Однажды ранней весной у Бордо зазвонил мобильник. В трубке захрипел Дядя Слава:

– Виталик, дружище, надо ехать в дальняк. Поехали куда-нибудь. Я прям чувствую, что подыхаю без мотоцикла. У меня лимфа в ногах застаивается. Я как в прошлом году с мотоцикла навернулся, так у меня с тех пор нога опухшая – потому что лимфа не циркулирует. Надо ехать, короче.





– Ну поехали, Слава. А куда?

– На юг куда-нибудь.

– А давай в Сочи? – начал фантазировать Бордо, – Олимпийские стройки посмотрим, море, горы. Возьму с собой в коляску Серёгу Громоззеку: мы с ним думали куда-нибудь рвануть. Серёга ведь в «Уралах» хорошо разбирается, был даже дилером по Питеру, и вообще инженер. Просто у него сейчас своего мотоцикла нет.

– Да я чего? Я не против. Бери, конечно, особенно если разбирается. Давай в Сочи, а оттуда – в Абхазию заедем, поживём в палатках на берегу. Я там был: там офигенно. Стол раскладной возьму и три стула. Нет, два. У тебя есть раскладной стул?

Так в конце апреля компания трёх оппозитчиков собралась на юг на двух колясочных «Уралах»: Слава Мусорщик на приводном «Туристе» по прозвищу Сеттер и Виталий Бордо с Сергеем Громоззекой на «Гирапе» по имени Гантеля.







***

– Слышь, Виталик? – за завтраком в день выезда сказал Громоззека, – Мне сон был. Что я, значит, на юге встречу рыжую Настю с голубыми глазами, и в моей жизни случится какая-то неведомая страшная хрень.

Накануне отмечали шестнадцатилетие сайта www.oppozit.ru, поэтому сборы были поздними. Дядя Слава, хотя и пропустил мероприятие, но тоже никуда не торопился. Только после обеда оба экипажа, наконец, выехали из своих гаражей и вскоре встретились на какой-то большой заправочной станции.







– Как поедем? – спросил Мусорщик, расплатившись за бензин и отхлёбывая кофе.

– Первая вниз, остальные наверх! – сострил Громоззека.

– Завтра надо до Краснодара добраться, – сообщил Бордо – Там Игорь Зяблик обещал встретить, разместить. Давайте сегодня заедем в Липецк?

– Нахрена нам в Липецк? – поинтересовались оппозитчики.

– Ну, надо мне. Хоть одним колёсиком. Просто для галочки, что я там был. Он почти по дороге, крюк совсем небольшой: километров шестьдесят всего. Пожалуйста!

– Нет, уж ты давай, выкладывай. А то не поедем.







– Ну, знакомая у меня из Липецка. Понимаешь, в моей жизни год назад появилась новая женщина. Но не в том смысле… Просто в офисе уже год сидит рядом, за одним столом. Алабала зовут… – сбивчиво выложил Бордо.

– Необычное имя… Служебный роман, что ли? – заинтриговался Дядя Слава.





– Да какой, нахрен, роман. Просто сидим за одним столом. Она первые три месяца молчала. Зато потом я, видимо, заслужил доверие: болтает без остановки. Ну и я сам потрепаться люблю. В общем, она в курсе практически всей моей жизни. Вот ты работал когда-нибудь в офисе? Я с ней больше времени провожу, чем с женой, сыном, родителями и друзьями, вместе взятыми: вообще, глядь, больше, чем с кем-нибудь другим. Восемь часов, каждый день, целый год – представляешь?

– Ну и что за Алабала такая? Симпатичная?

– Ничего так, хорошенькая. Молодая совсем, чуть за двадцать. Она на «вы» со мной, прикинь? Я уже сколько раз просил, что не надо на «вы», потому что я себя старым чувствую, когда молоденькие девушки со мной на «вы». Так нет, не может на «ты». Ну я из вредности её тоже на «вы» стал называть, да ещё по имени-отчеству.

– Ты её чпокнул? – доверительно спросил Громоззека.

– С ума сошёл? Нет, конечно. Чисто биологически, она мне в дочки годится: на восемнадцать лет младше. Не курит, совсем не пьёт, питается по диете шесть раз в день по расписанию, спать ложится всегда вовремя и каждый день звонит маме. А ещё из Липецка. Вообще с другой планеты, ты понимаешь?

