Я сидел в комнате своего приятеля Славы, наблюдая как он возится с Планетой Спорт, опёртой рулём о стенку и стоящей на клеёнке, постеленной поверх паркета. Мотоцикл на четвёртом этаже хрущёвки – это было в духе Славы.

Со Славой мы познакомились полгода назад в пабе на концерте в день Святого Патрика. Ещё на улице, будучи абсолютно трезвым, он уже обращал на себя внимание. Топором. Обычным топором с деревянным топорищем, торчащим из рюкзака выше Славиной тёмно-рыжей головы с хвостиком.

На концерте Слава был в своей стихии – рюкзак с топором валялся на диване, сам же Слава, опорожнив батарею пивных кружек, отплясывал с зеленоволосой девчонкой.

После концерта мы распрощались – он с компанией уезжал на такси, я же хотел пройтись пешком, проветрить хмельную голову. И на том бы всё и закончилось, но судьбе было угодно, чтоб через день мы столкнулись на чаепитии у общей знакомой.

На тихой уютной кухне разговор потёк совсем иначе, чем в сумасшедшей атмосфере рок-концерта. Сошлись мы на интересе к технике, на любви к машинам и мотоциклам.

После чая я предложил Славу подвезти домой, он в ответ позвал к себе на пиво. Разошлись мы, когда светало. Так и повелось. Общение разгорелось, укрепилось и привело меня в тот вечер в кресло к Славе, откуда я созерцал таинство ремонта мотоцикла.

На его возню с Псом – так он звал мотоцикл по созвучию с названием модели – я смотрел с оттенком благоговения. Я грезил мотоциклами, а Слава считал себя байкером. И пусть я видел его лишь рядом с мотоциклом, а не верхом на нём, всё-таки мотоцикл служил материальным подтверждением его приобщённости к байкерству.

— Что тут думать – бери такой мотик, как у меня. – не отрываясь от ремонта, уговаривал Слава, – Глянь, какой чёткий.
Я глядел – и не видел. Выцветшая красная краска, рубленные обводы родом из семидесятых годов прошлого века, потускневший хром на выхлопных трубах. А главное – он не ездил.
— Запчасти копеечные, на любом базаре найдёшь. Отремонтировать в поле можно двумя ключами и отвёрткой.
Я не хотел ремонтировать ни в поле, ни в лесу. Ни двумя, ни даже одним ключом. Я хотел ездить.
— Купишь – и будем по Киеву рассекать, — не унимался Слава.

Что-то звякнуло, ключ, которым Слава тянул особо непокорный болт, сорвался и Слава проехался рукой по острым рёбрам мотора.
Терпение не входило в список Славиных добродетелей. Взбешённый болью и сопротивлением Пса, он вскочил, пнул мотоцикл и тут же был вынужден подхватить его, чтоб тот не грохнулся с размаху на паркет.

— Ну его к чёрту. – прошипел Слава, сжав разбитые пальцы и сразу же забыв про свои уговоры — Задрал, гад. Пошли пройдёмся, не то я его сейчас оболью бензином и сожгу прямо тут к херам собачьим.
— Хочу «кафешник» из него сделать, — заявил Слава на улице, остыв и забыв про увечья, нанесённые ему Псом в порядке самообороны.
— Кого сделать? – спросил я.
— Кафе-рейсер.
Я знал чопперы и спортбайки. Поднатужившись, смог бы вспомнить ещё туристов и эндуро. Ни про какие «кафешники» я не слыхал.
— Это в кафе ездить, что ли?
— В столовку, блин… Нет. От кафе к кафе гоняться.
— Куда тебе во второе кафе, когда ты и после первого уже в седло сесть не сможешь?
— А меня подсадят… Слушай, погнали ко мне в дом, там у меня ещё мотоциклы. Ты же себе хочешь мот, может, подберёшь что-то. Я тебе продам подешевле, как своему.

Славе достался по наследству частный дом на правом берегу Киева. Вернее — половина дома, маленький садик с двумя низкорослыми кривыми деревцами и вросшим в землю заброшенным Ситроеном СХ да сарай. В этот сарай меня он и привёл.

— Вот! – гордо провозгласил Слава, — мои мотоциклы.

Я оглянулся. В сарае по полу ровным слоем и вдоль стен были рассыпаны запчасти. Возле окна угадывалась серая от пыли передняя вилка, в продавленном мягком кресле восседал двигатель, у двери стояло колесо со ржавыми спицами.

— И сколько тут мотоциклов? – спросил я.
— Три. – сказал Слава.
— Три? – переспросил я.
— А ты разве не видишь? – возмутился он.
— Не вижу.
— Ну как же… Вот тут ИЖ, а тут – две Явы, «старуха» и «пенал».

