Путешествия

Глава 2.
Часть 2.
Китай — Тибет.



А дальше не нашем пути лежало Тибетское нагорье. Был ясный, солнечный, слегка прохладный день, когда мы пересекли границу Чингхай-Тибет. Первое что встречает тебя на границе это, конечно же, полицейский чекпоинт. С этого момента они будут встречаться не реже двух раз в день, иногда перемежаясь с армейскими чекпоинтами.­ Наш тибетский гид ждал нас на другой стороне шлагбаума — без специального разрешения попасть в соседнюю провинцию тибетцы не могут.
После чекпоинта дорога становилась чуть уже и начинала петлять между холмов, из которых торчали здоровенные обломки коричнево красных скал, и через пару километров, на выезде из небольшого туннеля мы увидели горы. Зрелище, надо отметить, было довольно эффектным, как будто туннель был специально построен чтобы впечатлять туристов, вроде нас. Все что я видел в жизни до этого, оказывается, было вовсе не горами, а жалкой на них пародией, в сравнении с Тибетским нагорьем.



С полутора тысяч над уровнем моря за один день мы поднялись на 4000, а в течение следующего дня на 4500 метров, и ниже уже не спускались, до самого выезда из Тибета. Единственным исключением была Ласа, там высота была 3500 метров. В первый же день Тибета нам предстояло покорить первый перевал 4800 метров. Я надел теплые снегоходные перчатки, но все равно руки мерзли даже в них. Чем ближе мы были к перевалу, тем холоднее становилось, а на самом перевале вообще въехали в снежную тучу. Мотоцикл покрылся наледью, и мне приходилось постоянно смахивать снег с визора, иначе попросту ничего не было видно. Стоило спуститься вниз с перевала, как снова выглянуло солнце, растопив большую часть снега. Вообще, погода менялась постоянно, как это обычно бывает в горах, так что утром светит солнце и даже немного жарко, потом, в течение дня ты видишь как то слева, то справа разворачиваются огромные штормовые облака и закрывают все что под ними серой пеленой метели. Ты следишь за поворотами дороги и никогда непонятно свернет она в сторону тучи или можно еще немного понаслаждаться солнцем и теплом… Я все ждал когда же я почувствую первые признаки горной болезни и постоянно прислушивался к ощущениям в желудке, но все вроде было спокойно, только иногда вместо одного глубокого вдоха я вдруг делал подряд 5-6, этого было достаточно чтобы компенсировать недостаток кислорода. Флорис немного пострадал от горной болезни. Утром, в один из дней он вышел к мотоциклу с лицом абсолютно серого цвета и сказал что наверно не сможет вести сегодня мотоцикл, все утро он провел в туалете в обнимку с унитазом. По счастью, у нас был запасной мотоциклист Анхель, который истосковался по езде и с радостью сменил Флориса в седле его мотоцикла.


На вершине каждого перевала в Тибете всегда стоит какой-нибудь монумент, дорожный знак, сообщающий название перевала и высоту, правда на китайском и тибетском, и конечно знаменитые гирлянды из молитвенных флажков. Эти гирлянды используются везде, где тибетцы хотят что-нибудь выделить, это может быть буддистская ступа, перевал, или просто красивая обзорная точка возле дороги. Это единственный разрешенный атрибут символики который разрешен в Тибете, хотя, это всеобще буддистский атрибут, не национальный тибетский, но китайцы его не используют. Нигде в Тибете нет ни одного тибетского флага.



Тибет, пожалуй, для был одним из самых значимых отрезков путешествия. Окутанный мифами, огромным количеством стереотипов и надуманных представлений, Тибет виделся мне суровым, перманентно снежным краем, сплошь покрытым буддистскими монастырями и ступами и населенный исключительно монахами. И еще — Тибет никак не представлялся мне частью Китая, слишком разные культуры, слишком разные, даже внешне, люди. Однако, кое-что тибетцы все таки позаимствовали у китайцев — харкают, плюются и сморкаются они так же смачно.