– И чо? – не понял Мусорщик.

– Да ничо. Я в принципе никак не могу привыкнуть, что люди девяностых годов рождения не только умеют сами ходить на горшок, но даже работают где-то юристами. Короче… Вот как тебе объяснить? Ну вот, например: она в детстве мечтала стать директором банка. Прикинь: не балериной, не стюардессой, не какой-нибудь, прости господи, моделью – директором банка! И муж, естественно, финансист.







– Погоди, так она чего, замужем?

– Разумеется, замужем! У них в Липецке, если до двадцати двух замуж не вышла, то всё – песец, жизнь закончилась. Вот пригласил я, значит, Алабалу на день рождения и говорю: «Приходите, будут мои друзья-юристы и друзья-мотоциклисты, про всех я вам рассказывал: хорошие ребята. В семь начнётся концерт и танцы». А она отвечает, что из всей моей пестобратии она потенциально могла бы станцевать разве что с Григорием, но ведь он женат. Прикинь? Я спрашиваю: «А вы что же, такую социальную активность как танцы только в матримониальных целях воспринимаете?»

– Каких целях? – уточнили оппозитчики.

– В целях замуж выйти, – объяснил Бордо.

– Так она же, ты говоришь, замужем?

– Ну так она и не пришла.

– Так она чего, меркантильная стерва какая-то? – заподозрили оппозитчики.

– Да нет! В том и дело, что нет! Не стерва совсем. Просто взгляд такой другой на вещи: всё должно быть чётко, правильно, по плану и богаче, чем у соседей. У Алабалы вообще есть на всё чёткий план: когда замуж выйти, через сколько лет правильно сменить работодателя, когда взять ипотеку, когда пойти в декрет.

– Во как! – вздохнули оппозитчики.







– Мне вообще кажется, что у людей это всё от страха, – разглагольствовал Бордо, – Все вот эти чёткие жизненные планы и стратегии. Страшно жить, страшно, глядь, неизвестности. Пытаются себя обезопасить. Типа, если всё делать правильно и по плану, то всё и дальше будет по плану, и не так страшно. А на самом деле – в любой момент может что угодно случиться, в любой момент можно нахрен сдохнуть, и конец всем планам. Ради плана отказывают себе в удовольствиях, в чувствах, в настоящей, глядь, жизни себе отказывают! А жизнь вдруг – хренак, и закончилась.

– Это точно! – согласились оппозитчики.

– Так вот, о чём я? – продолжал Бордо, – Прям так хочется ей иногда сказать: «Давай, дочка, жги, не бойся ничего, делай, что нравится – всё у тебя получится. Мечтай, пробуй – когда, как не сейчас?» Да только я ж не скажу, потому что чего я буду лезть… А теперь прикинь, какой я для Алабалы разрушитель устоев. Ей ведь тоже не понятно, как так можно жить… Ну вот, например, говорит: «С вашей зарплатой нужно носить ботинки нормальных брендов, а у вас ботинки такие, словно ваша зарплата меньше моей». А я думаю: нахрен мне надо, чтобы все знали о моей зарплате? Тем более по ботинкам? И вместо нормальных Мальдив еду в Абхазию на антигламурном драндулете в обществе двух мутных раздолбаев. Это ж полный разрыв шаблона!

– Сам ты мутный раздолбай, – обиделись оппозитчики, – А в Липецк-то нам зачем? Ты с ней встретиться что ли хочешь?

– Да нахрена мне встречаться, я её и так каждый день в офисе вижу. Ну, просто Алабала мне постоянно рассказывает, какое говно Москва и как замечательно у них в Липецке. Куры у них там домашние, молоко натуральное, пробок нет. А мне кроме «понаехали» ответить нечего. А так смогу сказать: «Да был я в этом вашем Липецке!» Ну так что, заедем?

Тем же вечером липчане, проходившие мимо гостиницы «Советская», с любопытством разглядывали два припаркованных у входа мотоцикла с колясками. Оппозитчики тем временем весело отмечали взятие города в гостиничном ресторане. Перед сном Мусорщик почитал друзьям вслух избранные места из своей книги и поиграл для них на карманной дудочке, извлекая из инструмента убаюкивающие мелодии и приятные ароматы.