Я старательно присмотрелся. Три мотора, три рамы, бака почему-то четыре, а вот колёс — пять. Видимо, какому-то из мотоциклов был положен лишний бак, но не досталось второго колеса.

— Теперь вижу, — сказал я. – Я думал, они не такие…ммм… расформированные.
— Так тут собрать по-быстрячку – и порядок.
— Я б чоппер хотел… И чтоб собранный. А то, пока соберу, уже состарюсь и ногу через седло не перекину.
— Ну ладно… — Слава обвёл взглядом сарай. — Сначала закончу Пса, потом Яву-старуху подружке своей соберу, а там посмотрим, что с остальными делать.

Слава не отступился от идеи подобрать мне мот. На правах опытного байкера он всерьёз взял надо мной шефство. Он нашёл объявление о продаже в Киеве мотоцикла. «Иж чоппер» гордо значилось в заголовке объявления.

— Ты же хотел чоппер. А тут тебе и дёшево, и чоппер, и в Киеве.
Я пролистал десяток фоток в объявлении. Крашенный в брутальный чёрный матовый цвет мотоцикл, построенный вокруг двухцилиндрового ощетинившегося рёбрами ижачьего мотора, выглядел симпатично.
— Ладно, — сказал я, — поехали смотреть.

Есть такие гаражные кооперативы в Киеве, куда зайдёшь — и рискуешь остаться там навсегда, настолько они велики. Будешь бродить среди 24-х Волг цвета порыжевшей от ржавчины белой ночи и несгнивающих рам от ГАЗонов; питаться подаяниями от добрых старичков, приходящих в гараж посидеть часик-другой, печально глядя в навечно разобранный карбюратор своей «Копейки».

В такой кооператив мы и приехали. Парень в замызганной спецовке открыл ворота гаража и выкатил наружу тот самый чоппер. Надо отдать должное кастомайзеру. Талант у него, безусловно, был. Талант фотографа. На фотках мотоцикл был куда внушительнее и аккуратнее.

— Ты смотри, какой красавец, — сказал Слава.
Хозяин красавца хмыкнул.
То, что стояло перед нами, мало походило на мотоциклы, виденные на картинках и выставках. Краска на моторе облезла, на баке художественно запечатлелся след от кисточки, хром на трубе потускнел и пошёл пятнами.
Не мотоцикл-мечта. Мотоцикл, конечно, но не мечта.

Приедешь на таком на площадь и вместо охов и ахов восторженных поклонников будешь слышать: «а краска-то паршивая», «а хрома мало», «а зеркала не те». Ещё, чего доброго, возьмёшь покататься юную красотку, сам заведёшься, а мотоцикл – нет.

— Заведёшь? – по-свойски переходя на «ты», спросил у парня Слава.
— Ща, — ответил тот и полез в спецовку за ключом.

После минуты скачков парня на кик-стартере, на которые кастом отзывался звонким чиханьем, Слава не выдержал и полез помогать.
Про меня – клиента – забыли напрочь. Слава с парнем ушли в свой собственный мир. Переговаривались отдельными словами, понятными обоим, бегали в гараж прокалить свечи на горелке, искали «массу», в общем были заняты творческим трудом. То, что на мотоцикле, выставленном на продажу, невозможно ехать, их не сильно беспокоило. Видимо, глагол «ездить» применительно к этому мотоциклу стоило заменить на «ремонтировать». И впрямь: езда – глупая суета, трата бензина и износ покрышек. Только в тусклом свете голой лампочки под потолком гаража, ремонтируя мотоцикл между верстаком, к которому прикручены тиски, и стеллажом с грустными огурцами в мрачных стеклянных банках, можно постичь Истину.

Неспешная возня привела к тому, что Иж-чоппер тяжко завёлся и сумел даже держать слегка плавающие обороты.
— Ну как, берём? – спросил Слава.
— Так он же еле завёлся, — сказал я.
— Тоже проблему нашёл. Чутка подшаманить – и нормально. Будешь кататься, ещё спасибо скажешь.
— Слава, какой из меня шаман? Я – православный атеист. Не хочу я шаманить, ездить хочу.
— Тебе не угодишь, — сказал Слава. – Хозяин – барин, тебе решать.

Лето уже перевалило за экватор, мотосезон был в разгаре, а Пёс по-прежнему торчал на высоте четвёртого этаже. Слава его вроде уже полностью собрал, но всё оставались мелочи, не дававшие спустить мот на грешную землю.

Чаще всего я слыхал о каком-то лепестковом клапане, который Слава сначала долго покупал, потом ещё дольше ставил. Что этот клапан делает и сколько у него лепестков — я не знал, но было ощущение, будто на Псе клапан отцвёл по осени и потерял все лепестки. В любом случае я проникся уважением к запчасти, непреодолимой преградой стоявшей на пути счастливого Славиного байкерства.

