Компанию собрал Замараев, который сватал меня в клуб самодеятельного технического творчества. Компания состояла из четырех семейных экипажей, которые до этого похода никогда в подобных испытаниях не были. Мужики были все с мотозавода, но знакомы были только с Замараевым. Женщины встретились впервые, что не мешало им при первом привале уже объединиться.
Едем за ягодой, предположительно за клюквой, на Туринские болота. Едем за Николаевку. Это всего 160 -170 километров грунта. Грунт сухой, однако, прогноз был непонятен, и вероятность дождя не исключалась. Я с Ольгой вообще не знал, что это такое: — «За ягодой на болота»! Поэтому нас интересовал сам факт вояжа или даже события.
Мне много говорили о таких поездках совсем не как об обычном сборе ягодки, а как о приключениях. Даже целые легенды ходили о таких походах. Захотелось так сказать: — «Поучаствовать».

Сборы накануне. Мне было предписано, что взять, так как Замараев считал меня за «молодого», не зная моих походных увлечений. Настойчиво предписано раньше на час уйти с работы, а в 17-00 быть у стелы за городом.
Замараев выстраивает колонну из четырех Уралов, я упрашиваю его, что хочу ехать последним. Дорога сухая, кочковатая, парни впереди зажигают. Мне как-то больше жаль супругу, которая в коляске скачет чуть не выше меня. Вилка передняя стучит, маловато масла, а парни впереди меня зажигают. Причем они точно не старые мотогоны, но понужают как на ралли.

Проехали километров семьдесят, смотрю, ждут у деревни Усениново, далее развилка, нам надо налево.
— Чего отстаешь? А говорил гонялся раньше?
— А дорога то, какая? Вилка застучала.
— Не отставай! Дальше дорога хуже будет, надо вместе держаться.
— А чего гоним? Что ягода кончается?
— Потом поймешь. Поехали!
Далее дорога стала лучше, не было леса. Однако я все равно отпустил передний экипаж – пыль. Не хотел ни глотать пыль и не хотел быть в грязи. А темп был выше семидесяти. И вот в таком темпе я влетаю на мост, на котором уложены плиты под колею грузовика. У моего Урала колеса идут по краю левой плиты, а колесо коляски идет по краю правой плиты. «Жесть!» Передние экипажи отслеживают мое прохождение и срываются далее. Дорога стает сыроватой, а парни валят. А вот и легендарная деревня Жук. У моста через Туру получаю от руководителя еще одно замечание за отставание.
— Осталось всего сорок километров, но они самые сложные. Всех попрошу держаться вместе.
И все посмотрели на меня с некоторым укором, особенно женщины. Я бы проигнорировал, но моя давай меня приободрять, что придало важности замечанию.
Переезд через Туру как этап, далее тайга. Вопреки предупреждению и ожиданию дорога оказалась прекрасной, Для меня по крайней мере. Мне напоминала она мои луговые дороги из детства. Укатанная и без пыли дорога прибавила настроения. Мы менее чем за час были на месте. Большая поляна между дорогой и речушкой.
— Вот здесь и заночуем.
Замараев показал на вагончик. Вагончик был строительным и явно отслужившим свой срок. Я начал было высказывать сомнения, но они авторитетно были прерваны.
— Занимайте места!
Пошли смотреть. Грязно, но не нагажено. Женщины принялись убираться.
А вечер стоял замечательный. Ранняя осень, еще все в зелени. Солнце низко, но все освещено. Рядом течет речушка Турузбаевка с темной болотной водой. Вода не просвечивает, но без взвесей, цвет темно – коричневый. На той стороне елки растут, много поломанных.
— Медведь поломал!
Прервал мою лирику Замараев. Он как-то во всем подчеркивал свое превосходство. На мои рассуждения на счет палатки, только усилил требования по занятию и благоустройством мест в вагончике. Причем явно намекая, что пора и ложиться спать.
— Завтра рано подъем и рано едем в лес!
— А далеко?
— Километров восемь – десять.
Как-то все не обсуждаемо. Есть решение, все выполняют. Я решил потерпеть, посмотреть куда вынесет. На мое сооружение костра было выражено неодобрение, но запрета не последовало.
Сидим у костра втроем с супругой и Замараевым. Скупой разговор, подбрасывание веток. Еще не темнеет. Вдруг с дороги раздается звук мотоцикла Урал. Подъезжает, разглядывает нас, мы его. Добавляет газу и проезжает далее.
— Вернется. Там дальше нет ничего.
— А мы ему зачем? Он наверное тоже за ягодой.
Точно, минут через 25 возвращается, и паркуется к нашим мотоциклам.
— Можно к вашему костру?
— Присаживайтесь! – приглашаю я, позабыв про «начальника».
— Ирбитские?
— Да, мотозавод.
— А я с леспромхоза, с ирбитского. Смотрю мотики «заряженные», значит с Ирбита. Я вообще-то местный, с Кумарьи, километров пять далее. Доехал, глянул на родину, взволновал сердце. Нет там уже ничего.
— А вообще, за ягодой?
-Ну, а зачем еще? Все на машинах, а я бухать не люблю.
Я оглянулся на Замараева, тот смотрел на меня многозначительно:
— Человек сто сейчас приедет.
— Сто, не сто, а машин семь будет.
— Виктор, ты знаешь, про какие машины он говорит? Студобекеры и «157» с будками по двадцать человек.
— Ну, хоть не двадцать, где и по десять.
Нам стало весело, пошли воспоминания прошлых ягодных походов Разговоры прервали подъехавшие трое мотоциклов, потом еще двое. Последние оказались с Туринска, явно были раздражены от ирбитской толпы, уехали куда-то назад. А приехавшие стали претендовать на места в вагончике. Замараев пошел разводить желающих. Решили, что только их женщин разместят в вагончике.
Смотрю, моя супруга вышла, и я с сарказмом ей:
— Что, нас места лишили?
— Нет, нет:- поспешно отвечал Замараев:- У вас гарантированы места.
Подъехала «Волынь», далее не помню, но народ стал прибывать постоянно. Мы сидели у костра, спать не хотелось, за суетой не заметили приход темноты. Костров было уже несколько, свет которых освещал фигуры, мотоциклы, речушку и терялся в поломанных елках на том берегу. Вдруг там в елках что-то грохнулось, потом затрещало. Замараев и наш новый приятель глазами уже были там:
— Машака… Самец, но маленький какой-то уродился. Недавно он тут.
— Это медведь?
— Виктор, ну ты сейчас точно не заснешь, сторожить нас будешь:- почти смеялся Замараев. А новый приятель стал еще более значителен.
— Это мои угодья, мы тут охотимся, следим за порядком.
— Всех медведей в лицо знаете?
— Всех. У всех имена есть, и не только у медведей. Вот Машака думаешь случайно пришел? Себя обозначить пришел, что его территория.
Он начал рассказывать какие-то простенькие байки, рассказики и даже поучения. Замараев почему-то злился, уходил, приходил, вставлял пару слов, снова уходил. Рассказчик, видя во мне благодарного слушателя, все углублялся в тему, и ему нравилось злить Замараева. Мне уже казалось, что они знали друг друга, но не сознавались.
Тему прервал гул автомобилей с дороги. Четыре будки напомнили мне армейский марш. Потом началась суета с их размещением и парковкой. Засновали чуть пьяненькие мужики, себя обозначили крикливые женщины.
— Это Межколхозстрой. Они все на «66-х».
— Это еще не Ваши? Еще и Ваши подъедут.
Меня раздирало от любопытства. Поляна уже превратилась в лагерь. Я озаботился туалетом: — «Надо бы сходить, пока все видимое пространство не будет занято». Вернувшись, мы снова заняли свои места у костра. Оставшиеся у него видимо все это время молчали, а по возвращении обрушились на нас с надуманным.
— А вы в первый раз? А мы в прошлом году семнадцать ведер привезли.