***

Утром Дядя Слава влетел в жутчайшую липецкую яму, где погнул Сеттеру поперечный кардан. Бордо с Громоззекой это сразу заметили и догнали Мусорщика, чтобы сообщить неприятную новость. День для Славы был безнадёжно испорчен: он больше не мог наслаждаться ветром свободы и постоянно засовывал голову подмышку, пытаясь разглядеть свой вал. Даже со спины было видно, как он обеспокоен и напряжён. Шли не быстрее девяноста.







За Воронежем друзья залили полные баки и припарковали свои «Уралы» у кафе рядом с компанией московских байкеров, путешествовавших на «Голдвингах» в сопровождении микроавтобуса-технички. Один голдовод в джинсовой жилетке отделился от группы и подошёл поздороваться.







– Здорово, оппозитчик! – приветствовал голдовода Бордо.

– Эээ… привет! – голдовод осознал неожиданную общность с уралистами, – Куда вы?

– Да просто на юг едем, в отпуск. В Сочи хотим попасть, может быть – в Абхазию заедем.

– Мы в Грузию. Сегодня с утра вот выехали, – сообщил голдовод.

– А мы вторую неделю катаемся, – неожиданно соврал Мусорщик.

– Во как! – с недоверием выдохнул голдовод, – И какая у вас крейсерская?

– В горку – семьдесят, – снова соврал Слава, – Под горку бывает, что и девяносто. А ещё, если повезёт догнать фуру, то под неё с большой силой засасывает. У неё, у фуры, такой вакуумный мешок сзади образуется. Если в него попасть, то песец как засасывает: только, глядь, держись нах. Так разгоняешься! Вас под фуры не засасывает?

– Нет, – просто ответил голдовод, – Не засасывает.

– Ну, вы мажоры.

– Счастливо!

– Давай, удачи.









Голдоводы включили музыку и умчались вдаль. Оппозитчики посмотрели им вслед и обвели взором пустые чёрные пашни по обе стороны шоссе. Бордо вспомнил анекдот:

– У нас в Воронеже такой чернозём! Негр упадёт – потеряется.

– Да уж, чернозём… Я эти края хорошо знаю, – сказал Мусорщик, закуривая сигарету, – Был у меня в девяностых офигенный бизнес с кукурузой, я тогда свой первый миллион заработал. Один знакомый спортсмен предложил. Есть, говорит, группа бабок, готовых у метро торговать. Только, говорит, свистну – сбегутся бабки и всё нах распродадут. Что ни дай – всё распродадут.

– А ещё, говорит, есть здоровый чан, огромное ведро такое. Так вот, говорит, давай мы на твои деньги купим кукурузы, а я её в чане сварю и бабок позову – они вмиг её у метро распродадут. Разбогатеем!







– Ну, значит, поехали на моих «Жигулях» как раз под Воронеж. Объехали несколько колхозов, нашли одного председателя. Я спрашиваю: «Как у вас с кукурузой?», а он отвечает: «Зашибись!» В общем, оплатил я грузовик этой долбанной кукурузы и в Москву вернулся. Через несколько дней, значит, приехал «ЗИЛ», привёз эту кукурузу кипучую…

– «ЗИЛ» говно возил! – пошутил Бордо.







– Ты представляешь: полный «ЗИЛ» кукурузы! Короче, свалили мы всю эту кучу в бывшей котельной прямо на полу, в углу. Я с собой пакет набрал, домой принёс, а мама её сварила и пошла к метро продавать. Продала на миллион: тогда деньги такие были, что за миллион можно было сигарет несколько пачек купить. Ну, значит, мама всё распродала и говорит: «Давай ещё кукурузы, продавать буду!».







– А спортсмен этот, педик, глядь, запер котельную на замок и пропал куда-то. Я ему звоню: день звоню, другой звоню – пропал, и всё. Через неделю нашёл его, говорю: «Где, падла, твои бабки? Где, сука, твой чан, чтоб кукурузу варить?», а он чего-то мычит, какие-то гнилые отмазки. Ну, я ключ отобрал у него, прихожу в котельную – а там всё в крысах нах. Песец: огромные такие крысы, по кукурузе бегают, по полу, здоровые, сука, как собаки. Сожрали, короче, всю нашу кукурузу. Вот такой офигенный был бизнес.







