Начало здесь

– Виталик! У меня только что случилось примерно тридцать зрительных оргазмов!

Оппозитчики недавно повернули от абхазского побережья Чёрного моря на шоссе в сторону горного озера Рица. В Розу Хутор и горнолыжные новостройки решили не ехать, потому что низкие свинцовые тучи закрывали все виды. Позади осталось двухчасовое толкание в очереди на границе и не самое приятное общение с горячими чернявыми парнями. Умеренно разбитая асфальтовая дорожка петляла по каньонам и ущельям невероятно живописной долины рек Бзыби и Юпшары.
















– Да, красотища! – подтвердил Бордо.

– Я знаешь, о чём думаю, Виталик?

– О чём ты думаешь, Серёжа?

– Я думаю, нахрена мы в эту Тамань попёрлись. Потеряли два дня.

– Серёга, ну откуда я знал? Ты был в Тамани, Слава был в Абхазии. Никто ничего не сказал. А я ни там, ни тут раньше не был, мне вообще было пофиг.















– Да сюда, блин, нужно вообще недели на три приезжать. В Гагре всё облазать с фотоаппаратом. Эти остановки автобусные… А указатель видел «Сухум – Сочи»? Он же, глядь, целиком из мозаики! Целое здоровенное панно из мозаики! Охренеть, вообще! А эти дворцы с колоннами, у которых из окон пальмы растут?

– Ага. Как в мультике про Маугли.

– А водопад как тебе?

– Водопад – вообще обосраться можно, – согласился Бордо.













– Причём ведь фотография это же не передаёт! Там ведь от нижнего края кадра до дороги ещё метров триста! У тебя фотоаппарат, кстати, офигенный.

– Ну да, ничего так. Любительская зеркалка.

– Да я вообще фотографировать никогда не умел, а с твоим аппаратом отлично получается.

– Фотографировать уметь надо: или учиться, или чутьё иметь от природы, но это редко бывает. Чтоб композиция, цвет, объём и так далее.

– Ну, не знаю. У меня фотографии бывают двух видов: где всё смазано и ничего не видно, и «зашибись». Вот с твоим аппаратом почти все фотографии получаются.

– А помнишь границу?

– Да, песец вообще. Я не понимаю, зачем вот так вот лезть, зачем так орать. Я, честно говоря, вообще думал, что они сейчас стволы повынимают.













– А этот дебил, который на «зубиле» влез, открыл багажник и врубил свою дискотеку, типа чтобы вся очередь слушала? И никто ведь не возражал. Как раз, помнишь, вчера в Сочи об этом говорили? Ты говоришь, кафе с нормальной музыкой. Никто не пойдёт в твоё кафе.

***

– Есть у меня одна знакомая, – рассказывал Громоззека, уписывая свиной шашлык на берегу бирюзового озера Рица, – Ну как, знакомая? Подруга приятеля одного. Так вот, она без мамы, с отцом выросла. То есть в детстве у девочки нормальная семья была: мама, папа. А когда она подросла, ну там лет двенадцать ей было, родители решили остеклить лоджию.











– И чего, мама с лоджии упала? – предположил Бордо, который как обычно предпочёл свинине форель.

– Нет. Мама ушла со стекольщиком. Прикинь: дом бросила, мужа, дочку бросила. Со стекольщиком ушла!

– Вот это, я понимаю, харизма у человека! – восхитился Виталий, – А если серьёзно, то видать совсем плохо ей жилось, раз она так резко свалила.















– Ну, что значит, плохо?

– Да вот, Серёга, я что думаю. У меня даже целая теория есть. Я думаю, что состав и функция семьи напрямую зависят от производительности труда. Отличная у них тут везде форель!

– При чём тут производительность?















– А при том: чем выше производительность, тем меньше семья. Вот смотри. Допустим, тысячу лет назад, когда производительность труда была никакая, семьи были огромные, жили целыми родами, по сотне человек и больше. Потому что по отдельности гарантированно сдохнешь. Жили одним большим колхозом, а женились – как старший решит. Всякая там любовь, морковь, чувства – это вообще никого не интересовало. Главная задача была – выжить.

– Потом, лет триста назад, в классической крестьянской семье уже всего пара десятков человек прямых родственников, но главная функция семьи всё та же – общая работа. Дальше, сто лет назад, я где-то читал, что городская женщина с тремя детьми занималась домашним трудом в среднем двенадцать часов в день. Понятное дело: постирать – на речке, курицу – ощипать, на всё нужно время. Производительность уже гораздо выше, но ещё недостаточная, чтобы один человек успевал и зарабатывать, и хозяйство домашнее вести. Нужно разделение труда, но минимальная семья сократилась уже до двух поколений: родители и дети. И вот тут любовь и отношения начинают играть важную роль.













– Ну и возьми современное городское общество, – продолжал философствовать Бордо, – Сейчас любой физически здоровый человек может элементарно обслуживать сам себя, вообще не напрягаясь. Бросил джинсы в стиралку, жратву погрел в микроволновке, и готово. Все эти детские сады, поликлиники, бытовая техника, полуфабрикаты, доставка на дом и всё такое. Ну, может, за пару часов в день можно управиться. Так что сейчас минимальный размер семьи сократился до одного человека. То есть, каждый может без проблем комфортно жить один, и никто для этого не нужен. Спрашивается, зачем жить с кем-то? Отвечаю: ради психологического комфорта, вот последняя оставшаяся функция семьи. Пока одному человеку с другим хорошо, интересно, весело и комфортно – живут вместе, а когда от него больше геморроя, чем радости – разбегаются. Потому что зачем, собственно, терпеть? Пельмени я сам могу сварить и носки постирать. Отсюда столько разводов, одиноких людей, отсюда все эти гомосеки с лесбиянками.











