Путешествия

Глава 4

Между Дамаском и Багдадом простираются 600 миль Сирийской пустыни, сквозь ее пески я готов был направить свой мотоцикл – к тому пункту, который считал одним из важнейших этапов моего путешествия. Физически я был в порядке. И мотоцикл тоже. Но психологически − все было совсем по-другому. Мои попытки получить надежную информацию о маршруте через пустыню выглядели столь же бесполезными, как и блуждания Диогена. Только вместо фонаря у меня была всего одна фраза: «Я планирую пересечь пустыню из Дамаска в Багдад на мотоцикле. Как там насчет дорог?»
− Легко и просто! − заявил один дамаскский француз.
− Невозможно! Абсолютно не о чем говорить! − возразил англичанин.
− Вы можете пересечь!
− Вы не можете пересечь!
− Дорога твердая почти как бетон!
− Там только песок в фут глубиной…
В итоге все разговоры нашли подтверждение в старой пословице насчет того, что теперь уж не узнаешь правду, пока сам не попробуешь. Не было другого решения проблемы, как получить информацию о том, что меня ждет в пустыне. Естественно, я не очень-то был рад этому.
Да, пустыня манила, причем довольно странным образом. Она влекла к себе человека как естественный магнит – притягивающий людей вместо металла. Туда, на восток, за пределы «старейшей столицы мира» пролегал отчеканенный веками путь арабов, пустынная магистраль к далекому «Катаю» (как назвал Марко Поло великую империю на Дальнем Востоке), по следам тысяч богачей − тех, что столетиями проходили по дороге, соединявшей две части света.
Я чувствовал эту тягу и привлекательность и, честно говоря, боялся. И тем не менее, невзирая на все мои страхи, что-то толкало меня вперед, ощутимо говоря мне, что делать дальше, – тем самым осуществляя мой план. Да, препятствия были, причем многочисленные. И одно из первых – в лице полиции Дамаска.
− Пересечь пустыню на мотоцикле? Sapristi! (Черт возьми!) C’est defendu! (Это запрещено!) − фыркнули чиновники в префектуре. Они начали рыться в своих правилах и законах, чтобы найти что-нибудь запрещающее. Но тщетно.
Наконец, они выложили свой козырь – право объявить мое транспортное средство непригодным. Но здесь они попали в тупик, поскольку обслуживание мотоцикла было проведено официально механиками компании Nairn Brothers.
Эти братья Нэрн были два австралийца – анзаки (солдаты Австралийского и новозеландского армейского экспедиционного корпуса), – которые остались на Ближнем Востоке после Первой мировой войны, чтобы открыть свой бизнес. Они первыми поняли, что пришло время вернуть к жизни древнюю магистраль между Дамаском и Багдадом, которая была практически закрыта со времен крестовых походов, с тех самых пор, как корабли Васко да Гамы обогнули мыс Доброй Надежды.
Братья Нэрн взялись за плуг и начали свое продвижение через пустыню, чтобы проложить дорогу от Средиземного моря до Персидского залива. Плуг был необходим на тот случай, если бы они заблудились, – борозда привела бы их назад, к стартовой точке. Так началась транспортная компания Нэрнов.
Когда я спросил чиновников компании о маршруте, они были рады проинформировать меня о том, что мое пересечение пустыни можно сделать простым и оперативным, если я воспользуюсь их сервисом. Все, что мне нужно будет сделать, – это следовать за их шестиколесным автобусом, и они возьмут на себя ответственность за мою безопасность – цена вопроса составляла 10 фунтов, или 50 американских долларов.
Девяносто процентов тех, кто пересекает Сирийскую пустыню, платят нэрновской организации за сервис. Водители автомобилей неизбежно присоединяются к одной из транспортных колонн в целях безопасности и помощи «на случай чего».
Я счел, что безопасный конвой стоит пятидесяти долларов, даже если это и будет не совсем в духе настоящего приключения. Но один из водителей проговорился. Тертый калач, ветеран пустыни, бывалый австралиец по фамилии Маккуинн отвел меня в уголок.
− Послушай, парень, − сказал он ворчливо.
− Если ты отправишься с нами, то только потому, что ты заплатил 10 фунтов, и не думай, что будешь ехать за мной всю дорогу. Я заброшу твой драндулет на крышу автобуса, как только выедем из города. Я говорю тебе это сейчас, чтобы ты потом не жаловался. У меня расписание, которого я должен придерживаться, и твои два колеса не смогут угнаться за моими шестью.