Однажды Слава позвонил и гордо сообщил:
— Поставил!
Мне даже не было нужды спрашивать – что и куда поставил. Ясно – лепестковый клапан побеждён.
— Тогда надо устроить ходовые испытания, — сказал я.

Не без труда спустив по лестнице мотоцикл во двор, на моём универсале мы перевезли его Славе в частный дом и приступили к испытаниям. Слава — в роли пилота-испытателя, я –ответственного наблюдателя. Оказалось, чтоб проверить мотоцикл на ходу, сначала надо его завести.
— Ща, я заведу, прокачусь кружочек по частному сектору – и ты попробуешь.

Я уселся на капот стоящего во дворе на вечной стоянке Ситроена и стал ждать.
Сияющий Слава включил зажигание, откинул лапку кик-стартера, картинно поставил на неё ногу и дёрнул ею вниз. Кик протрещал, Иж не завёлся.
— Это нормально, — сказал Слава, — железные мотоциклы с первого раза не заводятся.
— А с какого заводятся? – спросил я, представляя, как скачу на кике посередине улицы, заставляя тоскующую барышню ждать.
Слава не ответил. Он вытащил смятую пачку сигарет, ударом выбил оттуда одну, прикурил от потёртой бензиновой зажигалки, вытер руки о штаны и снова поставил ногу на кик.

Через пять минут прыжков на кике мокрый от пота Слава плюхнуся рядом со мной на Ситроен.
— Хер его знает, — сказал он, прикуривая, — всё в порядке, должен заводиться. Ща посмотрим зажигание.

Я снял куртку, бросил её на лобовое стекло Ситроена и лёг на неё, протянув ноги вдоль капота. Сквозь листву пробивалось поднявшееся высоко солнышко и приятно грело кожу. Сбоку доносилось звяканье гаечных ключей, перемежающееся руганью.
— Ну всё, ща точно заведётся, — Слава снова взялся за руль и изготовился прыгнуть на кике всем своим весом. Прыжок – Иж не завёлся, но чихнул.
— Слыхал?! – завопил Слава.
— Слыхал, — ответил я, не поворачивая головы, — Чихает.

Лежать на тёплом капоте было так хорошо, я начал погружаться в благостную дрёму.
Надо мной в листве пели птички. Каждые пару секунд в их пение вклинивалась трещотка кика, чиханье мотора и ругань Славы.
Фьить-фьить, тр-р-р-р, чих, — сука… Фьить-фьить, тр-р-р, чих, — сука…
Всё вместе складывалось в мелодию. Поющие птицы, матерящийся Слава и чихающий Иж нашли общий ритм.

Испортил всё Иж. Он вздумал наконец завестись.
Фьить-фьить, тр-р-р, хлоп!, пах-пах-пах, — сука!
Убаюканный солнышком и птичье-мотоциклетной мелодией, я проснулся не от того, что мотоцикл завёлся, а о того, что привычное ругательство в конце цикла Слава произнёс с совершенно другой интонацией.

Проснулся и сел на капоте.
— Видал?! – победоносно оглянулся на меня Слава.
— Видал, — ответил я.

Подойдя к Ситроену, Слава оперся на него спиной и закурил, умильно глядя на пыхтящий мотоцикл.
— Мотоцикл – он же как девушка, любит, чтоб руки умелые были, — глубоко затянувшись, изрёк Слава.
Неясно, руки ли у Славы были недостаточно умелые, или же Пёс обиделся на сравнение, но он хрюкнул и заглох.

Всё терпенье, отпущенное Славе свыше, было исчерпано на месяц вперёд. Отшвырнув окурок куда-то мимо моего носа, он одним прыжком набросился на мотоцикл, ударом свалил его на землю и с руганью начал пинать.
Надежды на мой дебют в седле таяли. Слава обошёл вокруг поверженного Пса и взялся за руль.
— Помоги поднять…

Вдвоём мы вернули непокорную псину в вертикальное положение. Я вернулся на капот Ситроена, а мрачный Слава снова взялся за инструмент.

Через полчаса сопротивление Пса было сломлено. Он покорно заводился, дырчал на холостых и почти не пытался заглохнуть.
Слава ощутимо посветлел.
— Пора открывать сезон, — сказал он. – А ну-ка подсоби.

Вдвоём сквозь калитку – ворота заросли настолько, что их невозможно было открыть – мы протолкнули мотоцикл на улицу. Сосредоточенный Слава с видом лётчика-испытателя, первым в мире поднимающего в воздух реактивный самолёт, взгромоздился в седло, хрустнул коробкой передач и оставляя облако сизого дыма, покатил по улочке.

