Путешествия

<<<НАЧАЛО ЗДЕСЬ<<<

Уплисцихе

На левом берегу Куры, в двенадцати километрах от Гори расположен музей под открытым небом — античный город Уплисцихе. Первые люди поселились здесь три с половиной тысячи лет назад, а в четвертом веке до нашей эры город уже являлся крупным религиозным и административным центром.

Сопроводив меня через центр Гори, родного города Иосифа Сталина, навигатор вывел меня на окраину, а потом повёл и за город. Всевидящий с высоты десятка спутников умный прибор повернул меня на пыльную дорожку, поднимающуюся в гору и я приехал на… кладбище. Я оказался на центральной площади огромного городского погоста. Голос «Оксаны», минуту назад бодро сообщавший об очередном левом повороте, теперь жаловался что я ушел с маршрута. Бестолково поплутав по кладбищенским дорожкам, я спросил сидящего на скамейке рядом с одной из могилок пожилого грузина про Уплисцихе. Он, к моему удивлению, ответил, что я на правильном пути – вот за той могилкой нужно повернуть налево и кладбищенская аллея выведет меня на полевую дорогу, которая и приведет меня неминуемо в Уплисцихе. Имея некоторый опыт, я насторожился, услышав про «полевую дорогу». Я показал на свой мотоцикл и спросил, проеду ли я на нём по этой самой дороге. Он внимательно посмотрел на мою красивую новую заднюю покрышку, покрутил ус и уверенно пообещал что проеду.

Дорога шла по склону горы. Где-то далеко внизу, в долине текла Кура. Сначала это была обычная полевая дорога, трудность составляли лишь рассыпанные по ней камни, да делающиеся всё глубже колеи, прорезанные тут и там руслами ручьёв, которые бушевали здесь, очевидно, во время дождей. Надо же, подумал я, ведь как-то здесь проезжают и туристические автобусы. Еще через километр, я подумал — нет, наверное эти затерянные руины посещают только на внедорожниках. Один из них стоял на дороге во встречном направлении, водитель почему-то вытирал пот со лба, хотя было ветрено и прохладно. Склон горы один за другим стали пересекать несколько глубоких оврагов, скорее даже ущелий, дорога ныряла в них по диагонали с угрожающим уклоном и внизу, покрываясь потом, я на месиве из оставленных дождями борозд, щелей и булыжников разворачивал груженый мотоцикл на сто восемьдесят градусов и брал такой же крутизны подъем. Я не мастер эндуро-рейдов, но я проехал несколько тысяч километров разбитых грунтовок и грейдера в Южной Америке и Монголии. Сейчас же мне показалось, что я круто влип. Из боржомского ущелья в мою сторону несло свинцовую мглу. Если пойдет дождь, эти овраги и склоны зальет водой и мне из них не выбраться, крутилось в моей голове.

На одном из косогоров показалось некое строение, похожее на ферму. Навстречу моему хрипящему мотоциклу выбежала красивая бодрая собака размером со среднего теленка (я определил волкодава) и справа от меня повелительным басом несколько раз гавкнула. Я с натянутым дружелюбием посвистел и она пару раз даже вильнула хвостом. Но из ворот уже бежал второй такой же гигант. Теперь уже вдвоём они неслись по обе стороны моего мотоцикла, и о вилянии хвостами не было и речи, они надрывались лаем как при травле медведя и пугающе сближались со мной, челюсти брызгали слюной на уровне моего бедра. От вида этих стремительных злобных телят я и сам, наверное, стал похож на затравленного зверя. Я жал на немецкий гудок, звук которого отпугнул бы и мамонта, но они только больше от этого распалялись. Когда я увидел несущегося наперерез мотоциклу третьего волкодава, я понял что дело — дрянь. Кто с этим сталкивался, тот знает — одна собака полает и отстанет, две распалённые, друг друга подзуживающие собаки уже могут и покусать, три же — это уже стая, и неприятности точно не избежать. Я крутанул ручку газа и с одной мыслью – удержаться на мотоцикле, полетел над камнями по идущей на подъем дороге. Как прошло бы моё знакомство с этими милыми созданиями в случае падения, думать не хотелось.

Ещё через несколько оврагов показалась другая ферма. И снова лай собак. На этот раз они были помельче и тут же осажены криком вышедшего навстречу хозяина. А дорога закончилась. По-русски хозяин не говорил, но кое-как я понял, что руины уже где-то близко и до них можно доехать. Я понял два слова – «вниз» и «круто». К ним спускалась с горы еле заметная тропа. Когда я увидел эту тропинку, моим единственным желанием было развернуться и попробовать проехать эти одиннадцать километров в обратном направлении, пока не пошел дождь. Но я вспомнил про волкодавов и понял, что путь назад мне заказан, второй раз они свою удачу не упустят.