Это заставило меня отказаться от предложения конвоя Нэрнов, сэкономить 50 долларов и обратиться в полицию за документами. Естественно, когда я информировал чиновников, о том, что гараж Нэрнов проверил мою машину, им нечего было сказать о «непригодности». Если Nairn Brothers не знали свое дело – кто тогда знал?
Поколебавшись, они проштамповали мои бумаги и изложили пару законов, действительных для езды через пустыню.
− Вы можете выехать только в понедельник или пятницу, это дни конвоя, − сказали они.
− Тогда пустыня патрулируется, и путешественник в достаточной мере защищен от арабов-мародеров. Категорически запрещено ехать в другое время!
− И будьте уверены в том, что у вас достаточно с собой бензина и масла.
− И возьмите побольше воды.
− И возьмите сахар для еды. В нем содержится больше всего калорий при минимальном объеме.
− И на таком агрегате лучше отправляйтесь в путь пораньше. Лучше всего переночевать в караван-сарае Абу Шамат. Это составит всего 40 миль, практически лишь на границе пустыни, но учтите, что, как только вы въехали в пустыню, каждая миля – это серьезно.
Первые 16 миль от Дамаска я ехал по дороге с твердым покрытием – основной магистрали, которая вела в Алеппо. Однако на отметке 16 миль, где дорога отклонялась к северу, можно было еле-еле разглядеть старый обшарпанный указатель «Багдад, 792 километра», показывавший прямо в пустыню. Внезапно я понял, почему пустыню так называют. Я ощутил некоторую пустоту в душе, когда свернул в канаву, бросил последний взгляд на гладкую дорогу и начал объезжать камни.
Но, по крайней мере, почва была твердая, и еще там была неровная линия телеграфных столбов, стоявших, как сторожа, через каждые 50 ярдов.

В золотом сиянии небольшой караван-сарай стоял как дом с сокровищами. Французский флаг взметнулся над крошечным пограничным постом, хотя собственно граница была в сотне миль к востоку, но это всего лишь техническая деталь в безграничном пространстве пустыни. Около 5:30, в паре часов езды от Дамаска, я въехал в окруженное глинобитными стенами убежище и меня учтиво поприветствовал комендант, хотя, как он объяснил, вся эта процедура была проделана исключительно в нарушение установленного порядка.
Сразу же после моего прибытия громко и отчетливо прозвучал рожок, и, наверное, он был слышен на мили в притихшей пустоте.
Двери скрипнули на петлях, массивные засовы встали на место, часовой занял свое место на стене, и маленький форт был готов… готов ко всему, что могла принести ночь.
− Ну что же, вы собираетесь пересечь пустыню, − начал комендант, находясь в своей небольшой уютной казарме. Фитилю лампы требовалось, чтобы его подрезали, потому что она коптила, в свете пляшущего огонька видны были только грубый деревянный стол, двухъярусные стальные кровати, шкаф и какие-то поломанные стулья. Тень старого солдата стала огромной, когда он наклонился к лампе и замер в таком положении, чтобы набить трубку.
Время и пустыня оставили на нем свои следы. Его глаза выцвели от многих лет, проведенных под солнцем пустыни, борода и волосы поседели. Но при всем при этом в нем ощущалась доброта, которая приходит к человеку после многих лет пребывания в подобных условиях. Его грубая жизнь на природе поддерживала его в форме, и пальцы его аккуратно набили трубку.
Не было слышно ни звука, кроме ритмичного топанья часового по освещенной звездами крыше. Какое-то напряжение, казалось, витало вокруг. Но я был все еще слишком счастлив от впечатлений, оставленных пустыней, чтобы особо волноваться. Да, пустыня выглядела бесплодной, но поверхность была довольно твердой и, по сравнению, с Турцией, это была мечта. Если бы только так было всю дорогу…
− Не сомневаюсь, вы размышляете о том, что вас там ждет, − сказал комендант. − С моей стороны было бы бессмысленно пытаться рассказать вам. Пустыня рассказывает разную историю каждый раз, как человек путешествует по ней… и это говорит о многом, принимая во внимание то, сколько раз я там бывал! Она точно не расскажет вам ту же историю, что мне, как и любому другому человеку. Но я могу рассказать вам, что пустыня принесла многим другим.
Наклонившись вперед, в круг света, он положил локти на стол и окутал себя облаком дыма из трубки, подобно старухе, закутывающейся в шаль и готовящейся к тому, чтобы рассказать сказку. На какой-то момент снова был слышен только ритмичный шаг часового. Топ! топ! топ! – или это был ритм моего сердца?
Вот что он поведал мне.
