Путешествия

Продолжаю про Еврозабег 2018...

Бремен-Амстердам

Утром под окнами отеля стала скапливаться строительная техника. Подкрались тихо, незаметно. Чтобы разом вдарить, осыпая всё вокруг пылью и заблокировать любое дорожное движение. Это нас догнал священный дорожный ремонт германской нации. Решили уехать из Германии вообще. И по возможности, не возвращаться. Отправились на северо-запад. Хотелось свежего морского воздуха и не хотелось вечно сломанных дорог.
Через пару часов после выезда из Бремена добрались до конца ремонтов. Вокруг потянулись разлинованные поля разной степени желтизны. Мельницы. Тоже желтые. Небо – и то с признаками печеночной недостаточности. Всё – в точности, как на картинах чудаковатого художника Ван Гога. Остановились на ближайшей заправке – перевести дух.



На шум мотора подошел абориген. Колоритный такой. Здоровенный. Ручищи – как у сцепщика вагонов из-под Челябинска. Нос – сломан, ухо – порвано. Шрам через все лицо характерный – от лопаты. Посмотрел на номер. Потом на меня. Одобрительно кивнул и выдал фразу на каком-то диковинном языке. Я не понял ни слова. Но на всякий случай четко, громко, по-военному ответил: «6 литров на сотню, 120 лошадиных сил, едем из Москвы».
«Ich wusste es! Du bist Deutscher!» — обрадовался абориген. Кое-как его уговорил, что немец – это как-нибудь потом. Когда будет больше свободного времени. А сейчас – лучше по-английски.
Разговорились. Дядька объяснил, что мы — в Нидерландах. А сам он – из известного голландского мотоклуба. Даже продемонстрировал клубную татуировку на загривке. Я его осторожно спросил про Ван Гога. Правда ли, что здесь пейзажи сами по себе такие гнутые и желтые, или Ван Гог их так интерпретировал под впечатлением от различных интересных препаратов? Ответа на этот вопрос у мужика не было, т.к. он все еще на условно-досрочном. Но вот в Амстердаме, скорее всего, об этом точно знают. Правда, там надо быть осторожным. Ибо полиция – лютует. Останавливают и пытают всех, кто на мотоцикле. Его, например, постоянно останавливают.
Решили съездить в Амстердам. Аккуратно.
На нидерландских дорогах царит очень своеобразная атмосфера. Сразу видно, что наркотики здесь – легализованы. Местные эксперты рулевого колеса ураганят на крохотных машинках в правой полосе, бибиканьем сгоняя польские грузовики в левые, затем внезапно перестраиваются и резко тормозят, мигая всеми лампочками сразу.
Для неохваченных наркодвижением животных предусмотрены специальные тропинки над дорожным полотном. Порядка это не добавляет, ибо каждый нидерландский водитель просто обязан сразу остановиться, завидев трезвого лося, идущего над дорогой. Чтобы прочувствовать всю красоту момента и немедленно принять соответствующий химикалий.
Непрерывно виляя и уходя от столкновения с истеричными автомобильчиками, до Амстердама добрался изрядно утомленным.
Первое, что бросается в глаза при въезде в город – количество велосипедов. Их концентрация превышает все допустимые нормы. Я у нас такое видел только на идиотских велопедопарадах. А в Амстердаме это – нормально. Образ жизни у них такой.
Со стороны, конечно, выглядит все эффектно. Девчонки разной степени кривизны мчат на великах непонятно куда. Юбки – правильные. То есть едва прикрывают лобковую шерсть. У более приличных дам – платья. Развеваются, будя самые фривольные мысли…
Весь эффект портит излишне боевой настрой велосипедисток. Рожи – свирепые, как у москвичей. Чувствуется, что вопьются в горло любому, кто окажется на пути. Вроде бы два колеса, полная свобода! Предусмотрены отдельные дорожки, сезон – большую часть года. Казалось бы – крути педали и радуйся… Ан нет. Напряжены до последней крайности. И очень агрессивны.
Сам город разлинован каналами на мелкие квадраты. Мостов и мелких переулков такое количество, что по ним можно бродить вечно, не боясь повторить один и тот же маршрут дважды. Если ходить пешком настроения нет, то можно просто сидеть на теплых камнях бесконечной набережной. Наблюдать за тем, как закатное солнце поглаживает разноцветные домики и скользит по бортам бесчисленных лодок, снующих по каналам.