***

Ещё под Липецком у Гантели пропал ближний свет. Бордо поехал с дальним, но под Ростовом-на-Дону дальний тоже кончился. Солнце начало клониться к закату, когда друзья остановились на большой асфальтированной площадке у АЗС.







– Алло, Игорь? Привет! – Виталий звонил Зяблику, – Мы сегодня не дотянем до Краснодара. У меня свет пропал, сейчас ковыряемся в проводке, а Слава погнул поперечный кардан: идём не быстро, чтоб крестовины не разбило. Так что сегодня до Ростова, там починимся, а завтра уже к тебе. Извини!







В Ростов въехали уже затемно и быстро нашли гараж оппозитчика Николая, который по телефону обещал помочь с ремонтом. Слава остался ковыряться с мотоциклом, а Серёга с Виталиком уехали искать гостиницу и вскоре вернулись с пивом на такси. Скоротав пару часов за ремонтом и разговорами, друзья от всей души поблагодарили Колю за помощь и продолжили застолье в номере у Мусорщика.

– Трасса такая скучная, – нарезая колбасу, жаловался Громоззека, – Всё дубасим по прямой, и посмотреть не на что: степь унылая кругом.

– Видишь ли, – возражал Бордо, – Это дело привычки. Я вот слышал, что всякие степные люди, разные там кочевники, монголы например – наоборот, в лесу себя хреново чувствуют, потому что не видно нифига, а им надо, чтоб вокруг было видно. А нам вот, наоборот, в степи неуютно: спрятаться некуда.

– Да, вот это ты правильно сказал, – согласился Мусорщик, – Насчёт кочевников. Была у меня одна монголка. Пошли мы, значит, с ней как-то ночью в парк погулять, и тут ей поссать приспичило. Ну, я говорю: «Иди поссы в кусты». А я давно знаю: когда баба идёт ссать в кусты, её в этот момент очень удобно трахнуть. Ну, то есть, никаких усилий даже не надо, уговаривать не надо: она сама находит место безлюдное, сама трусы снимает… Так вот, значит, подкрался я к этой монголке сзади, когда она трусы сняла, и давай её трахать. А она вдруг как завоет! От страха… Ведь лес кругом! Так вот всё и выла от страха…

– Слава! Ты жжёшь! – сквозь слёзы проговорил Громоззека, – Ты просто адский сатана!

– Боятся монголы леса, – философски заключил Мусорщик.







***

– Виталий? – спросила девушка за рулём легковушки, – Я Юля, жена Игоря. Да, очень приятно. Езжайте за мной – покажу, где запарковаться.





Во дворе новенькой краснодарской многоэтажки оппозитчики зачехлили мотоциклы и поднялись с вещами по лестнице – лифт ещё не включали. На этажах пахло сырой штукатуркой. Оценили свежий ремонт в однушке, пока почти без мебели. Когда сходили в соседний двор за разливным пивом, Игорь вернулся с работы, а Юля приготовила ужин.









– Очень вкусная курица! – похвалил Мусорщик.

– «Кура» по-вашему, – Бордо перевёл Громоззеке.

– Как это, по-ихнему? – не понял Игорь.

– По-питерски. У них же в Питере свои словечки. Диалект свой, – пояснил Виталий, – Например, гречка будет «греча», подъезд по-питерски – «парадная», бордюр – «поребрик», палатка – «ларёк»…

– В палатке туристы живут, – строго сказал Громоззека.

– Культурная столица! – согласился Бордо.

– Я в Питере родился, я по умолчанию интеллигентный! – разошёлся Громоззека, – У меня два высших образования, йопта!









– Интеллигенция! – подтвердил Бордо, – Пончик по-ихнему будет «пышка». С хлебом вообще песец, никогда не смогу это понять. Белый будет «булка», а чёрный – «хлеб».

– Совсем вы в своей Москве уху ели! – рассердился Сергей, – «Булка» никто не говорит. Говорят: «купи батон и хлеба». Батон – это белый. Но это, естественно, если он в форме батона. А хлеб – чёрный, но только когда в форме буханки. А если в другой форме, то говорят, например: «купи буханку белого и круглый чёрный». Всё очень просто.

– Игорёк, – прервал разговор Мусорщик, – У меня есть дудочка. Подудим?







Продолжение здесь