Ожидание перемен. Группа перспективного проектирования. Часть 5.
Семидесятипятилетию мотозавода посвящается.
1990 год.
Сидим на участке экспортных мотоциклов у Борисихина. Обсуждаем «Водяной», вернее обсуждаем уже серийное его производство.
(О «Водяном» здесь: bikepost.ru/blog/61870/YA-vodjanoj-ja-vodjanoj.html )


Но разговор потихоньку скатывается к проблемам с правлением, с практической остановкой работы по концепту МТК.
— Может и нам можно обходиться без начальства? Разрешено же предпринимательство в Союзе. Как мне дальше развивать проект по водяному двигателю? Пушкарев не даст нашему варианту ходу, пусть он и лучше в сто раз.
— «Хоть не в сто, но лучше!», -меня поддерживал Алексей – «Давно уже пора открывать собственное предприятие».
— А как же проект по «МТК Урал»? Столько лет потрачено!
— Да пусть они им подавятся! Не будут они этот проект развивать, он не их проект, это наш проект. Их проект — это Ашкин, это пацаны из этой …. А ты слышал, что директор в Японию собрался подписывать контракт с Хондой?
— Я не верю в этот проект.
— Он не верит. Японцев уже водили в 307 корпус, площади показывали. Асфальт к корпусу за ночь перед показом положили.
— Леха, у нас нет кузовного производства на заводе и опыта нет. И модель микроавтобуса устаревшая.
Вот она «Хондочка» на фото:

— А тебя чего не спросили? А дальше что, спрашивать тебя будут? Им наш проект не нужен и мозги наши не нужны.
— М-м-м… ДА уж!
«Им», «они»,- подразумевалось начальство, но там были и свои. Директора мы считали своим. Главный инженер? – не наш, а один из его замов наш, ну и так далее. Действительно, перспектив у нашего проекта становилось меньше с каждым месяцем. Аргументы были не технические, не экономические, а административные.
Не мыслю себя без мотозавода, не мыслю. Мотозавод для меня было как отдельное государство со своими границами и связями, с законами и авторитетами, с историей и перспективой. Но все как-то стало меняться, как и в стране в целом, не в сторону наших надуманных представлений.
Стал уходить с работы, как все, в 17-00. Отвлечений от конструирования было достаточно — новости в стране каждый день ошеломляющие.
Как-то я увидел молодежь возле своего подъезда с тачками и лопатами, которые как-то не очень интересовались преобразованиями страны, они рыли подвал. Я поинтересовался.
— Строим клуб; таскаем грунт, ждем бетон, качалку строим, будет клуб мотодельтопланеристов.
— Виктор Николаевич, не желаете клуб мотодельтопланеристов возглавить?
Ко мне подошел Виктор Замараев, представился как исполняющий обязанности, обрисовал перспективы и обстоятельства, провел экскурсию.
— Нет, ребята. Тут нужен горящий идеей человек.
— Горящих у нас хоть отбавляй, у нас грамотных нет, а у вас ….
— Заходить буду, помогать буду, но возглавлять…. А вы и под моей квартирой рыть будете?
— Конечно, будем под твоей станки ставить.
— Тогда точно заходить буду.
Тогда я не подозревал, что я уйду в этот подвал на двадцать лет.
А тем временем наше подпольное производство двигателя с жидкостным охлаждением приобретало угрожающий характер. С развитием демократизации и хаоса в стране никто не отменял законов о социалистической собственности. Тогда с Борисихиным мы открыли «Товарищество на вере», записав туда еще и мою супругу, для увеличения моей ответственности. Вот ответственности я не боялся, а вот вклад в виде капитала записали как процент вкладываемого моего интеллекта 60% и энергетики Лехи 40%. Особо не заморачиваясь последствиями, начали работать официально, как бы в гараже. Полное название предприятия было огромно: Товарищество на вере «Конструкторское бюро малых транспортных средств Завьялова Виктора Николаевича и Компании». Можно и сокращенно: Товарищество «КБМТС».
Начальство об этом ничего не знало, их это вообще не интересовало, а наша возня по цехам воспринималась как халтурка. А вот это было им понятно и считалось безобидным.
А мы уже и рубашки цилиндров и головки лили под давлением, работали по передней крышке и насосу. Уровень на голову превышающий официальный проект.

