Путешествия

Новая часть моего отчета-долгостроя. За прошлый месяц я успел сгонять в новое путешествие — по Европе автостопом, тоже довольно эпическое. А тем временем все еще не дописан отчет про Алтай… Надо что-то с этим делать.


Предыдущие части:
1
2
3
4
5

День 10. Диалектика алтайского фольклора и культура пития.

Дождливая ночь лениво сменилась серым утром. Уловив момент, когда мелкие капли на минутку перестали стучать по тенту, я выбрался из своего убежища на свет. Промокшее снаряжение быстро сохло на горном ветру, а процесс сбора лагеря и навьючивания его на мотоцикл был отработан до автоматизма и не занял много времени. Минут через 15 я уже спустился с тропы и снова был на дороге. В этот ранний час Чуйский тракт был абсолютно пустым, если не считать коров и лошадей, которые то тут, то там, с вальяжностью священных животных прогуливались по проезжей части в поисках более сочной травы на другой стороне. На ревущее и бибикающее чудо на двух колесах они поглядывали косо и свысока, не слишком торопясь уступать дорогу, но и не препятствуя спонтанным фотосессиям.

Впрочем, я и сам никуда не спешил. За каждым поворотом ожидала новая долина с великолепным видом на горы. Я совсем немного опоздал к празднику цветения маральника, который называют еще алтайской сакурой за ярко-розовые соцветия, плотным ковром покрывающие склоны гор всего на одну весеннюю неделю в году. Но некоторые особо стойкие экземпляры все еще давали возможность представить, как это может выглядеть.

Я не большой специалист в области ботаники, но мне кажется, это растение – близкий родственник вереска, в таком же обилии произрастающего на холмах и пустошах туманного Альбиона. Остановившись, чтобы сделать несколько кадров, я встретил мужчину, деловито выкапывающего цветущий куст при помощи лопаты. Как оказалось, таким образом маральник вполне возможно поселить у себя в саду. Раздел «дачнику на заметку».
Спустя непродолжительное время я увидел на обочине бежевый дорожный знак, извещающий о наличии поблизости культурной достопримечательности – комплекса наскальных рисунков «Калбак-Таш». «Почему бы и да?», — подумал я, и свернул на разбитый проселок в направлении указателя. Ехать по ямам и пыли, к счастью, пришлось недолго, и, взобравшись на небольшой холм, я оказался у специального административного чума и невысокого деревянного забора, преграждающего проход к непримечательным с первого взгляда скалам. Возможно, по причине праздничного дня, место было абсолютно безлюдным, но предоставляло прекрасную возможность еще раз полюбоваться пустой дорогой и долиной в окружении гор. Я постоял некоторое время, наблюдая за скольжением орла в потоках восходящего воздуха, и подумывал уже, было, перемахнуть через забор и отправиться исследовать петроглифы самостоятельно, когда из аила выглянул некий мужчина и возвестил о скором возвращении экскурсовода. Действительно, через пару минут из-за скал показалась невысокая пожилая женщина алтайской наружности. Ловко перепрыгивая с камня на камень и иногда прибегая к помощи деревянного посоха, она вполне могла бы сойти за героя дзенской притчи или, на худой конец, мастера Йоду.

К этому времени рядом с моим мотоциклом припарковалась машина, из которой вылезли еще двое посетителей — семейная пара из какого-то сибирского города, и, скинувшись деньгами, мы смогли должным образом мотивировать женщину развернуться и снова полезть на гору, теперь уже в нашем сопровождении.
Я совсем не пожалел о потраченном времени и средствах по двум причинам.
Во-первых, без знающего человека некоторые рисунки не так-то просто заметить издалека среди камней и разобрать нарисованное.
Во-вторых, в отличие от моих предыдущих собеседников, женщина имела хорошее образование, а также знания в области археологии и этнографии, поэтому смогла удовлетворить мою пытливость в некоторых вопросах.
Например, я узнал, почему ленточки в священных местах бывают четырех разных цветов (это зависит от стихийной принадлежности духа, которого хотят задобрить). Продолжая засыпать её вопросами, я выслушал краткую сводку информации о мифологических взглядах алтайцев на мироустройство. Не то чтобы я запомнил все, что она рассказывала, особенно в части имен действующих лиц, но вот вам несколько забавных фактов. Как и во многих других мифологических системах, вселенная алтайцев имеет слоистую структуру и разделена на три основных яруса – земной, небесный и подземный, которые делятся на более тонкие слои и связаны воедино арканом (привет любителям скандинавской мифологии). Демиурги создали мир за несколько дней, в том числе слепили человека из глины. Основной бог, по совместительству — бог молнии, изображается в виде человеческой фигуры с сиянием вокруг головы (привет сторонникам авраамических религий!). Нашлось здесь место и легенде о всемирном потопе: согласно верованиям алтайцев, вода, падающая с неба священна, но проходя сквозь почву она попадает в нижний мир и постепенно наполняет его, а затем затопляет мир людей. Потом была какая-то интересная история о том, как воду спускают, но я ее забыл. Интересно, что творцов у этого мира было двое, и в процессе сотворения они постоянно спорили и соревновались, то есть, по сути, алтайцы додумались до диалектики сильно задолго до Гегеля, а может и до Гераклита.

К слову о священности воды, в верхней части скалы на плоском горизонтальном камне-алтаре вырезана большая женская фигура, которая обретает форму, наполняясь дождевой водой. Это место считают святилищем богини плодородия, и женщины, желающие завести ребенка, приходят сюда, чтобы оставить подношения и посидеть на чудесном камне.
Остальные скалы вокруг испещрены несколькими тысячами рисунков, которые были выполнены в совершенно разные эпохи. Ученые делят здешние петроглифы на 4 периода – тюркский, скифский, неолит и бронзовый век.
Здорово так пробирает, если вообразить, как много тысяч лет назад охотник, одетый в кожу и мех, поднимается по этим камням, изрезанным неизвестными ему людьми. От этих людей он отделен еще несколькими тысячелетиями, но охотник понимает, что кем бы они ни были, часами вырезая на камнях силуэты своими нехитрыми инструментами, они очень хотели передать ему что-то важное. Они знали, что эти рисунки переживут и их самих, и их детей, и детей их детей. Некоторые философы утверждают, что главное отличие человека от других животных в том, что человек единственный из всех осознает свою смертность. Понимая, что дни его сочтены и скоро ветер времени занесет песком все, чем он жил, а потомки забудут его имя, как он забыл имена своих прадедов, человек впадает в отчаяние. Страх смерти – гораздо большее, чем инстинктивная попытка спастись от физической боли. «Любой опасен звук. Страшнее – тишина». Страшнее любой боли – всепоглощающая черная неизвестность. Кто-то ищет спасения в сказках о загробной жизни и молит богов о спасении души. Кто-то надеется на философский камень или священный грааль, принимая вечную жизнь за сохранность тела. За 12 тысяч лет до них этот человек с каменным топором в руке уже шагнул дальше. Он знал, что вечная жизнь может быть дарована не оболочке из мяса и костей, и не душе обитающей внутри, а только идее – свету изначального знания, преломленному призмой его восприятия и излитому обратно во внешний мир уникальным спектром. Зная аргумент и полученное по нему значение функции, математик может предположить, как выглядела формула. Обладая знаниями о мире, в котором жил человек, и созерцая созданную им идею, мы можем вывести формулу и для этого человека, и тогда он воскреснет из небытия. И вот, взяв в руки своё орудие, не жалея сил и драгоценного времени, этот человек пытается передать нам сквозь толщу веков две главные вещи – объективную информацию об окружающем его мире и сведения о том, как он понимает его устройство.

Взглянув на пляску странных силуэтов на камне, первобытный охотник тщательно переносит туда же самое важное, что есть в его жизни — животных, которые его кормят и одевают. Здесь, как в каталоге натуралиста, на одной скале изображены олень, косуля, медведь, волк, рысь, бобер, бык. Пастух хвастается перед потомками своим тучным стадом. Шаман вязью древних рун рассказывает легенду о встреченном в прогулках по иным мирам чудовище, что питается человеческими душами. Жрица, не зная усталости, готовит в камнях алтарь для Великой Матери. Есть здесь и записи пятого поколения, сообщающие о том, что Данила из Омска побывал на этом месте спустя десять тысяч оборотов Земли вокруг Солнца. Руководствуясь смутным порывом, сам того не понимая, Данила вписал свое имя в вечность рядом с охотником и шаманом. Жив ли сейчас этот человек из уже далекого 1956го? Кем он был? Не судите его слишком строго, будьте снисходительны, ведь теперь весь смысл его жизни помещается в этих маленьких черных точках на моём экране.
Осмотрев камни, я еще некоторое время просидел на скамейке, болтая за жизнь с экскурсоводом и взявшейся невесть откуда студенткой, подрабатывающей здесь летом. Мне рассказали, что байкеры здесь частые гости, а один из мотоклубов вообще заезжает регулярно, совершая ежегодный пробег по Алтаю. Покидать эту интересную компанию совсем не хотелось, но в конце концов пришло время возвращаться на дорогу.
Погода была прохладной, то и дело начинал накрапывать мелкий дождь, и я часто останавливался, цепляясь за любое примечательное место, чтобы погреть руки у глушителя и заодно не пропустить ничего интересного.
Знаете, как называется в русском языке возвышенность больше холма, но меньше горы? Вот и я не знал, а, оказывается, есть такое слово – «бом». Скала Белый Бом стеной нависает над дорогой и рекой Чуей. В некоторых местах здесь сохранились отрезки старого Чуйского тракта, идущие параллельно с новой дорогой, и можно представить, какую опасность этот путь представлял в былые времена.

Где-то я читал, что раньше на Белом Боме не могли разминуться даже две навьюченные лошади, и путникам здесь полагалось спешиться, пройти участок дороги пешком, с другой стороны бросить на землю шапку, как знак встречным транспортным средствам, и только потом, вернувшись, продолжать движение с лошадью. Такой вот дореволюционный светофор. К слову о революции, с этой же скалы в годы гражданской войны белогвардейцы сбросили вниз нескольких пленных красных, что отмечено памятной стеллой. Дико представлять, как всего сто лет назад русские люди убивали друг друга в борьбе за господство над этим самым куском земли.
Неподалеку есть еще один памятник, посвященный героям легенды о Коле Снегиреве. Здесь был её текст, но пост получился слишком длинным и не влазит, поэтому желающих отсылаю в гугл.

Вот так выглядит этот памятник.

В поисках лучшего кадра карабкаясь вверх по каменистой тропе, которая как раз представляла собой участок старого Чуйского тракта, я встретил интересную колесницу. Основательно подготовленная к бездорожью серая буханка, поставленная на огромные зубастые колеса и оснащенная лебедкой, почему-то напоминала глубоководный батискаф, переделанный для одному творцу ведомых сухопутных нужд. На крыше аппарата полоскало на ветру боевое красное знамя.

Познакомившись с обитателями этого транспортного средства, которые оказались матерыми любителями внедорожных экспедиций, я окинул взглядом предстоящий путь обратно к мотоциклу, оценил затраты сил на его преодоление, и, с криком «Покатай меня, Больша-ая Черепаха!», запрыгнул на силовой задний бампер буханки. Так я сэкономил пару минут и проехался вниз с ветерком.
В этот день я снова, в третий раз, встретил парней на гусях. Они бодро вылетели со второстепенной гравийной дороги прямо передо мной, степенно катящимся по асфальту. Они рассказали, что за это время успели съездить к перевалу Кату-Ярык и категорически не советовали мне туда соваться. Одному из них вылетевшим из под переднего колеса камнем помяло защиту двигателя еще до перевала, и, полюбовавшись видами сверху, в долину реки Чулышман ребята решили не спускаться. По их мнению, на чоппере эта дорога была непроходима. Хмуро взглянув на испуганно прижавшегося пузом к дороге Тенегрива, которой из защиты нес на себе только слой лакокраски и экстренный запас изделий №2 в рюкзаке, я обещал им обдумать альтернативные маршруты. На этом мы и расстались: путь гусей лежал теперь обратно в Горно-Алтайск, ну а я продолжал спускаться по карте на юг.
Спустя еще несколько километров я оказался в деревне Акташ. Это поселение является одной из ключевых точек моего маршрута, поскольку именно здесь от Чуйского тракта отделяется пыльная и разбитая дорога совсем уже не федерального значения, которая, однако, является практически единственным способом оказаться на колесах где-то поблизости с сердцем алтайских гор. Согласно ранее намеченному плану в Акташе я собирался осмотреть вышку ретранслятора, установленную где-то рядом с селом на возвышенности. Судя по отчетам из Интернета, оттуда должен был открываться какой-то особенно красивый вид. Впрочем, быстро опускающиеся сумерки зародили во мне сомнения в возможности реализации этой затеи. Как и полагается в любой непонятной ситуации, я заехал в продуктовый супермаркет в центре села, купил еды, и усевшись на лавку рядом с магазином стал уплетать булку, запивая соком. Ситуация повторялась один-в-один, и на сей раз мои мысли о перспективах покорения Кату-Ярыка прервали двое местных парней, прибывшие к магазину на китайской эндуре системы Стелс. Припарковавшись вровень с моим конем, они спешились и принялись разглядывать его как невиданную диковину, что-то бурно обсуждая между собой. На всякий случай я решил подойти и поздороваться. Парни, назовем их условно Саня и Лёха, оказались настроены в целом дружелюбно, и, как полагается в таких случаях, живо интересовались техническими характеристиками незнакомого мотоцикла. В свою очередь, я спросил о дороге к ретранслятору, но предоставленная парнями информация оказалась неутешительной. Как оказалось, один из них работает техником как раз в том числе и на этом ретрансляторе, и он рассказал, что сейчас дорога к ретранслятору все еще покрыта зимним снегом. Ехать по снегу в гору я, не смотря на всю отчаянность, все-таки не решился, поэтому такой вариант организации вечернего досуга отпал сам собой. В таком случае следующим на очереди встал вопрос поиска ночевки.
Вот вам еще один небольшой лайфхак. В современных российских реалиях человек, открыто просящий чужих людей пустить его в дом переночевать, чаще всего столкнется с непониманием. Проще говоря, с высокой долей вероятности вас либо пошлют, либо попросят денег. Что же делать одинокому грязному бродяге в краях, куда каучсёрфинг еще не завезли? Лично я делал так: безо всякого смущения можно на чистом глазу спросить у любого местного – «Где здесь нормальное место чтобы поставить палатку?». Есть значительный шанс, что не знакомый лично с суровыми буднями российского туриста обыватель ужаснется перспективе ночевки человеческого существа под открытым небом в текущих погодных условиях, и, перебирая в уме возможности помощи ближнему, сам неминуемо придет к идее пригласить вас к себе. В крайнем случае вам подскажут другой вариант ночлега, или действительно хорошее место для палатки, так что вы в любом случае окажетесь в выигрыше.
Именно с таким вопросом я и обратился к Сане и Лёхе. С их слов выходило, что вся прогрессивная общественность поселка Акташ в данный момент собралась на хате у их друга, чтобы надлежащим образом отметить годовщину великой победы. Чуть поколебавшись, парни добавили, что при желании я могу запросто переночевать там, празднуя вместе с ними.
Теперь настал мой черед колебаться. Если бы дело происходило в мультфильме Диснея, вам следовало бы увидеть рядом со мной внезапно вспыхнувшее ретроспективное облачко с лицом Тани, говорящее с характерным эхом: «И поооооомни(помни-помни…)! Никогдааааа не бухай с алтаааааааааайцами(тайцами-тайцами…)». Я небрежно отмахнулся от клубящегося совестью дыма и отправился вслед за парнями навстречу приключениям.
Дом общего друга представлял собой обычное сельское строение с деревянным забором, сараем и баней. Загнав мотоцикл за ворота, я с интересом отметил припаркованный здесь же Урал с богатым колхозным тюнингом. Вместе с моей хондой и стелсом Сани они мгновенно создали во дворе атмосферу локального байкерского слета, с поправкой на сельский колорит.
Меня проводили внутрь дома, где в аксетично обставленной комнате вокруг стола расселись около 6 мужчин в возрасте от 25 до 40 приблизительных лет. Точное количество новых знакомых в тот вечер я назвать затрудняюсь, поскольку в процессе отмечания кто-то уходил, кто-то приходил, а кто-то возвращался. С этнической точки зрения славянскую внешность имела примерно половина компании, остальные же имели типично-монголоидные черты, что создавало значительные сложности по их различению.
Меня коротко представили присутствующим, и, опустив дальнейшие прелюдии, вручили стопку с прозрачной жидкостью. Дороги назад не было. Быстро оценив на глаз общую культурную парадигму собрания, я произнес короткий тост во славу наших героических предков.
— За дедов!
— За Победу!
Вздрогнули.
Употребляемый напиток заслуживает отдельного описания. Центральным героем застолья являлась пятилитровая канистра спирта, которая к середине вечера закончилась и была пополнена путем посылания самого молодого к специальному человеку где-то на другом конце деревни. По мере необходимости содержимое канистры переливалось в бутылку из под водки и дополнялось водой из под крана в пропорции 50:50. Происходившее дальше я, как человек темный, дремучий и утомленный мартинями, не могу истолковать иначе как алхимическое чудо. Оказавшись в одной бутылке, две прозрачные жидкости превращались в одну… мутную! Закрытую бутылку белесой смеси интенсивно встряхивали в течение нескольких секунд, а затем переворачивали и резко ударяли открытой ладонью по горлышку. Удар запускал в смеси некую бурную химическую реакцию, которая проходила от места удара к донышку, превращая мутную смесь в абсолютно прозрачную. В таком виде это можно было пить, причем не без удовольствия. Сам процесс преобразования был назван «запуском дракона».
Способ распития также отличался от привычного и показался мне очень интересным. В отличие от привычного распределения напитка по индивидуальной посуде с последующим одновременным выпиванием, алтайцы использовали одну общую рюмку на всех, которая непрерывно передавалась по кругу. При этом специальный человек отвечал за то, чтобы незамедлительно наполнять ее и строго следил за очередностью. Как можно понять, такой способ употребления спиртного обеспечивает абсолютно равные порции и одинаковый для всех темп, а нарушениями гигиены, в принципе, можно пренебречь, учитывая дезинфицирующие свойства напитка.
Постепенно я знакомился с присутствующими. Помимо знакомых вам Лёхи и Сани здесь был хозяин дома, имя которого я уже успел забыть. Впрочем, к моменту моего появления он был уже пьян в дрова и в разговоре принимал скорее пассивное участие. Еще один русский парень – Олег – отрекомендовался как программист, хотя внешне скорее походил на комбайнера. Что ж, внешность бывает обманчива. Безусловной душой компании и, видимо, по совместительству всего поселка был мужик по имени Алик.
Примерно после третьей стопки речь зашла о мотоциклах. Я небезосновательно похвалил инженеров Хонды за проделанную работу.
— Слушай! – воскликнул изрядно потерявший координацию программист Олег, с размаху опуская пудовую ладонь мне на плечо, — ты ж наверное никогда на настоящем Иже не катался!
-Ну да, не катался, — вынужден был признать я.
— Пойдем! – тон Олега не допускал возражений.
Исполненный решительности, он предпринял попытку встать с дивана, и раза с третьего ему это даже удалось. Что понесло меня за ним? Вероятно, крылья того самого зеленого алтайского дракона, выпущенного из бутылки с волшебным зельем.
Вслед за нами вся компания высыпала во двор. Из сарая Олегом был выкачен и прислонен к забору красный мотоцикл марки Иж-Юпитер.
— Во! – кратко описал он принципы работы и технические характеристики этого аппарата, — Давай, катайся! Как заводить знаешь?
Я не знал. Конечно, были некоторые догадки по поводу использования кикстартера, но я предпочел не проверять их на глазах у почтенной публики.
— Давай лучше ты заведи…
Мои опасения оказались не совсем беспочвенными. Раз за разом Олег прикладывал свой немаленький вес к лапке стартера, но упрямый аппарат издавал только смутное булькание. В придачу, не выдержав стресса от таких условий эксплуатации, при очередном пинке от мотоцикла отвалился и убежал в траву воздушный фильтр.
Не смотря на то, что деталь была поймана и с матом приколочена примерно на то же самое место, заводиться мотоцикл все еще не собирался.
— Надо с толкача! Садись! – продолжал упорствовать Олег.
А я что? Мне было легко и весело от всего происходящего. Я водрузился в седло и даже нашел нейтраль. Общими усилиями трех человек меня разогнали, я уверенным движением воткнул первую и, о чудо – завелся! Бодро пофыркивая, как ни в чем не бывало, красный дьявол производства Ижевского машиностроительного завода набирал ход.
Крики новых друзей почти стихли вдали, когда я увидел впереди окончание улицы, организованное в виде Т-образного перекрестка с поворотами направо или налево. Поворот напрямо, что характерно, отсутствовал, а соответствующее ему направление было занято массивным забором чьего-то участка. По всем понятиям наступала пора притормозить и развернуться. Привычным движением я потянул пальцы правой руки к переднему тормозу и… ухватил воздух. Соответствующая ручка отсутствовала. Между тем, забор, который, видимо, как и меня, по ошибке забыли предупредить о данной конструктивной особенности этого экземпляра, самоуверенно продолжал приближаться.
«Диалектика!» – пронеслось в моем хмельном мозгу. «Без тьмы не бывает света, без зимы не бывает лета, и если бывает передний ручной тормоз, значит, вроде бы, должен быть еще какой-то! Точно, ножной задний!»
Правая нога сделала несколько беспомощных пассов над тем местом, где согласно моим представлениям об удобстве и эргономике должен располагаться у мотоцикла задний тормоз. Хрена лысого! Опустив глаза вниз, я увидел, что соответствующая лапка действительно имеется, но где-то на уровне моего колена, и чтобы ее достать нужно оторвать ногу от подножки, что в волнистых условиях сельской улицы на мотоцикле с непривычным балансом выглядело самоубийством.
Я мог разглядеть каждую щепочку на проклятом заборе. Вот из калитки высунулась собачья морда и одарила меня полным тоски взглядом. И чего это мне дома не сиделось? И чего это мне дома не сиделось? «Никогдаааааааа…. Неее…. Бухааааай….»! Ай, да отстань!
Когда до катастрофы оставались считанные секунды, я выдал-таки решение проблемы — включил первую передачу и как мог плавно отпустил сцепление, тормозя двигателем. В строгом соответствии с заложенными в него конструкторскими решениями, ИЖ остановился и заглох посреди перекрестка. Я перевел дыхание.
— Ну! Чего? Чего ты не катаешься? Катайся давай! – за спиной раздался голос слегка запыхавшегося Олега.
— Знаешь, давай лучше ты сам…
Кто меня за язык тянул, скажите?
— Не вопрос! – энтузиазм этого человека, воистину, заслуживал быть воспетым в легендах…
Олег уверенно занял место пилота пепелаца, а я зачем-то уселся вторым номером. Подоспевшие сообщники повторили процедуру разгона и приключение продолжилось в новом формате!