– Не так давно, примерно шесть месяцев назад, сюда на восходе прибыла группа англичан. Они должны были доставить в Багдад восемь автомобилей, восемь новеньких машин прямо с английской фабрики. Это была веселая и радостная компания, я знал некоторых из них – я их видел, когда они ездили туда и обратно. Они знали пустыню хорошо… если кто-то вообще может знать ее.
Мы пару раз выпили в доме, и, наконец, после привычного «Чирио! (Всего хорошего!)» они исчезли за горизонтом. Конечно, все было в порядке. Это был день патрулирования, и сам конвой выехал незадолго перед ними. Он прошел по маршруту к границе и вернулся к закату «без инцидентов», и на два дня пустыня затихла.
Затем однажды в полдень рожок протрубил, и наблюдатель доложил, что большое облако пыли поднимается на горизонте. Виляя по пустыне, как будто водитель был пьян, подъехал автомобиль, и восемь англичан высыпались из него. Или англичанин без одежды уже не англичанин?
Он сочувственно подмигнул мне.
– Они были неузнаваемы – выглядели как сумасшедшие бушмены. Их одежда, кроме царапин и порезов, состояла из автомобильной обивки, начинки сидений, тента и ковриков.
И их счастье, что они знали пустыню, а то бы они никогда не вернулись живыми. Вы, наверное, слышали о британской армии, захваченной врасплох во время купания в Тигре. Если слышали, то вы не забыли. Арабы не взяли ни ружья, ни что-либо из снаряжения, ничего из еды – только одежду. В результате, еще до того, как солдаты смогли добраться до тени, солнце превратило их в сумасшедших, стреляющих друг в друга людей.
Выяснилось, что эти ребята встретили в пустыне какие-то другие автомобили. Из этих автомобилей их обстреляла численно превосходившая их группа арабов, а потом у них все отобрали. Наконец, арабы сломали те машины, которые не могли угнать, и исчезли. Из оставшихся обломков предприимчивые жертвы собрали одну машину и поплелись назад к жизни.
Старый солдат взглянул на меня прямо. Было ясно, что он имел в виду. Ответа не было. Я мог только выдвинуть вперед подбородок и столь же прямо посмотреть в ответ. Медленно он начал улыбаться.
− Что ж, я смотрю, вы намерены ехать, − сказал он наконец. − Я могу рассказывать подобные истории вам всю ночь, но я вижу, это ничего не изменит. Молодость… ах эта молодость!
Он откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову и стал выпускать большие клубы дыма. Какие картины проносились перед ним в темных тенях стропил, картины дней его молодости? Шаги часового отмеряли год за годом погружения в прошлое. Я отдал бы многое, чтобы увидеть эти картины. Сколько бы он отдал, чтобы увидеть то, что видел я! Но между нами пролегла «вуаль, скрывающая все остальное». В течение некоторого времени не раздавалось ни слова. Потом годы покатились снова вперед, в настоящее, и вот он снова стал комендантом.
− Ну что ж, раз дело обстоит так, я рад этому, − улыбнулся он. − Примите совет пожилого человека − человека, чьи волосы поседели в поисках ответов. Завтра, если небеса будут благосклонны к вам, вы будете в сотне миль отсюда. Вы будете в середине пустыни, огромной, таинственной, жестокой и тем не менее великолепной пустыни. Я ненавижу и люблю ее. Она была моей жизнью и, скорее всего, будет моей смертью. Но это о другом. Главное – что вы будете там один.
Он подчеркнул это слово.
– Вот мой совет человеку, находящемуся одному в середине пустыни: если у вас что-нибудь сломается там, сидите на месте! Оставайтесь у своего мотоцикла! Это массивная, черная и достаточно большая машина, чтобы быть заметной. Если вы останетесь возле него, есть шанс, что патруль вас найдет. Но если вы уйдете и попробуете выйти из пустыни самостоятельно, вы никогда не выберетесь живым. Мой совет основан на многих печальных уроках. Помните, не пытайтесь уйти пешком!
Когда я лежал на одной из железных кроватей и все уже начало расплываться в дреме, слова коменданта еще вертелись у меня в голове: «Не пытайтесь уйти пешком. Если сломаетесь, оставайтесь на месте!»
Ритмичный шаг часового выстучал эти слова по крыше, мигающий свет вывел их на стенах, звезды прокричали их небесам, часы тикали по слогам: «Если вы сломаетесь, оставайтесь на месте! Не пытайтесь уйти пешком… не пытайтесь уйти пешком!»


Продолжение.