Тропа привела меня к задней калитке музея. Оставшиеся двести метров проходили по продырявленной коровьими копытами болотистой низине. Удивлённые моему появлению с неожиданного направления, охранники музея рассказали мне, что если бы пошел дождь, то низина была бы затоплена. А по другую сторону реки к музею шла отличная асфальтовая дорога!

Но хлопоты в этот день ещё не закончились. Выехав из Уплисцихе, я остановился на обочине дороги надеть куртку — смеркалось и стало холодно. До Мцхеты оставалось шестьдесят километров. Вдруг я услышал писк — на краю асфальта виднелся маленький серый комок. До того маленький, что я не сразу определил в нем котенка. По-видимому, у него только-только открылись глаза. Он беспомощно крутил головой, тыкался носом в асфальт и непрерывно жалобно пищал. В полуметре от него проносились колеса машин. Поняв, что у меня сегодня ещё одна проблема, я осмотрелся и увидел чуть поодаль картонную коробку, в которой его видимо и вышвырнули из одной из проезжавших машин. Вдруг писк в моих ушах разделился на несколько других. Перевернув коробку, я увидел под ней ещё троих таких же серых пищавших созданий. Я не знал что делать — на мотоцикле везти их было нереально. Я стал голосовать. Третья или четвертая машина остановилась и из неё выглянуло свирепое, заросшее черной щетиной по самые глаза, лицо «абрека». Я объяснил ситуацию и неожиданно «абрек» сказал: «Давай отвэзу их, там дом бальшой эсть. Переэдут их тут, или щакалы сэдят». Я был очень доволен, пожелал джигиту здоровья и долгих лет, сказал, что мы с ним сделали хорошее доброе дело. И вдруг лицо его после этих слов просветлело, мы крепко пожали друг другу руки и разъехались в разные стороны.

Но и теперь история не была закончена. Через километр в мою беспокойную голову пришла мысль, — а что если в траве остались другие спрятавшиеся котята? Ведь не расслышал же я за писком одного котенка писк ещё троих. Я развернул мотоцикл и помчался назад. Остановившись на том же месте, заглушил двигатель, снял шлем и прислушался. И, конечно же, услышал жалобное мяуканье. С горы из травы к моим ногам скатился еще один пушистый комок и доверчиво стал жаться к ногам. Этот был гораздо крупнее и сильнее своих собратьев и, видимо, смог выбраться из-под коробки и спрятаться подальше. Я сунул его за пазуху и поехал к деревне. На пригорке показалась ферма. Из-за забора на звук мотоцикла выглянула девочка лет тринадцати, потом ещё одна. Они свободно говорили по-русски (мама русская, пояснили они). Я рассказал им историю чудесного спасения и они с радостью забрали котенка с обещанием усыновить его.
Шестьдесят километров до Мцхеты пришлось ехать по петляющей сельской дороге в полной темноте.

Вардзия

На на юге Грузии, в скале полукилометровой высоты высоко над Курой высечен монастырь Вардзия. Восемьсот лет назад монахами монастыря посредством лишь ручного инструмента были построены в скале четыре сотни пещерных келий и церковь. В монастыре и сегодня живут и молятся шесть монахов.

Поселившись у грузина Важи на другом берегу Куры, я видел их, с раннего утра до позднего вечера занимающихся хозяйственными делами. По соседству с Важей у них располагался участок земли с посадками. На сорокапятиградусном солнцепёке они в черных рясах без устали орудовали мотыгами на грядках, возили воду для полива, укрывали и подвязывали верёвками большой стог сена. Прямо в рясе один из них быстро взобрался на абрикосовое дерево и стал его трясти. Плоды с глухими ударами сыпались вниз, двое других собирали их в пластиковые вёдра. Рядом с огородом стоял дощатый просвечивающий щелями сарай, в котором был бассейн, наполненный минеральной водой. Это было место отдыха монахов.

Вечером я пришел перекусить в Важино кафе, раскинувшееся пластиковыми столиками и парой беседок на берегу гудящей Куры. В одной из беседок, перекрывая шум реки, колыхалась с гулом и вскриками армянская компания примерно в средней стадии развития процесса. Увидев меня, одинокого, они сейчас же замахали руками, зазывая к своему столу. Поскольку дело было, видимо, неизбежно, я направился к их беседке. Здесь возник пронзительный крик Важи. То ли Важа посчитал недостойным культуры горцев приглашение к столу гостя маханием рук и криками, то ли ему не хотелось терять меня как заказчика ужина. Дело едва не закончилось потасовкой, но в итоге всё обошлось.

