Путешествия

Рыбачий. Часть 3.1
м. Немецкий, отступление


Нас нет. Мы — это разбивающиеся о скалы волны, словно огромные лёгкие вздымаются и опускаются водоросли, море дышит. Мы — это бегущие серые облака с тонкой прослойкой чистого неба у горизонта. Мы — это острые грани чёрных утёсов, пронизывающий северный ветер.
Взбираемся на уступ почти у самой кромки моря, смотрим на горизонт, откуда приходят облака. И плевать, что за бортом совсем не летняя погода.
Мы часто думали об этой поездке, какой она будет, какие трудности возникнут на пути? Сомнения и неопределённость медленно подтачивали нас, но мы всё таки осуществили задуманное, и сейчас внутри что-то освободилось. Как эдакий рюкзак, к которому уже настолько привык, что перестал замечать его вес, а сняв его, понял, насколько же без него удобнее и свободнее. Внутри нас всё переворачивалось от неожиданно накатившей лёгкости, мы каждую секунду осознавали себя в этом давно забытом ощущении и что-то бормотали себе под нос, снова и снова возвращаясь к этой мысли, чтобы заново её осознать. Когда-то мы бродили по ночам вдоль Яузы, пить всякую дрянь на её причалах, а мечты о мотоциклах казались недосягаемыми и бесплодными. Скажи нам кто-нибудь, что в будущем мы доберёмся до некоего места, называемого краем, будем сидеть на утёсе и пить портвейн — ни за что бы не поверили.
Наивно полагать, что достигнув столь желанной цели, в тебе что-то переменится, ибо скалам и морю безразличны те надежды, которые на них возлагают. Им нет дела до того, что их называют какой-то там северной точкой, с тысячелетней высоты своего незыблемого существования скалы безразлично смотрят на твою хрупкую и скоротечную жизнь. Что им вся эта возня? Тут как будто ничего не менялось последние несколько тысяч лет, и столько же не изменится. Они переживут людей и плоды их существования. Мы умрём, умрут наши дети и внуки, а здесь у тех же скал будет расти тот же мох. Это постоянство пугает и завораживает одновременно. Стоит попробовать забыть о себе настоящем и ненадолго заглянуть в эту бездну, настолько глубокую, что дна её не видно.

На обратном пути мы с Тёмычем проявляли чудеса эквилибристики, так ни разу не поскользнувшись на мокрых камнях, что было довольно странно, ибо если в начале портвейн ещё плескался в пластиковой бутылке, то потом он уже был внутри нас. Более того, мы стали растаскивать полуостров на сувениры, откалывая себе кусочки местной горной породы.
За время нашего отсутствия Ваня расстелил пенку у мотоцикла и забрался в спальник, в таком виде он созерцал северное море, вальяжно подперев голову рукой. Формально так называемый край света был покорён, так что теперь можно было смело решать вопросы чисто бытовые: как нам тут теперь выживать и что делать дальше? Обследовав несколько заброшенных домов, отбросили вариант гостиничного размещения — Тёмычу не понравилась тамошняя аура, и мы решили не идти вразрез с его душевными предпочтениями. Обосноваться решили у старого маяка, чтобы хоть как-то укрыться от ветра со стороны моря. Я разжигал примус, ребята ставили палатку, отчаянно сражаясь с порывами ветра, затем мы начали разводить костёр. С целью ветрозащиты очага находчивый Артём притащил ржавое крыло от какой-то машины, а также другие части кузова, которые отлично подошли для этой роли и очень гармонично вписались в атмосферу нашего сталкерского бомж-пикника на краю света. Пока грелась вода в примусе, Артём коптился у огня, Ваня согревался тем, что рубил топором старую облезлую дверь, я же соорудил что-то вроде бельевой верёвки, на которой развесил мокрые вещи и, весьма довольный своим изобретением, решил немного побродить по окрестностям. Конечно не факт, что что-то сможет высохнуть в такую погоду, но хуже точно не будет.

Пройдясь вокруг нашего лагеря, можно было встретить несколько ржавых остовов машин, детский велосипед, распятый меж двух столбов, ржавый бензобак от какого-то советского мотоцикла, кучи мусора, сгнившие деревянные рамы, двери с остатками облупившейся краски, куски бетонных плит разных форм и размеров. В одном из домов я обнаружил развалившуюся печь, а ещё чуть дальше стояло шикарное кресло с видом на море. Будь у нас турка, то можно было бы сварить кофе и неспеша пить его, сидя в кресле и любуясь окружающим декадансом.