Наш Тибетский гид первым делом после знакомства попросил нас следовать простым правилам туристов в Тибете. Первое правило Тибета — не говорить о Тибете. В первую очередь он имел ввиду, конечно, Ласу, где огромное количество полиции в штатском, и, по его словам, стены имеют уши. Второе правило — не снимать на фото и видео ничего что может относиться к полиции, армии, чекпоинтам и прочей государственной регуляции. Третье правило — не заходить в дома местных жителей. Не знаю, что такого особенного мы могли там увидеть, но званный обед в тибетском доме был для нас табу. Все эти правила и запреты только подогревали интерес к Тибету.



Гид, которого, кстати, звали Пенба, рассказал историю о том как его знакомый гид из другого агенства попал в тюрьму за одного из своих туристов. Это был американец который делал ровно то что было запрещено — снимал полицию, армию, чекпоинты и потом естественно, выложил все в интернет. Самому туристу за это ничего сделать не могут, а вот гид до сих пор в тюрьме, уже 4 года, и после выхода оттуда гидом уже он никогда работать не будет. После рождения ребенка Пенба и сам подумывает оставить работу гидом. Он рассказал что последний год для него все больший и больший стресс принимать группы туристов, потому что никогда не известно что эти люди выложат в интернет по приезду домой. Пенба все чаще задумывается о переезде в родную деревню, в 50 км от Ласы, где у него небольшая ферма в 20 голов яков и 50 овец.





Следующие несколько дней мы провели постоянно карабкаясь на перевалы и спускаясь с них. Утро в Тибете начиналось с очистки мотоцикла от снега, который наносило за ночь. Suzuki DR 650 Яна и моя Африка были единственными в группе на карбюраторах, инжекторы как-то заметно меньше страдали от резких наборов высоты. Сузуки порой совсем плошал, сбрасывая скорость до 35-40 километров в час на крутых подъемах, Африка кряхтела но ехала более или менее ровно, хотя провал в мощности был ощутимый. Только однажды на перевале Кару Ла, 5100 метров, после остановки на перекур на вершине перевала Африка отказалась заводиться и пришлось спускаться с выключенным двигателем по серпантину в метель, что было не очень комфортно, потому что нельзя было тормозить передачами. Когда мы спустились, после нескольких попыток мотоцикл все таки завелся.



Мы добрались до священного горного озера Намцо — безумной красоты места. Вокруг все было покрыто снегом, в том числе и горы на другом берегу озера, которые были похожи на гигантские ледяные торосы. Я встретил закат на вершине утеса с видом на озеро и горную гряду на другом берегу, и видел как менялись цвета от теплого яркого желтого до красного с освещенной стороны гор и от голубого до глубоко фиолетового на теневой. Вместе со мной на утесе было с пару десятков китайских туристов вооруженных штативами и огромными длиннофокусными объективами. Солнце катилось за горизонт, туристы щелкали затворами, температура опускалась все ниже и вскоре находиться на ветру на вершине утеса было уже невозможно из-за холода. Тем вечером вся наша группа собралась у буржуйки, отопляемой кизяком в самом большом помещении импровизированного лагеря, где можно было поесть и выпить чаю с ячьим молоком, который неожиданно оказался весьма недурным на вкус. Остальные помещения лагеря не отапливались, так что ночь мы провели, закутавшись во всю одежду внутри спальников. А утром я обнаружил что моя Гоупро 3+ больше не работает — ночью, от дыхания крыша стала нагреваться и растопленный снег стал капать через дырку в крыше прямо на порт зарядки камеры. А она, конечно, заряжалась и лежала без кейса.



По дороге мы проезжали огромное количество деревень, все увешанные китайскими флагами с серпом и молотом, флаги висели буквально на каждом доме. Мы останавливались в деревнях, нас обступали дети, начинали дурачиться, испытывать на прочность защитные вставки и боты, залезать на мотоциклы. Взрослые в основном держались на почтительном отдалении. Но все улыбались, если не сразу, то в ответ на твою улыбку. Улыбка в Тибете оставалась основным средством общения с местными потому что английский никто даже близко не понимал.