За длинным столом сидело человек восемь армянских мужчин в возрасте тридцати – тридцати пяти лет, и двое приглашенных туристов – юная девушка Аня и её парень Серый из Львова. На столе был шашлык, зелень, русская водка и большой арбуз. Ход процесса задавал Гега. Род зянятий Геги с его слов – выпекание лаваша и розлив мацони. Между тем, рядом с беседкой стоял новый белый БМВ-745 Геги с личным водителем. У нас в России я никогда не видел пекарей на семьсот сорок пятых БМВ, не исключая директоров хлебо-булочных холдингов. А может быть Гега никакой не пекарь, а глава шайки гангстеров, армянской мафии? Он держал речь. Разговор шёл об армяно-российской дружбе и недопустимости вражды между нашими народами, поскольку у Геги есть российское гражданство и заказчики в Ростове. В качестве свидетеля и гаранта нашей дружбы призывался украинец Серый. Совсем молодой парень, Серый готовно улыбался и на все предложения отвечал согласием. Его Аня второй час сидела в отдалении на скамейке с Ашотом. Увлечённые разговором, они сидели склонившись друг к другу. Лицо Ани было покрыто румянцем и выражало радость общения, лицо Ашота было покрыто густой черной бородой и выражало брутальность и мужественность. Я заказал у Важи кувшин вина, но он быстро закончился. Тосты же поднимались внезапно, шли один за другим и мне, дабы не поднимать пустой бокал, приходилось наливать в него что под руку подвернётся. Подворачивались водка и чача. Ужин проходил в весёлой дружественной атмосфере, Гега и компания могли бы легко переиграть в КВН «Новых армян». Но в конце вечера Гега уже вполне серьёзным тоном рекомендовал Серому забирать Аню и отправляться с ней в свою палатку. Он, тщательно выбирая цензурные слова, тезисно довёл до него кавказские понятия, по которым девушка не должна сидеть где-то и с кем-то, а должна находиться непосредственно рядом со своим парнем. Серый и здесь не стал спорить.

После отъезда БМВ, я был увлечен Важей в другую беседку, где он принимал своих грузинских гостей. В беседке находились несколько мужчин среднего возраста. Подняв полный бокал вина, я произнёс длинный дружественный тост. Грузины вежливо слушали меня, одобрительно кивая головами, при этом несколько раз заметив: «только вот эта политика!…»

Здесь уместен вопрос, какими же увидел я грузин и как относятся они к нам, русским после известных событий? Выскажу своё впечатление. Я увидел культурных, интеллигентных и бескорыстных людей. Их мужчины похожи на массивных, гордых, слегка ленивых тигров, своенравных, иногда раздраженно рычащих, но воспитанных тигров. Они неторопливо, с чувством собственного достоинства, но, тем не менее, всегда без раздумий помогут русскому, сделают всё что могут. Но в разговорах с ними я улавливал сквозившую недосказанность, разной степени напряжённость, как будто прошедшие события не произносились вслух, но подразумевались как неизбежное прошлое. По-другому и не может быть — в две тысячи восьмом году с нашей помощью они лишились четверти своей территории. И лишь одна старая женщина, когда я покупал у неё овощи в придорожной палатке, прямо спросила – «зачем вы в нас стреляли?» Я не знаю зачем. Хорошо бы, чтобы никто ни в кого никогда не стрелял. Но бывают ситуации, когда у правителей, к сожалению, не бывает другого выхода. Либо сделать то, что он должен, либо сказать — я пацифист и ухожу, а стреляет пусть кто-то другой. Ведь если ты взялся кого-то защищать, то нужно идти до конца…

С утра я вылез на солнце из своего домика, меня мотало из стороны в сторону (я вспомнил, что в Черногории некоторые виды чачи называют «четвероножка»). На скамейке под навесом уже сидел Важа. «Комаржопа», — поприветствовал я его, — язык отказывался выговаривать твёрдые согласные. «Комаржопа», — согласился Важа.

С самого утра было нестерпимо жарко. В кафе у Важи играла негромкая музыка, несколько туристов в прохладе беседок пили свой утренний кофе. Вереницы людей в шортах и панамах, обвешанные фотокамерами, на другом берегу Куры поднимались к монастырю.
И лишь монахи в чёрных рясах на палящем солнце делали свою ежедневную работу.






Маршрут



Ещё немного фото на закуску: