Путешествия

Все-таки я допилю когда-нибудь этот отчет!
В этом посте — только один день, но он стоит многих.


Предыдущие части:
1
2
3
4
5
6

День 11. Здравствуй, жопа, новый год!

Деревянные стены скрипят, пытаясь поймать ритм тревожной мелодии ветра в раме окна. Пробиваясь сквозь пыльное стекло, блеклый свет нового дня вот уже в который раз робко напоминает о себе, заглядывая в щель разомкнутых век. Как бы ни хотелось остановить это мгновение, повисшее между сном и явью, капля за каплей реальность просачивается в теплое небытие, колкой пеленой окутывает физическую оболочку, бодрит и призывает к порядку. Эти, как их… Ноги! Им, как это называется… Холодно. Да, холодно! Холодно – это когда слишком мало тепла, когда оно слишком быстро уходит. Мне полагается с этим что-то делать, иначе можно замерзнуть. Замерзнуть — плохо. А кому это – мне? Сложный вопрос. Пожалуй, оставим его на потом.
Кажется, ночью кто-то заботливо накрыл меня покрывалом, но оно слишком короткое и им получается закутать только часть меня. Ну вот, опять это «я». Придется все-таки с ним разобраться. Память возвращается неохотно. Вчера я что-то пел, что-то пил, с кем-то братался, обещал кому-то встретить с самолета в Москве через три года. И, кстати, мировой мужик все-таки этот Алик.
Я лежу на продавленной узкой кровати в сельском доме посреди поселка Акташ в Республике Алтай. За стеной сонно шаркают чьи-то ноги. Открыли кран, капли гулко застучали по металлической раковине, звякнула посуда. Наступило 10 мая. По плану сегодня Монголия! Интересно, солнце уже высоко?
С трудом поднявшись с кровати, я выглянул в окно. Солнца там не оказалось. Честно говоря, там вообще мало что было видно – только стена сарая и сплошная белая пелена за ней. То легко порхая, то устремляясь вслед за порывом ветра, белыми змейками прячась в траву, на землю иронично опускались крупные хлопья снега.

Я обессиленно опустился обратно. Думать о том, какие перспективы ожидают гипотетического мотоциклиста, застигнутого в предполагаемых горах неким абстрактным снегопадом, совсем не хотелось.
Хмурый протрезвевший хозяин дома, кажется, был не очень рад, что кто-то совершенно бесплатно занимает целую комнату его недвижимого имущества. Мне не оставалось ничего, кроме как собраться и выйти на улицу. По моим субъективным ощущениям там было около 2 градусов выше нуля, а снег и не думал останавливаться. До монгольской границы, которая должна стать терминальной точкой маршрута, оставалось 170 километров, и если двинуть дальше на юг, то следующий форпост цивилизации можно увидеть приблизительно через 40. По меркам прошлых дней совсем ерунда ведь! Хорошо хоть Тенегривушка не употреблял вчера ничего крепче бензина, и даже домовито припас для меня в кофре сникерс и немного сгущенки в пластиковой упаковке.
Стоя на краю Акташа, можно было видеть, как Чуйский тракт покидает поселок, на минутку сворачивает к заправке и скрывается в белой пелене за поворотом, змеясь между склонов гор, вершины которых укутаны густыми низкими облаками. Наскоро взвесив все «за» и «против» я последовал его примеру. В конце концов, где наша не пропадала?

Как только гостеприимный Акташ исчез позади, стало понятно, что ехать все же не совсем комфортно. То есть совсем не комфортно.
Прежде всего страдали руки, которые хочешь-не хочешь приходилось держать на руле. Они первыми рассекали поток холодного воздуха, несущийся навстречу со смешной скоростью 50-70 км/ч, и за пять минут смерзались вокруг рукояток в сплошные ледышки. Я уже привык не чувствовать пальцев и останавливался только когда онемение переходило в острую, колющую боль – первый признак обморожения.

Расстояние видимости составляло около 100 метров и серьезно уменьшалось из-за-того, что визор при такой температуре запотевал изнутри в считанные секунды, даже если закрывать его не до конца, а снаружи покрывался налипшим снегом. Снег приходилось постоянно оттирать на ходу перчаткой. К счастью, земля все-таки хранила тепло, и упавший снег сразу таял, не создавая заносов на дороге. Тем не менее, это была та еще прогулка.

Примерно раз в 20 километров я делал остановки для обогрева рук, которые от такого обращения совсем уже отказывались слушаться. Единственным доступным источником тепла посреди этого холодного сумрачного мира оставались два раскаленных глушителя, к которым я жадно припадал ладонями, едва успев остановиться. От постоянных заморозок и разогревов пальцы сделались красными, ныли и просили пощады. Прочий организм просто тихо охреневал от происходящего.
Горы возвышались по обе стороны серыми стенами, подошвами упираясь в края дороги, а вершинами прячась в снежных облаках. Оставалось только гадать об их настоящей высоте.

По дороге мне едва ли встретилось больше пары машин, как встречных, так и попутных. То ли было еще слишком рано, то ли сказывался вчерашний праздник. Возможно, местные и сами не горели желанием выезжать куда-то в такую погоду. А скорее всего – все это вместе.
Зато, к моему большому удивлению, один раз навстречу из снегопада выехал другой мотоциклист. На седле его были привязаны какие-то пожитки, а по бокам мотоцикла крепились туристические алюминиевые кофры. Очевидно, он тоже ехал далеко и из далека. Больше всего поразил меня его открытый шлем без подбородка. Каково ему приходилось, интересно? Узнать бы, кто это был… Но, в любом случае, мысль о том, что я такой не один кое-как согревала изнутри.

С обогревом снаружи дела были заметно хуже. Под куртку я уже надел все, что мог, но на ходу все равно продувало. Тут я вспомнил про пончо. Конечно, оно задумывалось как одежда для стоянок и ночлегов, но на войне все средства хороши! Остановившись в очередной раз, я извлек его из седельной сумки и натянул прямо поверх куртки. Длинный капюшон, будучи обмотан несколько раз вокруг горла, прекрасно изолировал щель между воротником куртки и шлемом, а широкие бока парусили из-под локтей, развеваясь позади подобием длинного рыцарского плаща. Когда я добрался до следующей деревни, селяне от мала до велика свернули шеи, провожая ошарашенными взглядами такую диковину. А я ехал и веселился, ведь имидж ничто, когда холод – все!
Когда метель, казалось, достигла апогея, а склоны вокруг почти исчезли из виду, за очередным поворотом я внезапно въехал… в пустыню с абсолютно чистым небом цвета синего стекла, с рыжей песчаной почвой, лишенной всякой растительности, сильнейшим равнинным ветром и непривычно ярким, хоть и почти не греющим солнцем. Так начинается плато Укок.

Очевидно, горы здесь служат чем-то вроде щетки для большого серого небесного кота, начисто вычесывая из его боков весь белый пух, и оставляя только яркие, лоснящиеся лучи солнца. Не в силах поверить в такую резкую смену обстановки, я остановился и принялся делать фото типа «я в Аризоне».

Если вы когда-нибудь мечтали проехать по Route 66, но пока не знаете, как попасть в США, этот участок Чуйского тракта – пожалуй, лучшее, что вам может предложить отечественное импортозамещение. Осталось, разве что, закупить где-нибудь за бугром перекатиполе и пару чернокожих блюзменов, хотя не уверен, что они там приживутся.
Солнце все-таки прибавляло пару градусов, и жить сразу стало веселее. Убедившись, что оно действительно не собирается больше никуда пропадать, я продолжил путь.
На обочине показалось нечто, похожее на заправку, и я даже остановился, не зная наверняка, когда в следующий раз представится такой шанс. Но при ближайшем рассмотрении станция оказалась давно заброшенной. Ну, по крайней мере, получилось еще несколько живописных кадров.


В какой-то момент небо опять стало заволакивать облаками, но вдалеке уже показался Кош-Агач – последний поселок перед монгольской границей. На въезде в него меня встретили даже не одна, а две заправки. Конечно же, я с радостью здесь остановился, отдав предпочтение проверенному Лукойлу и ни разу не прогадал. Залив полный бак, я припарковал мотоцикл у входа и зашел внутрь небольшого магазинчика, наконец наслаждаясь теплыми стенами. К моему восторгу, здесь обнаружился даже кофейный аппарат, который был немедленно приведен в действие. Весь персонал заправки собрался здесь же. Его составляли приветливая девушка-кассир и заправщик-казах средних лет. Мы разговорились, и узнав о цели моей поездки они от души пожелали мне удачи. Правда, намерение ехать по тракту дальше, до границы, показалось им странным – «там ведь ничего нет…».
Сотрудников заправки совсем не удивил мой экстравагантный внешний вид. Это в целом характерно для перемещения в сторону от очагов цивилизации – в глуши, будь то туристическая тропа или отдаленный поселок, людей перестают занимать модные тенденции и при выборе облачения ведущую роль играет фактор практичности. Пожалуй, единственным, что смотрелось бы здесь вызывающе стал бы аккуратный и чистый городской костюм. Сейчас же, будучи от плеч до колен завернут в кусок зеленого флиса, я почему-то чувствовал себя полностью в своей тарелке.
Стоит задуматься о том, сколько наносного, на самом деле, таит в себе наш повседневный образ жизни. И речь сейчас не только о манере одеваться. Грибной эльф Джонни в своем эпосе «Сказки темного леса» упоминает такое понятие, как «разделяемая реальность» и объясняет его значение так:

«Если новый человек поселится в отдаленной деревне и объявит местным жителям: «Я – эльф!», то его словам вряд ли будет придано много значения. Вполне вероятно, что на его голову посыплются насмешки, а, может быть, даже и пиздюли. Местные старожилы, перемывая ему косточки за чекушкой ароматного самогона, примутся судачить между собой: «Послухай, Митроша – да кем он себя мнит?». Другое дело, когда с таким заявлением выступают полсотни вооруженных ружьями мужиков. К их словам необходимо будет прислушаться, а не то на скороспелых поминках местный поп только руками разведет: «Предупреждали ведь – не смейся над эльфами. Вот и убили, пусть земля ему будет пухом!»

Как часто вам случается употреблять такое привычное словосочетание – «нормальный человек»? Это сказочное существо то и дело пробегает в высказываниях огромного числа людей. Причем люди это, как правило, серьезные, умудренные опытом, и от их слов так просто не отвертеться. Чем более долгую жизнь прожил ваш собеседник, тем больше ему бывает известно о повадках этого таинственного типа. Больше всего мы знаем, конечно, о том, чего нормальный человек старается избегать. «Нормальный человек ни за что не покрасит волосы в зеленый цвет!». «Нормальные люди по таким местам не шатаются». Ну и, конечно, «нормальный человек на мотоцикл вообще не сядет!».
Но если вы думаете, что благодаря выполнению всех этих рекомендаций нормальный человек живет припеваючи, то вынужден вас разочаровать. Еще в детстве представители этого мифического народца влезают в долги, и вынуждены всю жизнь крутиться, чтобы хоть как-то их отдать. Например, самец нормального человека — так называемый «нормальный мужик», должен обязательно отслужить в армии, постоянно таскать тяжести и зарабатывать много денег. В это время самки нормального человека – нормальные бабы — вынуждены вести жизнь тихую и благопристойную, сторонясь любых авантюр, готовя вкусные блюда домашней кухни и посвящая себя рождению новых представителей вида. Как видите, жизнь нормального человека – не сахар. Тем не менее, попадая в круг себе подобных, нормальные люди чувствуют, казалось бы, противоестественное моральное удовлетворение от собственного положения. Оно получается из совпадения обстоятельств объективной реальности и идеалов реальности разделяемой. Стремление к соответствию этому сложносочиненному образу становится целью жизни. Целью такой близкой, но все же недостижимой, как ось координат для гиперболы. Ведь, открою вам великую тайну – существование нормальных людей официальной наукой все еще отрицается.
Рассказывают, правда, что в 1967 году охотники Глеб и Степан Фомины, находясь на пушном промысле близ устья реки Ветлуги, в вечерних сумерках заметили в лесу силуэт существа, которое, по мнению уфологов, являлось не чем иным, как живым представителем вида homo ordinatia. Оно было ростом около двух метров, имело окладистую бороду и было одето в тельняшку. Увидев охотников, существо грязно выругалось на русском языке и скрылось в зарослях кустарника, крича, чтобы его оставили в покое. Впрочем, тогда охотникам никто не поверил, ведь всем в их родном селе Каменка было известно пристрастие Глеба и Степана к спиртному.
А какую реальность разделяете вы?
Вылазить из теплого помещения заправки совсем не хотелось, тем более, что снаружи с быстро посеревшего неба снова срывался мелкий снег. Тем не менее, до границы все еще оставалось больше 50 километров. Перспективы ночевки все еще были туманными, но почему-то совсем меня не беспокоили, даже несмотря на снег. Очевидно, избалованный удачей, я уже привык к мысли, что когда настанет пора, все решится само. Сейчас же следовало собраться для последнего рывка.
Мимо опять замелькали приземистые дома, небольшой мост над ручьем, сельская школа. Смуглый детеныш ткнул пальцем, спеша показать маме на невиданного пришельца, летящего сквозь снег, хлопая зелеными крыльями за спиной. Хохоча над его удивленными глазами, я легко оставил позади последние постройки и устремился в белое Ничто.

Прямая, как стрела, дорога по сизой от снега пустыне летела навстречу крупными белыми хлопьями и терялась впереди задолго до того, как достигнуть горизонта. Если бы не бесконечный ряд электрических столбов вдоль дороги, легко можно было бы представить, что я вовсе не рассекаю пространство, а стою на месте, ведь больше ничего в окружающей действительности не двигалось, как ты ни крути ручку газа. «Плато Укок – территория покоя» — возвещала табличка на въезде. В тот момент этот покой казался вечным. Белое впереди, белое сзади, белое по сторонам, белое в лицо, белое на груди. Белый пар вырывается изо рта и застилает белым стекло. Только мерный гул мотора возвращал меня к той версии реальности, где я мчусь по шоссе со скоростью около 90 километров в час, а дорога может в любой момент подсунуть под колеса яму или выкинуть еще какой-нибудь фокус.

Через какое-то время я нагнал автомобиль и привязался взглядом к пробивающемуся сквозь снег красному свету его габаритных огней. Так ехать стало чуть легче. Наконец, впереди показались контуры невысокого минарета, а дорожный указатель сообщил, что я прибыл в село Ташанта. Всё, это граница. Машина, ехавшая впереди, остановилась у знака и я решил поступить так же.
Экипажем машины оказалась та самая семейная пара, с которой мы накануне осматривали петроглифы Калбак-таша. Я обрадовался им как старым знакомым. На память они сделали для меня трофейную фотографию. Это сумка для камеры у тебя под пончо, или ты просто рад меня видеть?

В поселке я обнаружил два кафе и два продуктовых магазина, но все эти организации оказались закрыты на амбарные либо обычные замки. Хотелось съесть или выпить чего-нибудь горячего, но Ташанта явно не очень-то готовилась встречать меня как дорогого гостя. Постучав в окно самого крупного магазина, вывеска на котором возвещала самую середину рабочего времени, я получил только недоуменный взгляд луноликой монгольской девушки из-за стекла и несколько небрежных жестов, означавших, видимо, что магазин не работает.
Вдали на таможенном посту расхаживали укутанные в тулупы пограничники. Даже по их походке было несложно понять, что в данный момент они не очень рады служить Родине именно на этом, без сомнения, ответственном, направлении. Пожав плечами, я развернулся и двинул обратно.
Удивительное колесо смены здешней погоды провернулось еще раз. Прямо на моих глазах, повинуясь могучим порывам ветра, тучи выстроились рядами и организованной походной колонной покинули небосклон. Буквально через 10 минут надо мной опять светило солнце.

Я заметил в поле большое стадо овец и остановился, чтобы сделать фотографию. Рядом с овцами обнаружился и пастух, выполняющий свою работу прямо не вылезая из старой видавшей виды машины. Похоже, он меня тоже заметил, и поехал в мою сторону. Возможно, правильнее было бы в этот момент запрыгнуть на мотоцикл и уехать, не дожидаясь его приближения, но вокруг на много километров не было ни одного свидетеля, не считая овец, рукоять тесака наготове тыкалась в ладонь, и в итоге любопытство взяло верх.

Моя паранойя оказалась совершенно напрасной. Приблизившись, пастух из окна автомобиля поинтересовался, не сломался ли я. Я ответил, что просто фотографирую овец. И, совсем уже расхрабрившись, я напросился в машину погреться. По крупицам вытягивая из пастуха слова – отчасти из искреннего любопытства, а отчасти чтобы потянуть время, проведенное в теплой машине, я распросил его о нюансах алтайского животноводства и порядке выпаса овец. Удивительно, как они вообще находят там что-то питательное?
Кроме того для меня так и осталось загадкой – зачем они разводят столько лошадей? Хорошо, допустим, одну-две-три лошади можно использовать в качестве средства передвижения, двигателя для телеги или на сельхозработах, но куда целый табун? Доить их что ли? Так для этого коровы гораздо удобней… Непонятно. Пастуха этот вопрос, казалось, тоже застал врасплох:
— Зачем столько лошадей?
-Как зачем лошади?? Это лошади же. Без лошадей куда… Лошади они всегда нужны, во всем…
И далее в том же духе.
За время нашего разговора стадо уходило все дальше, пока, наконец, последняя овца не скрылась где-то среди желто-серых камней. Тут мой собеседник поспешил распрощаться, и, поднимая облако пыли, укатил собирать всех заблудших обратно. Ну а я продолжил свой путь назад, в Кош-Агач.
Без залепляющего лицо снега, а иногда даже под ослепительными лучами горного солнца обратный путь показался совсем недолгим и значительно более приятным. Я вернулся в совсем другой Кош-Агач – среднеазиатский, жарко-морозный, овеваемый облаками желтой пыли и духом востока – того самого, который «дело тонкое».
Первым делом я завалился в придорожное кафе, которое, на мое счастье, наконец оказалось работающим, и жадно поглотил огромную миску обжигающего лагмана. Возможно, это было самое вкусное макаронное изделие из всего, что мне доводилось пробовать в жизни, и однозначно лучшее блюдо за эту недолгую поездку. От души поблагодарив хозяев, я оседлал байк и проехал еще немного, пока снова не оказался на заправке Лукойла.
Было еще что-то около трех часов дня, и солнце пока еще висело высоко в небе. Мой хитрый план заключался в том, чтобы оставить мотоцикл под широким окном-стеной, под носом у кассирши, попросить уже знакомых мне работников заправки приглядеть за ним, а самому отправиться исследовать окрестности пешком, чтобы как можно полнее окунуться в местный колорит и, может быть, чем черт не шутит, найти место для ночевки.
Невероятно яркое солнце, пустые улицы, заметаемые пыльным ветром. Зеленый плащ, как крыло, трепещет под его порывами. Я брел, не разбирая дороги, и поселок очень скоро оборвался, безо всяких прелюдий став каменистой безжизненной плоскостью. Наплевав на поиски ночлега, я просто шел вперед. Казалось, что встреча с людьми может понапрасну оборвать странное, внезапно нахлынувшее чувство. Посреди красно-желтой пустоши, под синим до черноты небом, достаточно было повернуться спиной к поселку, чтобы полностью потерять связь с реальностью.

Здесь я был первопроходцем на другой планете, и мои старые пыльные ботинки ступали там, где, я верил, не ступала еще нога разумного существа. Наверное, именно так будет чувствовать себя тот счастливчик, что когда-нибудь первым сделает шаг по поверхности Марса. В таком поле дороги отсутствуют за ненадобностью, ведь вся земля одинаково ровная и твердая. Как ни странно, в таких условиях очень сложно идти по прямой, потому что человеческое тело не обладает идеальной симметрией и в отсутствие ориентиров вместо ровной линии начинает выписывать круги большого радиуса. Зная это, я выбрал гору на горизонте и стал идти к ней. Она казалась такой близкой, будто до нее всего несколько минут быстрым шагом, но я шел и шел – минуты, пол часа, час, а картина впереди ни сколько не менялась. Только полная тишина, солнце и камни. Ветер, не переставая, свистит в ушах, развевает волосы и полощет в плаще.

My shadow's the only one that walks beside me
My shallow heart's the only thing that's beating
Sometimes I wish someone out there will find me
'Til then I walk alone


Время от времени на пути попадались стоячие камни, или груды камней, явно сложенных вместе чьей-то рукой. Думаю, это были могилы. Ни на одной из них нет имен, лет жизни, и любых других опознавательных знаков, и можно только гадать, насколько древними были эти захоронения. Обычно я не суеверен, но в этих местах присутствие рядом чего-то потустороннего ощущалось почти физически. Однако оно не пугало, а напротив – вселяло тихое спокойствие вечности. Время и пространство как будто перестали существовать, и от всего мира остались только камни, солнце и шум ветра.
Сложно вспомнить, как долго я шёл. Думаю, во внешнем мире прошло не меньше двух часов, и теперь моя тень стала заметно длиннее. Я пересек пересохшее русло реки и подошел к большому скоплению стоячих камней. Присев на один из них и скрестив ноги я погрузился в полную тишину. Совсем очевидной стала параллель с Вершителем Макса Фрая, и отчего-то этот факт очень меня веселил. Слишком часто разные люди сравнивали меня с персонажем этих книг, и, в конце концов, пришлось их прочитать. Не поэтому ли теперь я обнаружил себя сидящим на камне посреди пустыни, облаченным в непонятную бесформенную ткань? Повторял ли Макс мою историю или я — его? Реальность неумолимо заворачивалась во фрактал.

Гора была все такой же далекой и недосягаемой, а поселок позади почти исчез из виду, и только три высоких красных флага Лукойла плыли над горизонтом в мареве теплого воздуха, являя собой самый настоящий мираж. Я развернулся обратно.
Крыши Кош-Агача блестели уже совсем близко, когда из размышлений о вечном меня внезапно, как багром из воды, вырвала неожиданная находка. Я не большой специалист в области вооружений, но на мой дилетантский взгляд в нескольких шагах от меня в камнях виднелась натуральная противопехотная мина.
Сказать, что такая находка меня взбодрила — значит ничего не сказать. Выходит, я только что три часа бродил, не разбирая пути, по полю, в котором – мины??! Кое как, на цыпочках, а потом – стараясь идти след в след за коровами, я все-таки дошел до заправки и первым делом поделился впечатлениями с казахом-заправщиком. Я ожидал историй про минное поле или военный полигон, но он оказался удивлен не меньше моего. Выходит, местные жители о таких полезных ископаемых тоже не слышали.
Тем временем опустился вечер и пора было все-таки искать место для сна. Проверенный способ снова сработал на ура: я спросил заправщика про место для палатки, и он тут же отвел меня на близстоящую лесопилку. Хозяин этого небольшого бизнеса оказался русским, что для поселка относительная редкость. Без лишних слов он предложил мне поставить мотоцикл за забором, а самому располагаться вместе с ним в единственной жилой комнате. Здесь была жарко натоплена печка-буржуйка, а также стояли две кровати и телевизор. К непрошенному гостю старик отнесся как к должному, и, показав мне, где заварить чай, вернулся к просмотру ТНТ. Я же с удовольствием завалился на кровать, совершенно разморенный внезапным теплом.

Продолжение следует…

Пы.Сы. На правах рекламы!
Господа товарищи! С наступлением нового сезона я пересел на VTX1800, и теперь со слезами на глазах вынужден продавать мотоцикл, ставший героем этого отчета! У вас уже должно было сложиться представление о том, на какие подвиги он способен, несмотря на небольшую кубатуру. Про все косяки расскажу, ничего не утаю. Кому нужен — пишите в личку!