Погода располагала к длительным прогулкам, и мы решили здесь задержаться. Остановились в дорогом отеле в номере на последнем этаже с собственной террасой и хорошим видом на город.



Про Амстердам я читал еще в детстве в цветном журнале «Вокруг света». В рубрике «их нравы» про доступный разврат и низменные развлечения писали так забористо, что оставалось только утирать пот со лба скатертью.
А теперь – вот оно, раскинулось под ногами. Внимательно разглядывая с высоты план города, сразу наметил пару мест, обязательных для посещения. В ознакомительных целях.
Если верить журналу «Вокруг света» (тому, из детства), то от разврата и ужасающих язв общества чистогана в Амстердаме никуда не спрятаться. Тугая эротическая струя должна бить буквально со всех сторон.
Побежали в город – бороться с соблазнами.
Жизнь от зарисовок в цветном журнале отличается радикально. Мелкие улицы доверху завалены ржавыми велосипедами. Романтика – на уровне городской свалки. Молодежь неопределенного пола угрюмо читает модные книжки на каменных набережных. Эротики — никакой. Разврата – тем более.
Следующие дни бродили по улицам, рассматривая всякое и постепенно приучая себя к невкусному пиву Heineken. Конечно, оно отличается от отечественного купороса в зеленых бутылках с таким же названием, но все равно – ничего хорошего. Особенно с учетом непонятной цены в 9 евро за странный объем 0,42 литра.
Однажды ужинали в уютном тихом кафе на берегу канала с труднопроизносимым голландским названием. Двое пожилых англичан за соседним столиком обсуждали, что разврат уже не тот, что в 50е.



Прислушался.
Говорили, что всем всё безразлично. Что все пребывают в состоянии лени. Что хочется хоть какого-то душевного подъема, свободы… Или оргии какой-нибудь, например. Хоть совсем немного. Далее речь зашла о местном парке, где разрешено и даже приветствуется практиковать половой секс.
Приготовился записывать адрес.
Но британцы уже углубились в воспоминания, какими рассерженными и молодыми они были, а мы немедленно отправились на поиски замечательного, судя по всему, места. Нашли довольно быстро. По гигантским указателям «место для занятий сексом — там».
В парк вбегал, хохоча и расстегиваясь. Заранее и радостно.
Но увы. Внутри оказались очередные столичные Кузьминки. Стриженые газоны, облагороженные лужи и несколько антивандальных скамеек. Повсюду – куча негров, густой тетрагидраканнабиольный туман и никакого секса. Особенно полового. Подобное очень легко себе представить у нас, в рамках какого-нибудь общероссийского московского фестиваля «Конопля в парке». Непременно с велопарадом. Ночным.
Я так полагаю, что все эти вонделы, булонские леса и прочие лавленды надо уже прекращать. Вместо них распустить слух, что Беловежскую пущу переименовали в Парк Секса. Тому, кто оттуда выйдет разочарованным, сообщить, что плохо искал. Надо к центру ближе. В зарослях.
Из парка угрюмо побрели в сторону улицы красных фонарей. Была слабая надежда, что очаг порока с мировым именем не подкачает.
Очаг расположился рационально. В непосредственной близости от здоровенной католической церкви и скопления точек торговли коноплей. Молиться и грешить по-всякому в различных комбинациях можно с потрясающей эффективностью.
Торговля женскими (вроде бы) телами организована по-европейски – удобно. В узких улочках, за дверцами из стекла, лениво царапаются в телефоны продажные девки. Старые, толстые, страшные и латиноамериканские одновременно. Что в этом завлекающего и будоражащего – понимать отказываюсь. Мимо застекленных жриц любви толпами ходят англичане, гомосексуалы и шумные итальянские семьи с детьми. Периодически набегают экскурсионные полчища азиатов.
Случай востребованности платной любви видел только один. Двое соотечественников – Леха и Димас настойчиво ломились в кабинку к полуодетой пышной даме. Пытались выяснить важное: «дую спик раша?». В ответ девица лепетала что-то про «эспаньол», с усилием выталкивая парней на улицу. Но Леха с Димасом натиск не ослабляли и наперебой кричали, что «раша» – это гораздо лучше любого эспаньола. Пытались подарить бусы.
Бусы толстуха не взяла, а парней отогнал полицейский.
В целом, Амстердам оказался как конопля. Эффекта – никакого. Дорого. Бесполезно. Разговоров – больше.