Потом была сбитая овца. Довольно неприятный эпизод. Я ехал в группе с немцами Джо и Рольфом — Рольф впереди, потом Джо, потом я. На выходе из правого поворота я заметил какое-то движение с левой стороны дороги, возле отбойника. Под нижней планкой проползла овца и рванула в на другую сторону дороги, за ней сразу еще две. Я видел как первая овца начала бежать и на первый взгляд я успевал проскочить. Я вильнул вправо, надеясь пройти раньше чем овца пересечется с мотоциклом, но она только бежала быстрее и я начал понимать что точно не успею проскочить. Когда описываешь все это кажется что времени было достаточно, но на самом деле я даже не стал тормозить, потому что между моментом когда я увидел овцу и моментом ее коллизии с моим передним колесом прошло чуть больше секунды.

В итоге бедную овечку буквально распилило пополам передним колесом мотоцикла. На асфальте остался длинный коричневый след овечьего дерьма и ее внутренности. Овечка улетела вправо, в ров вдоль обочины дороги, я отдельно от мотоцикла, продолжив движение по прямой, проехался на боку метров 30-40, а мотоцикл на левом боку улетел в левую сторону и остановился у отбойника. Африка на удивление легко перенесла столкновение с овцой и последующий лоу сайд. Колесо, обод и спицы были в порядке, рулевая тоже в порядке, немного поцарапаны дуги и кофр с левой стороны, но жить можно. На мне, на удивление, не было ни единой царапины ни даже синяка, защита отработала на ура. Продранные мото-штаны и протертый локоть на куртке не в счет, штаны я замотал двумя слоями армированного скотча, в надежде нормально зашить их в Ласе или другом большом городе. Со скотчем вокруг штанины было даже немного теплее ехать.

Через 5 минут после столкновения с овцой появился пастух, я даже сигарету докурить не успел. Появился, значит, и стал требовать денег. В пересчете на доллары он просил примерно 800 долларов. Пенба отвел пастуха в сторону, поговорил с ним с минуту и пастух скинул сумму до 600. Тут меня очень тронул жест нашей группы — ребята предложили скинуться на овцу. Я, недолго думая, согласился — в одно лицо это был бы существенный удар по моему бюджету.



А на следующий день мы оказались в Ласе. Уже вечерело, когда мы, вынырнув из вечерних пробок, очутились на главной площади перед дворцом Потала. Тем самым, который я так хорошо помнил по картинкам о Тибете. Именно тогда до меня вдруг дошло насколько я уже далеко от дома, и насколько большое расстояние я уже преодолел на мотоцикле. Честно говоря, скажи мне кто-нибудь пару лет назад что я доберусь своим ходом от Москвы до столицы Тибета, я бы не поверил. Это и в тот момент с трудом укладывалось у меня в голове.



Дворец Потала, на удивление, оказался вовсе не религиозным сооружением, а домом тибетских королей. Изначально он был гораздо меньше и каждый новый король пристраивал свои постройки и комнаты, потому что на месте жительства предыдущего короля организовывалась усыпальница. Гигантское, расширяющееся к низу строение как будто продолжает собой холм, на вершине которого построено. Дворец огромен, но на осмотр дается всего полтора часа потому что время на билете строго регламентировано, это сделано чтобы не создавать толкучку внутри.



Правительство Тибета приняло еще несколько забавных законов о Ласе, после того как в 1994 Юнеско признало дворец культурным памятником. Один из законов запрещает строить в Ласе здания выше 20 метров в высоту, чтобы не закрывать вид на Поталу, а все новые здания, которые таки строятся, должны быть построены в том же стиле и с использованием тех же материалов что и старые здания города.
В Ласе мы провели всего два полных дня, и ощущение сюрреализма, происходившего на главной площади и вокруг дворца не покидало меня все это время. Город был наводнен туристами, пилигримами всех мастей и простирающимися. О последних я знал давно, но никогда не видел вживую. Первый раз я увидел простирающихся на обочине дороги, примерно за 100 километров до Ласы. Худые, одетые в лохмотья или старую альпинистскую одежду, но в хороших ботинках, люди неопределенной национальности. Они двигались вдоль дороги, делая два шага вперед, останавливаясь и складывая руки у подбородка. Потом они вытягивались вдоль дороги лицом вниз, касались лбом асфальта, лежали так несколько секунд, затем вставали и повторяли все сначала. Для каждого это был огромный труд, потому что таким образом люди преодолевали не одну сотню километров по дороге к Ласе.