Но «грохнуло» там и так, как я не ждал.
Утром в зал перспективного проектирования заходит зам Главного Пушкарев и зачитывает распоряжение главного Инженера Перминова о выводе Завьялова Виктора из группы перспективного проектирования в конструкторы отдела и о назначении Сергея Светловского руководителем группы.
Пушкарев вышел, оставив своего племянника нам (на съедение наверное). Все молчали. Сергей попытался чего то говорить, но оставался один. Ушел. В относительном молчании и оторопи просидели часа два, никто к нам не приходил.
Я объявил парням, что увольняюсь и пошел курить в цеховую курилку, в курилке отдела никого не хотел видеть. Поговорил со всеми, и никто меня не жалел, а уверяли, что этим должно и кончиться было. Кто-то всех начальников сволочами ругал, кто-то мне советы давал, а вот о проекте никто не говорил.
— А где Кошелев, где слово Главного конструктора?
— Увольняешься? Правильно, мы к тебе пойдем. Кооператив создадим.
— Начальников как сволоту расстрелять надо.
— Да ведь сволота всегда и расстреливала.
Неочемные разговоры отвели от меня досаду, но оставалась тяжесть и пустота. По возвращении в зал, услышал от Анатолия желание пойти в архитектурный институт на учебу, а от Андрея Быкова желание уйти на производство.
— Что у нас за зарплата?, только для упрека жены. Думал хоть создам чего то.
Сравни отношение к конструктору в Запорожье и у нас? Пусть Светловский рисует.
— Чего он нарисует? Он багажник коляски два года рисует, а испытатели его два года ломают.
— Да все работают, все заняты – обобщил я. В голову лезли многочисленные примеры бессмысленной работы отдела, а вылезали обобщения.
На следующий день уже бодро с заявлением к Главному. Подаю….
— Хорошо подумал?
— Да.
— И я хорошо подумал.
И рвет мое заявление, и в мусорное ведро.
— Я еще напишу.
— Пиши, рвать быстрее чем писать.
Пауза.
— И чего мне делать?
— Иди и работай.
— Над чем?
— Над всем! Мысли свои пособирай. Виктор, я тебя прошу потерпеть, есть планы, потерпеть надо какое-то время.
Ушел ни с чем и ничего не понимая. Пришел на свое рабочее место, роюсь в бумажках, рассказываю кому есть о визите к Главному. Подходит Светловский с заявлением:
— Виктор, вообще то это сейчас мое место.
— А тебе чего, сесть некуда? Обязательно мой угол нужен?
— Пушкарев сказал, что ты будешь сидеть в главном зале, где все. Если тебе этот именно кульман нужен, то можно его туда унести.
Я был удивлен продолжению Пушкаревской напасти и съязвил, чтобы мой кульман поставили в центре зала. И перетащили, и поставили, почти в центре, сразу за плазовым столом. Конечно это было глупо, но чего не повеселиться напоследок. Стул и кульман, ни стола, ни тумбы. Конструктора наверное комментировали это по своему, но со мной никто не делился. Вообще, старая гвардия не реагировала никак на мое отстранение, а молодежь побаивалась меня задевать. Думаю, что все ожидали продолжения.
Не помню, чем я завешал кульман, но вряд ли я что-то чертил. Я собирал свои шмотки и что мог уносил домой. А время все тратил на библиотеку, цеха, где делали водяной, и курилки. Вдруг вызывает Главный.
— Ты в отпуске был, нет, пиши заявление.
Я написал, оставил Вере – секретарю. Правда образ жизни не изменился: библиотека, цеха, курилки.
За две недели до окончания отпуска я предусмотрительно написал заявление на увольнение и засвидетельствовал у секретаря. А когда пришел не обнаружил ни заявления, ни записи у Веры. Я руганулся с Главным, потом сходил к главному инженеру.
— Ты конструктор. Ничего другого делать не умеешь. Чего дергаешься? На «телегу» пойдешь что-ли? Иди работай.
-Что так и будем, я буду писать заявления, а Кошелев их рвать?
— А ты конструктор первой категории, тебя Кошелев не имеет права увольнять, только я или директор.
Вот незадача. Сходил в отдел кадров, да действительно, конструктора первой категории увольняет директор или его зам по службе, а у меня это Перминов.
Все, я раб.
