ваня начал прыгать и радостно кричать, мол как же здорово, что он ещё не сдох, эта тенденция оказалась заразительной, и скоро мы вторили Ване.

Вокруг пустынно, сколько ни смотри по сторонам — везде только мох, ни единого деревца или кустика. Валяются кучи мусора, в землю вросли бетонные плиты, неподалёку три полуразрушенных строения. По логике нужно было срочно разбивать лагерь, готовить еду, обустраивать место для ночлега, на всё это нужно время, поэтому чем быстрее начать этим заниматься — тем будет лучше. С моря дует пронизывающий холодный ветер. Но чёрт возьми, столько ехать и теперь, когда тебя отделяет всего пара сотен метров до конечной цели, заниматься лагерем?! В начале этого дня я сказал себе, что ни единого метра не оставлю на завтра, сейчас осталась последняя часть пути, и её нужно преодолеть сегодня. Ваня не разделяет моего энтузиазма — промокший и замёрзший, он настаивает на том, чтобы поскорее приготовить что-нибудь горячее, но меня уже не остановить. Снимаю с себя сухие термоштаны, нахожу в запасах последние сухие джинсы, вручаю всё это Ване, чтобы он не замёрз окончательно, пока нас Тёмычем не будет. Тёмыч незаметно прихватывает бутылку портвейна.
Начало первого ночи, мы спускаемся со склона, на земле среди зелёного мха растут какие-то синие ягоды, что-то вроде черники. Последние несколько десятков метров мы аккуратно ступаем по острым граням скользких утёсов. Столько времени вынашивать планы, пройти через столько трудностей, и вот ты в конце пути, и жизнь тебе протягивает приз — держи, ты заслужил его. И ты можешь просто подойти и взять его. Больше никаких препятствий. Не верится. Остаётся преодолеть буквально несколько десятков метров, мы идём не спеша, растягивая последние мгновения. Мы растворяемся в этом моменте, и всё остальное уходит на задний план.