— Семнадцать?! На мотоцикле не увести же.
— Два раза ездил. Сначала пять мешков, потом три, это не перебранной.
Семнадцать — это уже перебранной брусники и клюквы.
— А куда столько? На продажу?
— Да самим не хватило, до весны все съели.
— Что вы, ковшиками ее едите?
— Ковшиками мы ее собираем, вот смотри моя «хапуга».

Еще мне показали оттюнингованный пластиковый ковшик с заточенными зубьями с одной стороны, потом какие-то страшные варежки для захвата ягоды. А мы-то вообще ни с чем, можно сказать «босые». Я только сейчас заметил, что я с Олей и одеждой от всех отличались. На всех была одежда защитного цвета, болотники, мы в сравнении были цветными.
— А почему у всех такая одежда? – спросил я у собеседника.
— А лес крикливости не любит. Нужно быть единым с тайгой. Хотя каждый год в туринских болотах исчезает более десяти человек. Вертолетами ищут, я в цепи несколько раз ходил. Мы не находили, а другие такие страсти рассказывали, что в цепь становиться не хотелось.
Я прервал страшилку, но обсуждая другие темы, мы снова скатывались к очередной страшилке. Где-то часа в два пришла колонна нашего собеседника, и я его больше не видел.
— Спать, спать, спать! – настоял Замараев.
Два часа бессонного терпения коллективного храпа и сопения утомили. Крики в гуле лагеря были каким-то развлечением в этом пребывании… Я встал, разбудив половину сопящих, выбрался, осмотрел мотик, полюбовался лагерем, пошел к костру.
Холодно, но я насладился приключением, не зная, что все только начинается.
Утро настало с подъемом Замараева. Зашевелилась вся наша стайка, а общая стая ягодников пребывало еще в очень усталом состоянии. Чай, дозаправки, вчерашние пирожки, переобувка.
Небо занесло, сыростью запахло.
По мотикам! В лес уходит наезженная дорога, но через километра два, она изобилует низинками. Плохо то, что кто-то проехал на ЗИЛе 157, или на Газике 66-м и взмесил их. Сначала удавалось объезжать, потом отдельные «мастера» стали засаживать в этих лужах свои Уралы, потом встали все перед впереди поломанной гатью.
Разведка справа, разведка слева не дала результатов, начальник скомандовал:
— Будем строить новую гать.
— Да ты что? Сколько время уйдет?
— Неважно, нам же обратно выезжать отсюда.
— А вот этот, который старую гать раздавил, обратно не поедет?
— Меньше говорим, больше делаем. Ищи сухарины.
Мне ситуация не понравилась, но пошел таскать сухарины. Больше всех убивался Замараев, порой хватался за неподъемные стволы, или большое тащил, не дожидаясь помощника. В общем, минут тридцать и мы вырубились.
И вдруг одного из нас прорвало – завел, на полном газу прошел нашу гать, а остальное по инерции проскочил. Пример заразил остальных. Гатей мы больше не строили, а искали реальный путь проскочить сложное место.
Нагнали ГАЗона с ЗИЛом, что испортили дорогу, мужики возились с последним. Совсем не интересно, что там оторвали они — мы были первыми. Минут двадцать и мы на месте, но не первые. Поперек канавы стоял ИЖ с деревянной коляской.
Сборы, немного отковырял грязи с крыльев и кардана, а меня снова торопят.
— Пошли на болото, все потом.
— Да уж на месте, почти одни.
Далее было двадцать минут поучений как себя вести на болоте, ориентировка и так далее. Что я слышал, невольно подвергал сомнению.
Вышли на болото, но разочарование, оборыши и оборыши. Начальник приказал его тут ждать, а сам пошел искать ягоду.

Пошел дождь, то слабый, то не слабый. Мы в дождевиках, ситуацию терпим.
Мне понравилась голубика. Я ее раньше только пробовал по ягодке, а тут есть можно. Чуток побрали, но не серьезно. Мне нравилась природа, у болота своя красота. Оно не топкое, с большими моховыми кочками и красными точками от клюквы. Собирать отдельные ягодки по вязкому мху тяжело, мы в ожидании Замараева.