К утру ветер совершенно не утих. Проснувшись в разбитом и замёрзшем состоянии, я некоторое время залипал в Ванин планшет, пока меня не начала грызть совесть, что приехать чёрт знает куда, а потом сидеть в палатке — это неэтично и аморально. Надев кучу тёплых вещей, лениво выполз на улицу. С ночи как будто ничего не изменилось: тот же уровень освещённости, то же серое небо, то же море и заброшенные дома рядом с нами, мотоциклы никто не спёр. Вещи за ночь вообще не высохли, но хорошо хоть не было дождя, и они не промокли ещё сильнее.
Утром мыс Немецкий показался довольно оживлённым местом: туда сюда сновали всякие внедорожники, эндуристы и прочие товарищи, поглядывая на нас и наш лагерь посреди развалин, как на диковинных зверьков. Все они обычно подъезжали к побережью, бродили там минут десять-пятнадцать, после чего, преисполненные чувством выполненного долга, уезжали восвояси.
Пока народ спал, я ушёл бродить вдоль берега. Где-то вдалеке смутно угадывались очертания скал, неужели и правда Норвегия? Такая близкая, и такая далёкая и недоступная одновременно. В паре километров от лагеря берег оказался немного другим: не было вчерашнего сплошного частокола острых гребней. Пласты чёрной слоистой породы широкими грубо отёсанными ступенями неспешно вели к морю, шагая по ним ты словно спускаешься к сцене амфитеатра, пробираясь через пустующие зрительские места, только спектакль этот давно закончился, и тебе остаётся довольствоваться лишь оставшимися руинами былого величия. Вскоре я оказался на просторной ровной площади, словно безлюдной гигантской мостовой, покинутой и безучастной. Из звуков только шум ветра и плеск волн. То тут, то там на камнях виднелись ярко зелёные брызги водорослей, кислотой въедавшиеся в серо-чёрную скалистую породу, а подступы к воде были оплетены сплошным бурым шлейфом скользкой морской тины, оставленной отливом. Щебетание редких птиц разбавляло мрачную неживую атмосферу, словно намекая, что в этих древних, застывших во времени развалинах всё ещё теплится некая жизнь. На небольшом скалистом островке гнездились бакланы, беззаботно размахивающие крыльями, их нисколько не смущала ни эта опустошённость, ни разбивающиеся поблизости волны.

До какого-то момента в моей голове не было целостной картины мира, он был раздроблен на множество зон и локаций, соединённых линиями метрополитена, поездами, автобусами. Я знал, что находится в начальной и конечной точках, а то, что между ними — тайна, которую хотелось раскрыть. Тогда это казалось большим достижением — своим ходом добираться до центра, тем самым собирая недостающие кусочки большого пазла. Постепенно в голове стало вырисовываться какое-то представление города и его окрестностей. Но пазл не заканчивался одним только городом. Помню первый относительно длинный прохват на велосипеде, из Москвы в Солнечногорск, а затем и в Тверскую область. Утренняя свежесть, первые лучи рассветного солнца, я чувствовал себя эдаким Христофором Колумбом, который преодолевал долгий океан асфальта между двумя материками. Меня всегда дразнил указатель на Ленинградке, сообщавший, что до Санкт-Петербурга 670 километров, и буквально через месяц после появления у меня четырёхсотого бандита мы также на рассвете рванули со Стасом в Питер, не имея ни малейшего представления, что делать в случае поломки, ни каких-либо инструментов, дождевиков и прочих вещей, без которых сейчас даже в самую короткую поездку не отправишься. Пробыв в городе несколько часов, двинулись тем же вечером обратно, тем самым уложив всю поездку в 25 часов. Я наконец-то заполнил недостающую пустоту между двумя столицами, и это чувство удовлетворения долго ещё согревало меня. Так я постепенно расширял границы своего представления о мире. Обязательное условие — своим ходом, только так складывалась цельная картина — когда ты сам проезжаешь весь путь. Но в любой поездке рано или поздно наступал момент, когда ты достигал точки, в которой нужно было поворачивать обратно, а дорога тем временем уходила всё дальше, не думая заканчиваться. И каждый раз было грустно, ведь так интересно, что же там?