Амстердам-Руан

Про Ван Гога в Амстердаме так ничего и не выяснили. Даже в музее его имени в основном выставлены не его работы. Зато очень широко представлен другой импрессионист – Клод Моне. В основном – цикл про собор в городе Руан. В погоне за изображением ускользающего света картин получилось много. На всех вроде бы одно и то же, но все – разные. Не знаю, достиг ли Моне задуманного, но смотреть, как тень становится цветом, а цвет — игрой света, можно вообще все время.
Решили сгонять в Руан, во Францию – посмотреть, что так заинтересовало художника в этом соборе.



Встроенная в мотоцикл музыкальная шкатулка проиграла тематическую песню «Turn the page» в исполнении Боба Сигера. Длины композиции как раз хватило, чтобы выехать за пределы Нидерландов.
Руан наступил внезапно. Только что дорога извивалась между небольших холмов, потом темный тоннель, и вот уже навигатор гордо заявил «прибываем к точке назначения». После чего выключился.
Столица Нормандии по факту оказалась классическим захолустьем. Хоть и с французским колоритом.
В первом приличном на вид отеле сразу предупредили, что народ здесь темен, поэтому мотоцикл лучше спрятать на охраняемой автоматчиками стоянке. И по возможности замазать фекашками. Чтобы не отсвечивал и охрану перспективой легкой наживы не смущал. Интересное начало. В город вышли с опаской. Передвигались крадучись. И только по освещенным улицам.
Легендарный собор – великолепен! Химически чистая готика. Впечатляет. Каменные завитушки и взмывающие ввысь своды можно рассматривать часами. Хороши с любого ракурса.



Кроме собора имеются: одна центральная площадь, три чахлых , один промышленный район, бетонные невыразительные коробки – в ассортименте. Городок – компактный. На вдумчивый осмотр исторически значимой части ушло сорок минут. Потом резко захотелось пива.
С пивом в Руане – сложно. Единственный паб оккупировала толпа европейских байкеров из известного мотоклуба. При попытке приблизиться они ощетинивались и рычали по-голландски.
Остаток вечера провели, нарезая концентрические круги вокруг исторического центра. Во всех открытых заведениях на вопрос «пиво есть?», нам неизменно указывали в сторону евромотосборища.
Неподалеку от единственного руанского паба из кафе торчал официант и лениво наблюдал за нашими метаниями. Когда нас в очередной раз облаяли байкеры, он сообщил, что эти «месью ле мотар» устраивают мотолитургию. По безвременно сожженной на этом месте Жанне Д’Арк. К ним сейчас лучше не приближаться. Укусят.



Спросил у осведомленного паренька – есть ли у него пиво. Он сделал вид, что ничего не понял, но пива – нет. Скривился и показал фигу. Тут я осознал, что мы уже во Франции и с ними нужно иначе. Повторил вопрос по-французски.
При таком подходе оказалось, что пиво – есть. И в жару, конечно, лучше пить эту кислую немецкую бурду. А вино – не портить и оставить на холодную осень. Порекомендовал Heineken, указал на столик в глубине кафе и умчался за калибром Large. Что по-нашему означает примерно половину литра.
Мы уселись наблюдать за тем, как начавшийся дождь размягчает мотопоклонников героической Жанны.
За столиком по соседству обнаружились парни из Харькова. Общительные. Рассказали, что работают здесь золотарями. По 14-16 часов в сутки. Что не очень просто. Но бодрости духа не утратили и продолжают верить в лучшее. Посоветовали сходить посмотреть местное световое шоу «на соборе».
К подобным шоу отношусь скептически. У нас это как организовано? Мутная картинка на достопримечательности, невнятный сюжет, музыка не в тему и толпа идиотов, тянущих малолетних детей туда, где народу побольше. Вопли, теснота. Мусор под ногами. За вход – 1500 рублей.
Так вот, в Руане с соборным шоу все по-другому. За просмотр денег никому заносить не надо. Изгибы собора, балконы, готические завитушки, а также свет, цвет, качественная картинка и сюжет представляют из себя единое целое. Всё подчинено режиссерскому замыслу и рассказывает о непростой истории города. Кратко и доходчиво. Викинги, моря крови, завоевания, великие короли, жуткие тираны, еще более жуткое обращение то в одну веру, то в другую – всё в наличии.
Смотрел с изумлением. Местами настолько пробирало, что отпрыгивал за угол и смотрел оттуда, вцепившись зубами в рукав и тихо подвывая.
Утром по старой традиции взобрались на башню с часами — окинуть взглядом город сверху. Как обычно – ничего общего с первым впечатлением. Прекрасный вид на средневековый город снабжен понятными надписями по периметру смотровой площадки. Непосредственно на перилах. Для малограмотных надписи дополнены рисунками.