Вечером второго дня в Ласе я, Дэйв, Джо, Флорис и Анхель шли дорогой к отелю и проходили мимо бара, который был открыт и из него даже доносилась живая музыка. Это было довольно необычно, потому что все кафе-рестораны-бары в городе закрываются в районе 7-8 вечера, а было уже около 10. Ну и мы, конечно, туда завернули выпить по прощальному ласскому пиву. За соседним столом сидело трое молодых людей гиковатого вида, ковыряясь в своих айфонах и потягивая пиво. Увидев нас, они что-то принялись бурно обсуждать между собой, потом один из них, отхлебнув из бутылки, встал, подошел к нашему столу и после дежурного «Where are you guys from?» почему-то предложил мне сразиться с ним в арм-рестлинг. Вызов принят!

Я выиграл оба раза, сначала на правых, потом на левых. Парень выглядел щуплым, но победить его было не так просто как казалось. Думаю, этим эффектом неожиданности он и побеждал других соперников. Проиграв, парень нисколько не расстроился — наоборот, поставил мне пива и принялся с выпученными глазами задавать вопросы, слушать наш рассказ о путешествии на мотоциклах и о том, как нам таки удалось попасть в Тибет на своем транспорте. Мне, в свою очередь было очень интересно послушать самого парня.

Я в шутку огляделся, как бы намекая, что я сейчас буду спрашивать запрещенное, на что парень только рассмеялся. И я спросил: какие он, как тибетец, видит перспективы для свободного Тибета? Он ответил что конечно все, и он сам в том числе, спят и видят как китайцы уберутся из их страны. И протесты в Ласе случаются гораздо чаще чем о них кто-то узнает. Он рассказал мне решение необъяснимой китайской загадки — чайников на заправках.

Да-да, все верно — мотоциклы во всем Китае и в Тибете надо было заправлять из огромных 10-литровых чайников. Выглядит это так: ты паркуешься за пределами заправки, идешь к колонке, берешь чайник, в него наливают 10 литров бензина и ты идешь с ним к мотоциклу. При этом один из сотрудников заправки идет вместе с тобой и стоит рядом пока ты наливаешь бензин в бак. Потом все сначала. С учетом того что надо было заправить 7 мотоциклов а чайник обычно всего один, это очень раздражало. И еще одна маленькая деталь — в самый первый день, при въезде в Тибет, Пенба сказал мне положить мою канистру в микроавтобус и никогда ее не доставать.
Так вот, парень рассказал мне почему все, и местные тоже, вынуждены пользоваться этими чайниками. Оказалось это метод контроля за тем куда наливается бензин и сколько, мол, так нельзя увезти больше бензина чем помещается в бак. Канистры запрещены категорически. Если у тебя найдут канистру на заправке — гарантирован разговор с полицией, а тот самый вездесущий заправщик, который стоит рядом с тобой пока ты заправляешься — как раз полицейский. Все эти меры приняты потому что количество самосожжений монахов в знак протеста за последний год перевалило за сотню! Об этом никто никогда ничего не говорит, но те кто живет в Ласе все знают. Монахи пьют бензин, потом обливаются им и поджигают себя в людном месте, иногда по нескольку человек за раз, надеясь таким образом что кто-то из туристов снимет происходящее, и снимки в итоге попадут в большой интернет.

История, честно говоря, ошеломляющая. Как далеко могут зайти тибетцы в своем желании быть свободной страной, и как далеко может зайти китайское правительство чтобы все это скрыть?

Еще парень рассказал что не все что делают китайцы — плохо. Они, например, построили больше 1000 километров дорог в Тибете за последние 3 года, реорганизовали систему здравоохранения, ввели мед. страхование и месяц назад даже провели первый кросскультурный китайско-тибетский фестиваль в Ласе.
После этого разговора я поймал себя на мысли что ничего не знаю об истории Тибета; школьная программа, например, оставляет здоровенное белое пятно в этом месте карты мира. Я поставил себе пунктик, по приезду домой попытаться для самого себя разобраться и понять что за интерес у Китая в Тибете и стоИт ли за этим что-то еще кроме престижа страны…

В следующей серии: хайвэй Дружбы Ласа-Катманду, Непал и Индия.