Но оказавшись здесь, я понимаю, что дальше только море, тянущееся на долгие сотни километров, казавшиеся бесконечными. Пусть всё это очень формально и с большой натяжкой, но я наконец-таки добрался до маленького краешка огромного пазла.
Давняя детская мечта, о которой я давным-давно забыл, вдруг снова затрепыхалась внутри. В такие моменты тебе легко и свободно, хочется просто идти вдаль без оглядки, куда глаза глядят, а когда придёт пора поворачивать назад, внутри не останется места для неудовлетворённого любопытства, ибо это и есть столь желанный край, и я до него добрался, проложив тоненькую дорожку от самого дома. Я бы с большим удовольствием обошёл пешком весь мыс, наслаждаясь этим ощущением завершённости. Но надолго уходить без предупреждения — не самая здравая мысль, и я нашёл себе хорошую альтернативу — забрался на скалы в некотором отдалении от берега и довольствовался открывающимся видом.

По пути назад отметил группу мототуристов, они преодолевали свои последние пару сотен метров до маяка. Среди них было даже два стрёма, я поспешил к ним навстречу, но похоже ребята были слишком увлечены дорогой, так что после пары вопросов я оставил их в покое.
Вскоре в нашем лагере воцарилось оживление — я в спешке прятал сушившиеся вещи, так как накрапывал небольшой дождь, в это время пробудился Ваня, а затем и Артём вылез из палатки. Поделившись своим открытием относительно появления на мысе ещё одной компании мотоциклистов, предложил незамедлительно съездить познакомиться, пока они фоткались у маяка. Вроде бы среди них было два стрёма, гусь и какая-то пластиковая хонда. Отложив все дела, мы завели моторы, скинули лишний хлам с мотоциклов и поехали к ним на встречу. Пару часов назад я видел, как с ближайшего склона съехало два КТМа и подумал, а чем мы хуже? Впрочем, наверно не стоило брать с них пример, ибо Ваня спросонья упал и сломал себе зеркало.
Из семи присутствующих у маяка мотоциклов большинство были стрёмами, остальные — это литровый выфер, маленький гусь и Ванин ТДМ. Стрём — народный мотоцикл, один даже был с пассажиром, фактом своего присутствия доказывая, что до маяка можно добраться вдвоём. Ребята уже были в курсе о нашем присутствии на Рыбачьем — нас сдали те двое велосипедистов на перевале. Часть их группы осталась в лагере, а сами они спрятали шмотки где-то по пути, чтобы облегчить вес. Я тогда ещё удивился, когда узнал, что они ехали через все броды. “Во дают” — подумал я. Не парились и просто ехали напролом. Во мне были некоторые сомнения, может это мы как обычно лезли через дебри, в то время как они ехали по нормальной дороге? Но я больше склонялся к мысли, что всё таки вчера мы зря боялись лезть в тот глубокий бродик.
Потом я начал грузить чувака на выфере расписанием приливов и отливов, весь процесс он не переставая снимал на селфи-палку, попутно что-то комментируя. Он почему-то решил, что обитаем мы тут уже несколько дней(видать выглядели совсем плохо), и что мы якобы не в пример подготовленнее их. По моим подсчётам получалось так, что до маяка они проскочили как раз таки в отлив, который уже закончился. Услышав это, ребята засуетились и, перекусив на скорую руку тушёнкой, помчали обратно. Наверно не стоило им рассказывать про приливы, так бы они ещё погуляли по мысу.
Мы вернулись в наш лагерь, и позавтракав, начали собираться. Ваня просушил свои штаны в сооружённой им коптильне, я отмыл в море всю посуду, хоть меня и убеждали, что в немытых тарелках еда нажористее. Последний этап сборов проходит в молчаливой сосредоточенности, мы как древние воины готовимся к очередному сражению, тщательно подгоняя все элементы доспехов. Каждый виток скотча вокруг мусорных пакетов, которыми были обтянуты ноги, был аккуратным и точно выверенным. Всё, что не должно промокнуть, надо убрать на дно.