– Ну, гомосеки всегда были. Говорят, что их семь процентов рождается.

– Да брехня это всё и пидарская пропаганда! – разозлился Бордо, – Нет, я не спорю, земля чего только не родит. Но никакие не семь процентов. Это всё от нечего делать и от пропаганды. Вот мой дед Вася, который воевал, когда годах в восьмидесятых узнал, что такие бывают, сначала удивился. Потом подумал и сказал, что у них в деревне, может быть, тоже раз в сто лет мог пидор уродиться, но чтобы он встретил второго – этого вообще не могло быть никогда. А сейчас что? Со всех сторон говорят, что быть пидором здорово, на сцене они скачут, по телевизору их показывают. Я читал, что в Англии даже в школах ввели урок толерантности, учебник выпустили: «Жизнь замечательных пидоров».

– Да, вот это я нифига не понимаю! Зачем это? – согласился Громоззека.

– Я тоже не понимаю. Они чего, хотят, чтобы пидоров было как можно больше? Ну тогда давайте рекламировать, говорить всем, как замечательно быть пидором. Объяснять молодёжи, что ты не просто задрот и неудачник, которому бабы не дают, а может быть, ты особенный? Может быть, ты пидор? Не стесняйся, это нормально, таких семь процентов. Права какие-то у них особенные, вот что за бред? Я же не говорю, что их в концлагерь надо сажать. Пусть себе живут. Но при чём тут права? У меня вон одноклассник был, который дрочил в мамины колготки…

– Как это? Он колготки надевал, что ли?

– Нет, на хрен наматывал и дрочил, а потом всем рассказывал. Ему даже наваляли один раз, чтобы перестал.

– Дрочить?

– Рассказывать чтобы перестал, достал всех. Так вот, ему, может быть, тоже специальные права полагаются? Типа, я особенный, я дрочу в колготки, я сексуальное меньшинство, давайте мне мои права… О! Слава написал! Он уже за Воронежем!







– Ничего себе он вваливает! – удивился Громоззека, – Ведь может, когда захочет! Вообще, Слава молодец, конечно. Такой перец! Я тоже так хочу в его возрасте.

– А круто, что у него четверо внуков? Я даже не знал раньше.

Закурили.

– Какая же красота здесь! – восхитился Виталий, – Чисто Швейцария!

– Ну что, купим по магнитику и обратно в Сочи? – предложил Сергей.

– Давай. Чтобы в темноте по горам не ездить. Надеюсь, в обратную сторону народу на границе будет поменьше.







***

– Может, вам за пивом сходить? – не то в шутку, не то всерьёз спросил сосед по этажу у Бордо, когда поздним утром он вышел из номера сочинской гостиницы. Завтрак проспали.

– Нет, спасибо. Нам в дорогу! – на всякий случай очень серьёзно ответил Виталий.

Мучительно вспоминались вечер и ночь. Спустившись с гор, друзья купили домашнего вина, уже в темноте снова два часа простояли на границе. Только вернулись в отель, как из аэропорта на такси приехала Мика. К полуночи из Москвы добрался Володя Южный на «Харлее», весь грязный и в мухах. Свободных номеров не осталось, пришлось поселить эту парочку в своей комнате. Два раза ходили в магазин. Слушали «Сектор Газа». Ещё раз ходили в магазин. Пели народные песни. Угомонились под утро.













Бордо спустился во двор к мотоциклу, проверил масло и давление в шинах. Подошли остальные участники вечеринки.

– Виталик, давай я клапана отрегулирую. Не могу я больше это слышать! – взмолился Громоззека.

– Ну, давай, – Бордо не возражал, – И задний тормоз заодно подтяни, а то его чего-то совсем не осталось.

– Вы это слышите? – изумлённо воскликнул Южный.

За стеной протарахтел и замолк уральский мотор. Друзья выскочили на улицу и увидели красный «Вояж» и его хозяина, весьма озадаченного таким внезапным вниманием со стороны группы незнакомых лиц. Оппозитчики сразу же вежливо представились, а новый знакомый рассказал, что приехал на «Вояже» из Курска и работает в Сочи крановщиком на последних недостроенных олимпийских объектах. Южный и Мика с радостью согласились отобедать с курским оппозитчиком в недорогой столовой где-то неподалёку, а Сергей и Виталий попрощались с друзьями и отправились собираться в дорогу.

***

– Ну вот зачем мы так нажрались? – сокрушался Бордо, дожёвывая сэндвич на заправке. Город Сочи остался далеко позади.






– А с Южным не бывает по-другому. Ненавижу этого негодяя, – признался Громоззека.

– Надо было утром выехать, а мы только спать легли. Теперь точно за два дня не доедем.

– Ясен хрен, – согласился Громоззека.

– Серёга! Знаешь, что я сейчас вдруг понял?

– Что ты понял, Виталик?

– Ведь «ясен» – это краткая форма прилагательного «ясный», так?

– Допустим.

– Значит, мы с тобой говорим о ясном хрене. Однако, если мы признаём существование ясного хрена, то мы должны также предположить существование его антипода… Как будет ясный наоборот?







– Не знаю. Мрачный?

– Мрачный? А лучше – сумрачный. Мы должны признать существование сумрачного хрена.

– Глядь, Виталик! – взмолился Сергей, – Хватит мне трахать мозг. У меня от вас от всех скоро голова лопнет. Погнали уже.



И друзья помчались на север. Меняясь за рулём, оппозитчики преодолели пространство и время, холод и дожди под Краснодаром и ураганный ветер за Воронежем, разогнавший Гантелю до рекордных 128 км/ч по навигатору. На третий день Сергей и Виталий вернулись в Подмосковье.

Москва, лето 2015 г.