Более привыкший к ижевским органам управления Олег мог даже входить на нем в повороты. Впрочем, езда вторым номером в облаке перегара, стелящемся за не совсем трезвым сельским программистом, все еще знатно щекотала по инстинкту самосохранения. Вместе с тем, на зло всем смертям мы входили в один поворот за другим, пока, наконец, не оказались на тракте за пределами села. Вечер опускался на горы, дорога стремглав летела под колеса, а вольный ветер с запахом свободы и легким оттенком перегара щекотал ноздри незакрытого шлемом лица. Разве не ради таких моментов я собирался в этот путь? Как бы желая насколько это возможно продлить мне удовольствие, старина ИЖ несколько раз услужливо чихнул и тихонько заглох, окончательно перестав подавать какие-либо признаки жизни. Над дорогой воцарилась величественная горная тишина, прерываемая только забористым олеговым матом. После пары безуспешных попыток снова завести мотоцикл с толкача, и нескольких сот метров буксировки, в ходе которой Олег едва не кувыркнулся вместе с Ижом в кювет, ему в голову пришла светлая мысль позвонить Лехе, который являлся местным мастером на все руки. Узнав об обстоятельствах произошедшего, Лёха вскоре прибыл на уже знакомом нам Стелсе. Проведя беглый осмотр Ижа и даже подув одну из резиновых трубок, Лёха вынес свой вердикт:
— Дык бензина нет!
Олег выглядел удивленным и не спешил соглашаться:
— Да как нет, вчера пять литров заливал!
— Да нету, говорю!
— Чо ты пиздишь? Не может быть этого!
— Ты дебил сам не помнишь, сколько у тебя бензина!
Чуть не подрались. Открыли бак, подсветили. Бензина не было.
Общими усилиями ИЖ оттолкали на заправку, где залили в бак 92-го на 100 рублей. Причина неисправности быстро стала очевидной, и, что приятно, правы оказались оба – залитый в бак бензин тут же принялся веселым весенним ручейком струиться на асфальт откуда-то из карбюратора.
Не смотря на это, Иж все-таки героически завелся, и Олег уехал на нем один. Я же покатался еще и на Стелсе с Лёхой, и мы все наконец оказались снова в гостеприимном доме.
Пока нас не было, Алик сходил куда-то за гитарой, что резко подняло культурный уровень посиделок на ранее невиданную высоту. Оказалось, что Алик отлично поет и имеет множество песен собственного сочинения. Как будто мало было того, что и без гитары он являлся неиссякаемым источником баек и воспоминаний из жизни.
Распитие адского зелья продолжилось с новой силой.
В какой-то момент Саня задумался, а затем сходил куда-то и протянул мне что-то в кулаке:
— На вот, на память тебе об Акташе, сувенир!
Мне на ладонь упал натуральный боевой патрон калибра 7,62.
Будучи немного знакомым с практикой рассмотрения судами уголовных дел за хранение таких подарков, я пытался отказаться, приводя весомые юридические доводы. Саня приуныл было, но затем исчез снова, теперь уже на пару с Лёхой. Через добрых пол часа они вернулись, явно усталые, но довольные содеянным. Мне передали тот же патрон, но теперь просверленный насквозь, с пропущенным через дырку кольцом от гранаты. Вот в таком виде это уже было отличным подгоном, и эта штука теперь всегда со мной на ключах, напоминая об этих замечательных людях.
С наступлением темноты растопили баню. В процессе рубки дров Алик рассказал прекрасную историю, как раз подходящую к нашей тематике:
— Тут соседняя деревня – Чибит. И как это водится у соседних деревень, у нас с тамошними парнями вечно какие-то конфликты возникали. Было это в начале 90-х. Приходит парень наш один, Вася, с фонарем под глазом. Кто, обидел, спрашиваем? — Да вот, чо-то с чибитскими зацепился… Ну мы клич кинули, собрали народ, значит… Чибитские, говорим, Васю отпиздили! Поехали разберемся! На мотоциклы все попрыгали, мотоциклов 15 набралось, около 20 человек. Приезжаем в Чибит, красиво едем, колонной. Только и слышим – ставни везде закрываются. На улицах пусто, попрятались все. Ну мы поездили, поорали. На главный пятачок у них там выехали, постояли минут десять. «Чибитские все! Вылезайте, гандоны!» — кричим. Никто не вылез. Ну ладно, завелись снова и уехали домой. На радостях всю ночь пробухали, отмечали моральную победу. По утру просыпаюсь со страшного похмела, глаза еле открыл. Тут прибегает кто-то. «Мужики! – говорит – ночью Васю опять отпиздили. Вася в больнице!». Приезжаем к нему, все в непонятках. А Вася лежит весь перебинтованный, лицо как у пчеловода, рука на перевязи.
— Как так вышло?? – спрашиваем,
А он нас как увидел, его аж затрясло!
-Вы – орет –!!! Вы вчера когда из Чибита уехали У МЕНЯ МОТОЦИКЛ НЕ ЗАВЕЛСЯ!!!

Постепенно все разошлись по домам, а меня уложили спать в пустующей комнате.