Так уж случилось, что в этой поездке роль Сусанина изначально досталась мне, и для разнообразия ехать обратно я предложил через Скорбеевский, да и вроде броды там не такие глубокие. Народ единогласно согласился, хотя учитывая мою тенденцию сулить отсутствие серьёзных трудностей на пути и то, чем это всё в результате оборачивалось, им стоило как минимум насторожиться. Наконец, около семи вечера последняя стропа была затянута и последний кофр был закрыт. Мы доезжаем до креста, а следом я иду к морю, мне было бы обидно уезжать, не взглянув на него ещё раз с чёрных утёсов.
Оставляю мотоцикл у скал, меня слепит яркий свет, поднимаю голову и вижу отступающие тучи. Буквально несколько минут назад всё небо было беспросветно серым, лишь вдалеке маленький кусочек моря озарялся светом, а сейчас под невидимым натиском тучи уплывали обратно. В какой-то миг небо оказалось поделенным на две равные половины, и граница эта сдвигалась буквально на глазах. Не так уж и часто нам случалось видеть синее небо, а уж солнце — и того подавно, и каждое его появление было для нас подарком, который сложно переоценить. В ярком солнечном свете мыс оживал и преображался, освещая новые грани.

На серо-чёрных скалах играют солнечные блики, свет переливается причудливым пятнистым узором среди водорослей и мелких камушков на дне. Я стою и по-новому смотрю на мыс и понимаю, что всё совсем не так, как я думал, но времени уже нет… Постояв ещё несколько минут, кидаю монетку через плечо, возвращаюсь к мотоциклу.
Семь вечера, солнце над головой, впереди незнакомые и безлюдные дороги, наш дом достаточно далёк и перестал ощущаться реальным, мы в другом мире, где нет хлама повседневных забот, не важна твоя коммуникабельность и деловые качества. Здесь имеют значение только такие простые вещи, как надёжность техники, количество бензина, воды и еды, твои навыки, здоровье и выносливость. Мы не имели ни малейшего представления, какие преграды встретим, и где сегодня закончится наш день — что ещё нужно для счастья?
Проезжаем знакомую метеостанцию, от серых туч не остаётся и следа, и мы с достоинством готовы встретить любые трудности. Вскоре после нужного нам поворота нас поджидал первый хороший бродик. Но такими препятствиями нас уже не удивить. Так сложилось, что через глубокие водные преграды мотоциклы перегоняю я, так как только у меня есть замечательные болотные сапоги. В самом глубоком месте было сантиметров семьдесят-восемьдесят, вода доходила Стрёму почти до фары, но дно было относительно ровным. Ехал не быстро, чтобы не нагонять высокую волну перед собой. Большой Стрём также уверенно переплыл брод, из неприятного было только то, что заднее колесо пару раз сорвалось в юз на подъёме, следовавшем сразу после брода (у Тёмыча на удивление хорошо получалось выживать с такой резиной на Рыбачьем, при этом упасть он умудрился только единожды, что раз в двенадцать меньше, чем мы с Ваней, вместе взятые), а вот ТДМ загонять туда я не решился, и мы пустили его в объезд через болото, сполна вспомнив грязевые покатушки. Я сидел верхом, играясь ручкой газа, ТДМ воображал себя китом и испускал фонтанчики грязи в толкающего сзади Артёма, Ваня вытягивал свой мотоцикл за переднее колесо, — короче, весело и интересно было всем.
Вытолкав ТДМ из болота, поднимаемся на возвышенность и видим раскинувшуюся тундру, широкую и монотонно-пустынную. Дорога, уходящая вдаль, была ровной, сухой, она располагала к себе и вызывала доверие, по ней хотелось ехать и ехать так, чтобы она никогда не заканчивалась. Это была идеальная грунтовка, которая местами позволяла разгоняться чуть ли не до восьмидесяти без ущерба для подвески. Кажется, что если когда-то окажусь в Новой Зеландии, то у меня случится жуткое дежавю, связанное с этим ландшафтом. На протяжении всей дороги до Скорбеевского единственной преградой, требующей нашего внимания, оказался только один ручей, выплеснувшийся на дорогу. Впрочем, мы напрасно переживали: вода нигде не поднималась выше ступицы колеса, крупных камней на дне не встречалось.
И вот вдалеке справа показываются заброшенные дома. Скорбеевский.


Дорога ведёт нас через центр заброшенного поселения, по обеим сторонам стоят полуразрушенные дома, мы продолжаем отступление с Немецкого, не останавливаясь, и на смену домам скоро приходит привычный для этой части Рыбачьего пейзаж — местность становится более холмистой, появляются невысокие кусты, на дороге встречается всё больше камней и луж, следуют первые неглубокие каменистые броды. Мы свежи, бодры и полны сил, и мне не лень останавливаться перед каждым мало-мальски длинным бродом и промерять его, прокладывая в голове оптимальную траекторию в объезд крупных булыжников на дне.
В одном из таких бродов Ваня, едущий последним, налетает на камень и падает, я сломя голову несусь к нему, вода заливается в болотники — неприятно. Поднимаем ТДМ, теперь до конца дня у нас будут мокрые ноги, но что поделаешь — едем дальше. Вскоре наш путь преграждает быстрая речка — Скорбеевская, она петляет по Рыбачьему, и в дальнейшем преодолеть её нам предстоит ещё дважды. Вода прозрачная, дно неглубокое, но оно всё усеяно здоровенными булыжниками. Я себя воображаю крутым эндуристом — встаю в стойку и с ходу влетаю в воду, но в самом конце нелепым образом падаю, холодная вода быстро заливается в сапоги, ещё и рукав вымочил. И ладно бы я не справился с управлением — проехав две трети, я решил собраться с силами перед последним рывком, остановился, поставил ногу на дно… И нога не нашла опоры.
Теперь уже особого смысла в болотниках не было — ноги и так мокрые. Наученные горьким опытом, страхуем Тёмыча, а следом и Ваню. Похоже, что хороший десятикилометровый участок дороги закончился, и нам оставалось лишь гадать, что же будет дальше.
Через километр нас снова поджидает река, а потом ещё одна, и ещё, и ещё. Нам дали ясно понять, что излишней самоуверенности не место в подобных ситуациях, нужно трезво оценивать свои силы и возможности и никуда не спешить, и мы по очереди страхуем друг друга. Форсирование последнего русла выдалось самым запоминающимся. Течение достаточно быстрое, чтобы доставлять неудобства, а многочисленные камни, беспорядочно валяющиеся на дне, добавляют интереса. Колёса буксуют на скользких камнях, тяжёлые мотоциклы носит в разные стороны, норовя упасть, с большой неохотой они всё же продвигаются вперёд. А в конце снова крутой подъём с сильно выступающмим камнями, литровый стрём чуть не сползает назад. Кажется, что в одиночку на таких мотоциклах туда лучше не соваться, да и насчёт того, чтобы ехать вдвоём тоже стоит призадуматься, если у вас только не лёгкие эндуро. Незначительная разница в 20 кг(или сколько там, не помню) между 650-ым Стрёмом и литром ощущалась довольно остро, как-то раз Тёмыч сказал, что мой мопед вообще кажется велосипедом после его литра. Наше отступление с Немецкого ощутимо замедлилось, и причиной тому были не только реки и ручьи, часто пересекающие дорогу, но ещё и частые каменистые броды. Впрочем, был ещё участок с песком, по которому нормально передвигаться мог только Ваня, мы же на своих лысеющих покрышках пытались ехать вдоль дороги по тундре. Дорога то и дело петляла между холмами, по долине были разбросаны десятки небольших озёр.
Поначалу я промерял чуть ли не каждый брод и, проезжая сам, возвращался страховать Ваню с Тёмычем. Если брод выдавался сложным, перегонял ТДМ. А зачастую было так, что как только заканчивалась одна лужа, через несколько десятков метров появлялась другая, плавно переходящая в третью, и так далее на сотни метров вперёд, насколько хватало глаз. После нескольких таких прогулок мне это всё порядком надоело, с таким успехом можно вообще уйти пешком километров на пять вперёд, так что слезал с мопеда только перед теми местами, что вызывали наибольшие опасения.

