Вот и закончилось бабье лето — самая любимая мною пора в году. Уже стала меркнуть позолота осени, обращаясь в тусклую медь, а кое-где уже и осыпаться трухлявой ржавчиной. Белый саван облаков, скрыв солнце, навис над землей — вот-вот он осыпится с небес, завершая очередной цикл жизни. С севера потянуло пронизываюшим холодом. А у меня в сердце еще теплится уголёк тепла. И он просит меня: прокати. Я выбираю недальний, но некатаный маршрут по старому московскому тракту, вернусь к обеду. Сажусь в седло и пришпорив «Бандита» выезжаю в самую осеннюю поездку года.

В Мегете с удивлением обнаружил себя в тягучей вернице автомобилей, которая оказалась траурной процессией следующей на Зуйское кладбище. Проезжая виадук, сверху я заметил, что головная машина, с грузом 200 в каком-то замешательстве. Возможно водитель не знает дороги. Я знаю. Мне там мимо. Поэтому откручиваю газ и обгоняю колону скорби.

На коротких скоростных участках по лесной дороге наполняю легкие осенней свежестью. Замечаю над собой Су-30, который, грохоча реактивными соплами словно застыл в небе. Красота! Он напомнил мне коршуна или скопу, которые летают над окрестными полями в поисках сусликов. Мне нравятся эти птицы — их крепкие скоростные крылья, острые когти и клюв, феноменальное зрение. И этот дюралеминевый хищник вызывает такую же симпатию. Пусть романтический пафос, но я ощущаю некое неочевидное родство между собой, птицами и летчиком-истребителем, будто внутри нас пульсирует одна и та же сила.

А вот на этом отвороте я остановлюсь, сделаю фото, немного соберу в кучу свои впечатления и поеду обратно.



На Зуйском кладбище продолжалось погребение. Повысив передачу, на низких оборотах проезжаю сквозь скорбящих. Пусть мой коник и тихоня, но не хочется чтоб моё недолгое появление чем-то задело людей, которые провожают своего близкого и любимого человека в последнюю осень. Усопшим — пухом земля, живим — долгих лет.