Вот могила Ричарда Львиное сердце, чуть левее – место, откуда Вильгельм Завоеватель отбыл в Англию с известным намерением, еще левее – остатки римской крепости. Так как город древний, свободного места почти нет. Перила больше похожи на татуировку азиатских бандитов якудза. Изучать можно долго.




Руан – прекрасен! Но провинциальной затхлости хватило. Захотелось столичного лоску и суеты. Есть мнение, Ван Гог думал примерно так же, перебравшись в свое время в Париж. Ну и мы – того. Решили не отставать и тотчас же выехали.

Париж

Заселились нетрадиционно – на Монпарнасе.



Была надежда, что деловая атмосфера и чопорность района вынудят вступить на путь самосовершенствования. Днем — чтение умных книг, разглядывание необычной керамики. Утром — пробежки по набережным. Вечером — походы в развивающие музеи. А не как обычно.
Но нет! В городе сразу же окунулись в атмосферу праздности. В Париже – активной деятельности сопротивляется буквально всё. Вот решишь, например, бодрым экскурсионным шагом дойти от острова Сен-Луи до кладбища Пер-Лашез. Известный собор богоматери сфотографировать, съесть багет со студентами напротив университета Сорбонна и на странных людей у могилки Моррисона поглазеть. Вместо этого незаметно для себя оказываешься в Люксембургском саду.

Вспоминая, какие моральные унижения терпел тут любитель чужих жен – Модильяни из-за платных стульев, хватаешь стул бесплатно. После того, как уютно расположишься на нем в тени деревьев, из сада выбраться практически невозможно. Красоты и умиротворения вокруг столько, что идти куда-то еще не имеет никакого смысла.

Если вдруг усилием воли удастся погнать себя дальше, то едва выйдешь за ворота у дворца Медичи, как попадешь на одну из окольных троп Хемингуэя. По ним бедствующий Эрнест пытался обойти стороной злачные заведения. Неудачно. Поэтому, как и он, внезапно оказываешься в кафе у Липпа, где до сих пор подают знаменитую франкфуртскую сосиску под бокал фирменного пива. Вот тут уже можно смело ставить крест на любых попытках выполнить туристический минимум.

По правую сторону Сены с личностным ростом и проактивностью всё еще хуже. Куда бы ни шел, тебя подкарауливает площадь Вогезов. Если остановиться на одной из тихих улочек в районе площади, то вполне можно услышать эхо порнографических речей Миллера про земное и вечное.
Так что лучше сразу смириться с мыслью, что в Париже единственным хобби должна быть жизнь. Просто бродишь по знакомым улицам и рассматриваешь всякое. Или пьешь кофе за узкими столиками на бульварах, с особым цинизмом и громко обсуждая суетящихся у музеев худых бородатых мужичков с мягкими сумочками на длинных ручках.
Впрочем, едкие шутки про полупедерастов для этих теперь обидными не считаются. Даже на старинном здании городской администрации красивости занавешены радужными гомо-флагами. Информативно. Сразу понятно, кто там внутри и какие у них идеи.

Вечером решили поужинать на набережной. Так, чтобы вино, сыр и сэндвичи. И речка Сена под ногами. Но к вечеру так разогрелось, что сыр пришлось отменить, а вино заменить на более понятное пиво.
При закупке провизии в магазинчике столкнулся с необычным. Пиво повысили в статусе и продают в отделе с кормом для животных. А не как раньше – между щетками для унитаза и средством от моли. Еще два-три теплых лета и пиво будут беззастенчиво предлагать в ресторанах.
Любителей поужинать на свежем воздухе вдоль Сены оказалось немало.
Вот, например, у нас. На что может рассчитывать человек, желающий романтично поужинать? Примоститься где-нибудь с пивом и бутербродами – исключено. Немедленно появится наряд патрульно-постовой службы. Возможно, вместе с конями и строгой собакой. Суровым взглядом прогонят «подальше отсель». Ибо нечего тут собой красивый вид портить!
Если дело происходит в парке, то настойчиво порекомендуют пройти в так называемую пикниковую зону. Туда, где уже сконцентрированы нетрезвые любители кремировать свинину.
Ресторанные эксперименты с добавлением димедрола в пиво и стрихнина в еду для сытности – тоже сильно не для всех. То есть не на что у нас в плане романтики рассчитывать.
В Париже все – не так. Если позволяет погода, спонтанно организуются места с пивом, едой и красивым видом. Народ располагается, где получится. Выпивает, закусывает и ведет легкие французские разговоры.