Я перестал бросать пропуск в табельную и соблюдать временной режим. Так прошел месяц, я был занят организацией КБМТС. Вдруг вызвал Главный:
— Ну что, не надоело еще болтаться?
— Есть предложения?
— К директору сразу после обеда.
Я зашел в табельную, смены все мне поставлены, якобы работаю. Толя- дизайнер уволился, вернее уехал поступать в «Архитектурный». Порадовался за него. Помучился ожиданием встречи.


Саму беседу с Воложаниным описывать незачем. Длинные уговоры, обещания, предложение стать главным конструктором автомобильного производства мною отвергались. Я рассудительно утверждал, что нам не сделать микроавтобус, чем напрягал директора. По окончанию объявил ему о создании собственного КБМТС, на что получил снисходительные улыбки и отсылку на наивность.
Думал сейчас то уволят, но нет, смены мне ставились, я получал зарплату. Мое рабочее место стало походить на памятник «Невернувшемуся конструктору». Как-то надо разрешать эту ситуацию.
Вдруг подвернулся Замараев Виктор, роющий подвал под моим домом, с предложением стать директором клуба, так как у него самого нет высшего образования. Директором клуба мне показалось «западло», а вот кружок вести можно.
Написал заявление «по совместительству» преподавателем и оформил в заводском отделе кадров. План был «перевестись» по тихому, но не тут-то было. Из конструкторов опять надо было через директора.
Я раб.
Но хандры не было. Спасало телевидение: путч ГКЧП, победа демократии и так далее. И тут ко мне пришла крамольная идея:
— Если выкрасть документы на назначении меня руководителем группы перспективного проектирования, о присвоении мне первой категории, то меня может перевести в клуб инспектор по кадрам.
Инспектором была моя хорошо знакомая, поэтому я ей выложил всю идею. Татьяне идея совсем не понравилась, она ссылалась на слишком большую известность моего скандала и то, что выкрасть приказы, это есть кража. После нескольких моих визитов она заявила:
— Ну хорошо, приказы, которые у меня, я на время могу убрать, так как они не внесены в твою карту работника. Я не знаю почему не внесены.
— Да это шанс! … Супер!
Я еще никогда не радовался чьей-то ошибке. Но Татьяна, не понимая моей радости, объяснила:
— Приказы подписываются в трех экземплярах: один направляется и хранится в отделе главного конструктора, второй в отдел кадров, вот они, и третий в архиве.
У меня уже был план, Татьяна еще что-то рассказывала, а я уже оттачивал элементы плана.
Пришел в отдел с повышенной энергетикой. Походил по людям, узнал, что Быков Андрей перевелся в моторный цех. Жаль, умный, а его жена за деньгами послала в пекло производства. Зашел в бывший свой зал, почти ничего не изменилось, только людей нет. Ладно, у меня дело к ……
Захожу в его …., …., сажусь напртив и заявляю:
— У меня дело есть к вам.
— Ну какое у нас с тобой может быть дело?
— Уверен, что вам понравится. Вы хотели бы меня видеть в этом зале с предложениями поменять этот мир? Нет! И я не хотел бы видеть вас, поэтому у нас есть общее дело.
Я расскладываю ему план, убеждаю что ……
!
Извиняйте, далее строк десять мне писать нельзя, по крайней мере пару лет. Фамилий называть нельзя. Пока. Время какое-то должно пройти.
…!
Вернемся в отдел конструктора.
На следующий день захожу к неназываемому мною товарищу и вопрошаю взглядом…
— Я все сделал, о чем говорили.
— Можно их взять?
— Нет. В руки даже не дам. Но я все сделал.
Пришлось поверить на слово. Почти бегу через весь завод в отдел кадров, а в душе подьем:
— Перевод. Перевод! Перевожусь в цех здоровья преподом.
С порога заявляю Татьяне:
-А никаких приказов по мне нет.
Инспектор по кадрам не поверила, просила подождать день.
На следующий день Татьяна выразила мне свое удивление. Смотрела на меня как на «Штирлица».
Все же сделала все бумаги, но пошли к заму директора по кадрам вместе. Тот был на грани подписывать или нет, что-то чуял, старый юрист. Долго выспрашивал меня и Татьяну, и подписал.
Я свободен! Ну почти.
А стало грустно.
Но жизнь взбодрила, начинался новый этап жизни: — «Двадцать лет в подвале».