Все наши надежды были обращены к возвышенностям, казалось, что там будет сухо, но после дождей многочисленные озёрца выходили из берегов и подтапливали дорогу. Лужи здесь были не столько глубокими(ну может полметра, редко когда глубже), сколько протяжёнными, с неизменными булыжниками, скрытыми в мутной воде. Иногда было совсем мелко и мы даже видели, куда едем, впрочем, камни от этого не были менее скользкими. За всё наше время покатушек по Рыбачьему Ваня насчитал 38 ударов днищем, ТДМ адаптировался как мог, и его патрубки выпускных коллекторов постепенно принимали более плоский вид. Пожалуй, львиная часть этих ударов пришлась на этот небольшой отрезок. Но трудности пугают только в начале, постепенно ты привыкаешь к ним, к необходимости постоянной концентрации, к постоянному риску не справиться с управлением и упасть, ты отбрасываешь все ненужные мысли и начинаешь верить только в свои силы, в надежность и верность своих решений, верить в себя. Постепенно ты забываешь о каких-то внешних раздражителях и погружаешься в эдакий транс, словно осознанное сновидение, где часы пролетают словно минуты. Внутри начинает шевелиться что-то смутно похожее на счастье, но ты весь поглощён дорогой, и времени отвлекаться нет.
Осознание того, что я слегка подустал, пришло только тогда, когда очередное вскарабкивание в седло моего маленького лёгкого эндуро становилось небольшим подвигом. В какой-то момент езда в стойке стала роскошью и непозволительной тратой оставшихся сил, которые стоило приберечь в качестве резерва, ибо чёрт его знает, что там дальше ещё будет. Ваня поначалу слегка возмущался, почему я не бегу перегонять его мотоцикл, но я решил, что люди мы уже взрослые, и каждый сам в состоянии о себе позаботиться. Большинство глубоких луж стали проезжаться на авось, и удивительно, но все прекрасно справлялись! Стоит только тебе оказаться брошенным на произвол судьбы, как тут же начинают происходить чудеса. Конечно, после брода я останавливался и сидя в пол оборота наблюдал, как там мои друзья? Помимо того, что мысленно и визуально я всегда оставался с ними, я ещё успевал выкраивать пару минут столь драгоценного отдыха.
Передвигаешься рывками с пешей скоростью, постоянно сражаясь с подпрыгивающим на камнях и бросающимся в разные стороны рулём, нелепо ловишь ногами норовящий упасть мотоцикл. Уставший от постоянного сражения с рулём, опять хочу взять передышку в конце одного из бродов, и опять моя нога не находит опоры. Второй раз уронив мопед, жду Тёмыча, который помогает поднять его и залезть обратно в седло. Мысленно я представлял себе, что за очередным поворотом дорога изменится в лучшую сторону, иногда это и правда происходило, и метров триста подряд мы проезжали посуху, пока наш путь не преграждал очередной брод. Помню забавный мост через овраг, сделанный из днища какой-то самоходки. Перед ним образовалась длинная лужа глубиной чуть ниже колена, всё было в грязи, чтобы заехать на этот импровизированный мост, нам приходилось втаскивать мопеды по уже отработанной технологии: один тянет за переднее колесо, другой толкает в кофр. Забавно было найти потом в интернете фотографию этого мостика, на которой и в помине не было следов грязи и луж. Так подумать, в момент этого снимка подтопленностей на Рыбачьем должно быть раз в десять меньше, а это значит в десять раз меньше боли и страданий. Впрочем, именно за такие моменты мы так ценим наши поездки.
Кажется, я падаю в очередном броде, или не падаю, но почему-то останавливаюсь и выливаю из сапог воду. У Вани заканчивается бензин, он опустошает семилитровую канистру. Через несколько километров его примеру последовал Тёмыч. Светит солнце, небо плавно окрашивается в закатные цвета. Проезжаю очередное вышедшее из берегов озеро, оглядываюсь назад, алое небо отражается воде, я смотрю, как по этой раскалённой лаве едет Ваня, и лавы этой — насколько хватает взгляда, словно мы спасаемся от извергающегося вулкана.

Везде вода, кругом вода. В какой-то момент меня всё это достаёт, я опрометчиво бросаюсь в объезд по тундре. Мотоцикл мигом застревает, отталкиваюсь ногами, резина неохотно вгрызается в почву остатками бокового протектора. Проклянув всё, с трудом возвращаюсь обратно на дорогу, и кажется, мне в этом помогает Тёмыч. Ваня наблюдает за нами и едет по центру брода с расставленными в сторону ногами, его ощутимо бросает на камнях. Проходит немного времени, и уже я толкаю Артёма, последовавшего за мной в очередной объезд по вершине склона. На остатках метзеллера я ещё кое как проскочил, но шинка Артёма была здесь абсолюнто бесполезным куском резины. С горем пополам, в раскачку, постоянно норовя соскользнуть вниз, Тёмычу с моей помощью всё таки удаётся завершить начатое, и он возвращается обратно на дорогу. Это был последний наш эксперимент с объездами, больше мы судьбу не испытывали.