Ужинали с удовольствием в компании парижской молодежи. Madame инструктировала юную феминистку по части достижения гармонии в семье и роли женщины в обществе. А я слушал, как пара иранцев в каннабиоловом экстазе играют средневековую немецкую музыку в стиле Progressive psytrance.

Вечерний Париж — прекрасен!
В наступившей темноте я вдруг понял, что издаю свечение. Не весь, а только характерно сгоревшая рожа от вынужденной езды в шлеме без стекла. Рассмотрел себя в витрине. Рябой, помятый, веснушчатый, с огромным алым пятном посреди лица. С такой физиономией я был больше похож не на сурового байкера, как представлялось ранее в Польше, а на футбольный мяч с последнего чемпионата мира. Нужно было срочно раздобыть шлем со стеклом.
Утром отправились в местное отделение Harley Davidson, в самый центр французской столицы. Добирались тяжело. Метро – закрыто, на каждом углу – полицейские с автоматическим оружием. Повсюду толпы арабов и узбекоязычных негров. В дурно пахнущих лотках продают воду и черствые булки по 20 евро. На всякий случай сверился с указателем улицы. Нет, не Тверская. Написано Champs-Élysées.
Оказалось, что центр города перекрыли на неопределенный период из-за финала местного велопарада «Тур-Де-Франс». Московские власти дотянулись, не иначе.
Все магазины были замурованы и обмотаны толстыми цепями. Понять – можно. Массовые гуляния в центре Парижа без надежно бронированного входа пережить трудно. Француз – он в радости и беззаботности опасен. Однако салон Harley-Davidson France оказался открыт. Смелые.
Проникнув внутрь, сразу же кинулся к футболкам местного производства. Приятно бывает щегольнуть майкой, где под привычным логотипом Bar-N-Shield красуется какая-нибудь местечковая экзотика. В этом плане на столицу мировой моды я возлагал большие надежды. Приступил к примерке.
Полчаса яростно натягивал на себя какие-то каторжные модели. Жмут и отвисают одновременно во всех местах сразу. Рисунки выполнены либо наркоманами, либо беспризорниками младшего школьного возраста. Вид у меня во всех футболках был, как у презерватива, набитого гравием. Колориту также добавляла сгоревшая рожа в виде футбольного мяча. Madame хохотала так, что персонал магазина прибегал справиться о самочувствии. До трех раз.
От покупки футболки воздержался.
Со шлемом тоже было все непросто. Единственная модель, которая мне подошла, не имела ценника. Поэтому сертифицированный менеджер по продажам представительства Harley-Davidson во Франции не смог мне его продать. Интересный бизнес. Подозреваю, магазин оказался открытым вовсе не из-за отваги личного состава. Просто тут взять нечего.
Купил в лабазе на соседней улице отличный шлем SHOEI.
В парижское отделение Harley-Davidson – ни ногой!
Остановившись у отеля полюбоваться окрестностями, я разговорился с немолодым парижанином. Его заинтересовал мой свежекупленный шлем. Удобный, говорит. В предстоящем свержении власти олигархов и взяточников – очень пригодится. Дескать, сколько уже можно фальсифицировать выборы и проводить антинародные реформы. Грабить пенсионеров, например. Я на всякий случай спросил, про какую власть идет речь. Оказалось, это он — про Францию. Неожиданно.
Узнав, что я – из России, и французскую власть им придется свергать без меня, мужчина погрустнел. Сообщил, что безмерно рад за Россию, где теперь — порядок и сильный лидер. Поинтересовался, куда направляемся. Я не знал, но предположил, что отправимся дальше на юг – посмотреть, насколько правдиво изображал действительность Ван Гог.
Про Ван Гога мужчина не в курсе, зато знает, что по пути на юг просто необходимо побывать в Лионе. Ибо там – бушоны и трабули. Я ничего не понял, но согласно кивнул. Также мой случайный собеседник предостерег – дескать, там очень жарко. Не так жарко, как будет властям в Париже, но тоже тепло. Надо только дождаться окончания велогонки Тур-Де-Франс. И хитро подмигнул.
Дожидаться кульминации народных велогуляний не хотелось, и мы немедленно выехали из Парижа в сторону Лиона. Смотреть загадочные трашоны и бубули.

Читать дальше...