Пришел часа через два с какими-то непонятными объяснениями. Мне показалось, что он плутанул. Он предложил выйти с болота как зашли и зайти дальше. Вышли, прошли, зашли. Такая же картина: ягоды нет. Снова все остались, а Замараев ушел. Собираем по малу, а когда Замараев пришел с отрицательным результатом, у него ягоды было куда больше чем у меня.
— Сомнительная разведка, — подумал я.
Настроение у всех начало портиться, в том числе и у начальника. Он начал орать на свою супругу, ругать дождь, который усилился. Кто-то предложил пообедать. Разложились, пообедали, чуток повеселели.
— Что делать будем? – Я обратился к Замараеву.
— Надо выходить к мотоциклам и ехать до будки, а там посмотрим. Дождь вроде надолго.
Посудачили неспешно, побрели к мотоциклам.
ИЖак как стоял, так и стоит, а мой мотик кто -то трогал, про других не знаю. Бензин и шмотье на месте, правда. один Урал долго завести не могли. Проехав метров триста – встали. Тащили мотоциклы метров двести- один за рулем, трое толкают. Уделались, все в грязи, все начерпали в сапоги. Дело дрянь.
Тракторишка «Официант» проехал мимо с полным подносом ягодников.
Несколько подождали другой тягач, рассуждая, что нас всех зацепит цепочкой. Я звал всех хоть как, но ехать, мужики на меня не смотрели.
Вдруг Замараев командует, что надо ставить лагерь пока светло. Я кинулся спорить, но оказался один. У остальных полный пассив.
Нашли место под лагерь, где чуть повыше. Мужики давай таскать мокрые «сухарки» и лапник. Я и супруга взялись за палатку. Замараев давай смеяться над моей «продвинутостью». Уверяя, что я ничего не знаю о выживаемости, в ответ я ветки не принес на его шалаш.
Поставили палатку, я разжег примус под хихиканье и не только мужиков. Примус поставил в тамбур палатки, но через 20 минут стало жарко и душно, пришлось примус затушить. Я не думал, что это занятие для меня растянется на двенадцать часов.
Ольга проявила радушие, пригласив всех женщин в палатку переодеться, согреться, а они и остались там на все двенадцать часов. Мне было отведено место в маленьком тамбуре в качестве кочегара.

Постоянно гореть примус оставить нельзя, становится слишком душно. В полудреме гашу пламя и засыпаю, пока меня не затрясет холод. Потом все повторяется.
А мужики не спали, рубили стволы, жгли костер, старались сушить одежду, но больше прожигали ее.
Не помню, как вставали и собирались, тронулись рано.
Начало пути практически началось героически. Низинка по которой мы еще вечером проезжали, но вернулись ставить лагерь, была затоплена. Воды выше колена и выше цилиндров двигателя.
— Надо нести.
Сначала для тренировки перенесли своих жен, начерпали сапоги и ощутили холод водицы болотной. Мой сарказм развивался прямо с утра:
-Чего мужики всю ночь эти сапоги с носками сушили, что бы сразу хлебнуть болотной жижи?
Но это я не вслух, настроение у всех дрянь, меня только со своим сарказмом не хватает. Мотоцикл берем не сговариваясь: двое за переднюю вилку, один сзади и один за колесо коляски. Полунесем, полукатим, и так четыре мотоцикла. Заводим, проезжаем метров триста и процедуру повторяем.
Теряем счет этим низинкам или лужам, где видно травинки из воды, я пытаюсь проскочить. Но Замараев не одобряет, и остальных перетаскиваем.
А дождь идет, я это замечаю по женщинам, прижимающихся под одним зонтом. Моя Оля стоит отдельно, но вовсе не сиротливо. Я, почему-то одобряю, что она не в куче. Однако замечаю, что ее трясет от холода, заставляю еще что-то одеть.