Доезжаем до развилки на Цыпнаволок. По навигатору до перешейка ехать оставалось восемь километров. И вроде бы камней резко поубавилось, и броды стали уже не те(либо мы уже успели адаптироваться), но через несколько сотен метров нас встречает очередная огромная лужа, в которую не хотелось соваться без предварительного её изучения. Сбоку не объехать — заболоченная местность, много глины, если сунемся туда, то рискуем потратить последние силы, вытаскивая мотоциклы из грязи. Середину брода мне так и не удалось промерить — пытаясь хоть немного отойти от края, сапоги уходили в мягкий грунт, того и гляди зачерпну воды. С краю вроде помельче, но там пряталась пара здоровенных камней. Не смотря на то, что меня уже совершенно задолбало ходить и мерить броды, я всё же прогулялся раза три туда-обратно, прежде чем сунулся туда на мотоцикле. Ребята стояли вдалеке и ждали своей очереди — полагаться приходилось только на себя. Ваня, ехавший последним, таки умудрился налететь на один из булыжников. ТДМ заскочил на камень и повис на нём выпускными коллекторами. Обычно я, стоя на камнях, своим присутствием указывал их расположение, но тогда он слишком быстро рванул вперёд. Оба колеса вывесились, и Ваня предлагает мне залезть на ТДМ и что-нибудь придумать. Так, стоя по колено в воде, мы втроём пытались стянуть гружёный ТДМ с камня. Было весело и нескучно.
Последнее испытание этого дня дорога приберегла напоследок, за пару километров до Большого Озерка. Хозяйке на заметку: возьмём крутой склон, метров восемьсот, обильно приправим его россыпями камней, добавим немного воды, стекающей по обеим колеям — чтобы лучше скользило, и в завершение поместим на верхушку трёх мотоциклистов, которым предстоит спуститься вниз.
Понимаю, что другого выхода, кроме как встать в стойку, у меня нет. Кажется, для этого момента я и берёг оставшиеся силы, расслабиться нельзя ни на секунду: только отвлечёшься на зеркала или посмотришь куда-то в сторону — как мотоцикл уже норовит упасть. Ваня мне потом рассказывал, что они с Тёмычем всё таки умудрились пару раз разложиться где-то на середине, я уж не знаю, каким чудом сам избежал этой участи, каждую секунду думал, что вот сейчас точно упаду. Но зато сразу после этого спуска все наши мучения как рукой сняло, началась хорошая укатанная дорога, ознаменовавшая конец наших приключенй на Рыбачьем. А ещё через километр мы встретили компанию уже знакомых нам мотоциклистов, с которыми мы общались у маяка этим утром, только кажется, будто это было пару дней назад. Нас окликнули и пригласили погостить у них в лагере, и я согласился без колебаний.

Не смотря на все трудности, обратная дорога оставила более приятные воспоминания, как сказал Тёмыч, уж лучше так. Может из-за меньшего количества людей, или хорошей погоды, может из-за скоростного участка в начале, или же более сложного, но не менее интересного отрезка в конце. Менять в маршруте я бы ничего не стал, более того, мне было очень обидно, что ни время, ни запасы бензина не позволили нам доехать до мыса Кекурский и до пляжа на Скорбеевском. Многое придётся оставить на следующую поездку, которая без сомнения состоится. Мы провели лёгкую разведку Рыбачьего и получили примерное представление о своих возможностях, и я понял, что это место стоит затраченных усилий на его достижение. Утром того дня я думал, что добравшись до края, наконец успокоюсь, но случилось обратное — я пребывал в ещё более заинтригованном состоянии, нежели до поездки, ибо увидел столько интересных и неизведанных мест, и всего они однозначно стоят того, чтобы вернуться сюда ещё раз и обследовать этот край гораздо более детально и основательно.