Низины кончились, но грязевых мест не стало меньше. Первым обычно засаживает свой крытый Урал Замараев. Он и тяжелее всех и таланта вляпаться у него всех больше. Вытащив его на бугорок, идем за следующим, потом за следующим. Я брыкаюсь, пытаюсь проскочить, что большей частью удается. А когда все же засаживаю, вижу, как у парней растет настроение.
Не разговариваем, только окрики, и так все понятно. Не нарушается и порядок в колонне, как выехали из Ирбита, так и на третий день в болоте то же построение.
Женщины ушли, кроме моей, значит скоро Николаевка. Вот подкатили к очередному «плохому» месту, смотрю Оля уже исследуют его. Встала, где потверже, я с маху туда. Просто «асфальт», останавливаюсь подальше. Иду обратно, а Оля вперед к новому «плохому». Следующий Замараев не едет за мной, едет по своей колее, засаживает, и мы его тащим. Это нормально, но что меня сначала напрягало, а потом забавляло, что два остальных экипажа следовали Замараеву, засаживая свои мотоциклы. Порядок сохраняется, все подъезжаем к «плохому» месту, я, следуя указанию Оли, проезжал его, а остальных опять тащим.
Николаевка встречает полузакопанной швейной машинкой. Оля уже в коляске, трясется от холода, а с меня пот градом. Восемь километров позади, а уже полдень. Всего восемь километров, но каких! Я заливаю последний бензин, одеваю на себя то, что есть, поехали.
Обратный путь до моста через Туру был в радость, если все местами вязли, но только не я. Уралы, правда, были уделаны до безобразия – мы везли по сто килограмм грязи, и не было ни малейшего желания отскребать ее.
Далее асфальт, настоящий.
Доехали до свертка на Ирбит, устроили совещание. Мелкий дождь, дорога вся в лепехах. Это явно ирбитские ягодники на «66» и «57» прошли вперед нас. Я весь в сомнении, но Замараев принимает решение:
— В объезд. Через Туринск и Туринскую Слободу, там асфальт. Деньги на бензин у всех есть?
— Это же 250 км, вместо 70-ти. Времени три часа. Во сколько же мы домой вернемся?
Трогаем, я последний.
Все валят под сотню, а я не могу, мне холодно. У меня у одного нет ветрового стекла, на коляске есть, а у меня нет. Стекло с коляски выдувает из меня последнее тепло. Я весь мокрый, и снаружи, и внутри. Дождь заливает даже очки. Для меня шестьдесят км в час уже мучительно. Оле в коляске тоже холодно, как можно укрыться сырой одеждой?
Вот опять все нас ждут, опять я «плохиш». Я не успел остановиться, как все трогаются. И снова не согревшись, я качу за всеми. Заправка как спасение. Все на улице, и даже без крыши, но нет пронизывающего встречного. Тут я замечаю, что не могу достать деньги из кармана. Пальцы скрючились, ладонь не лезет в карман.
Я уговариваю всех не ждать нас, но коллектив желает не бросать отстающих. Как и всегда остаемся взаимно недовольными. Из-за меня две сотни прошли часа за четыре.
Последний привал. Ни ходить, ни приседать уже не хочется, только разминаю руки. Убедил Замараева оставить нас, уезжают. Мне как-то легче без них, смотрю, Оля улыбается, на меня глядя. Трогаем и мы, а км через пять, настигаем их колонну, у кого-то меняют трос сцепления.
Я иду под сорок, пытаюсь выполнять кое – какие упражнения, Оля в «коконе» не шевелится. Считаю километры: 40, 30, 20, 13….; поглядываю в зеркала: догоняют. Хочется добавить газку, загрело что-то внутри. Километры пошли веселее, а вот и город.
Домой, домой, домой.
Своим видом мы удивили родителей, удивили и количеством собранной ягодки. Были и последствия: температура 37,4 у меня держалась почти месяц.
Больше за ягодкой-клюквой мы не ездили никогда, а вот историй про поездки на болота я выслушал много. Написать бы про них.