Я бесцельно начал расхаживать вдоль забора. По звуку, доносящемуся из-за садов, можно было отслеживать перемещения Славы на слух лучше любой радиолокационной системы. Вот он доехал до улицы, повернул налево, разогнался под горку, затормозил, снова повернул налево, потом зачем-то резко газанул, разогнался, ещё раз повернул налево, звук стал нарастать – теперь он возвращался ко мне, описав кольцо вокруг квартала. Слава вылетел из-за поворота, поскользнувшись на песке и чуть не упав. Вид у него был такой, будто он не выехал сделать пробный проезд на только что отремонтированном мотоцикле, а участвует в гонке, где ставкой – его жизнь и доброе имя.

За десять метров до меня Слава начала махать левой рукой и кричать:
— Открывай калитку! Калитку открывай!
Я метнулся к калитке и распахнул её. Слава развернулся буквально на пятачке под прямым углом и не слезая с мотоцикла, рванул к калитке. Калитка была узкая, сидя верхом проехать в неё было непросто.
— Толкай! – перекрикивая треск мотора, приказал Слава.
Я схватил мотоцикл за раму сзади и приподняв, втолкнул его сквозь калитку.

Только хвост мотоцикла прошёл в калитку, Слава заглушил двигатель и замер.
— Закрой калитку, — почему-то шёпотом сказал он.
Я закрыл калитку и тоже шёпотом спросил:
— Что случилось?
— Менты. Я ж без шлема, без документов, а они выезжают мне навстречу. И мигалку включают. Кто думал, что они в частный сектор попрутся, никогда тут не ездили. Ну я и свалил. А они, кажись, за мной поехали.

Аккуратно, будто этот звук мог привлечь правоохранителей, Слава выставил подножку и опёр на неё мотоцикл. Мы прильнули к щелям в заборе. Мимо, шурша шинами на гравии, проехала ГАИшная Шкода.
— Пронесло, — выдохнул Слава.
Сезон был открыт, Пёс ожил, только я в тот день прокатиться так и не попробовал.

Двухминутный заезд окрылил Славу. Это было его победа, от которой он собирался взять всё.
— Слёт, старик. Надо ехать на слёт. – сидя на подоконнике у себя на кухне и выпуская дым в вытяжку, сказал Слава. – На слёте знаешь как классно. Девчонки, мотоциклы, выпивка.
— У меня же нет мотоцикла. Туда на машинах пускают? – спросил я.
— Пустят. – успокоил Слава. – Вот сиденье перетяну – и можно ехать.

Нрав Ижа, у которого цилиндры работали по трудовому законодательству – сутки через трое, делал эту затею авантюрной, но я оставил сомнения при себе.

На киевском мотофоруме Слава отыскал группку попутчиков.
— С ними веселее будет ехать, чем топить по трассе в одиночку.

К слёту Слава готовился неделю. Чистил косуху, протирал от пыли шлем, искал невесть куда запропастившуюся футболку со скелетом на мотоцикле.

Утром в пятницу я заехал к Славе в частный дом. Пёс стоял посредине двора, чистый, протёртый и сияющий остатками хрома.
— Всё взял? – спросил Слава.
— Всё, — сказал я. – Рожковые ключи от восьмёрки до тридцать шестого, набор отвёрток, трещотку с головками, плоскогубцы.
— Молоток забыл?
— Молоток взял. Мы точно едем за сто километров, а не в Испанию?
— Старик, это же Иж. Мало инструмента с собой не бывает. Держи ещё маселко двухтактное, в багажник кинешь.

С попутчиками мы встречались на парковке возле выезда из Киева. На точке уже стояло с десяток разнокалиберных и разномастных мотоциклов один за другим под углом к тротуару. Слава гордо подрулил и стал возле крайнего мотоцикла, я же скромно припарковался в сторонке.

Время до выезда было, и я прошёлся вдоль ряда мотоциклов. Два БМВ, одна величественная Голда, несколько японских стритов, два вальяжных Вулкана. Наш Иж был единственным представителем совмотопрома.

— Агов, хлопцы, — подозвал всех к себе высокий блондин в джинсовой жилетке поверх кожаной куртки, стоящий возле одного из Вулканов. – Через пять минут выезд. Едем «шахматкой», «крейсер» — 90 км/ч.

Я посмотрел на Славу, слушающего «вулканиста». Спидометр на Иже был размечен до 160 км/ч, а Слава рассказывал, что в лучшие годы (лучшие для Славы или Ижа – оставалось неясным) он клал стрелку, но на ходовых испытаниях больше 70 мы его ни разу не разгоняли. Да и то сказать – сильно ли разгонишься по частному сектору с асфальтом третьей свежести. Слава, тем не менее, услыхав «90 км/ч» не вздрогнул и не попросил смилостивиться.

— Потянешь девяносто? – спросил я его, пока Слава натягивал шлем и перчатки возле пыхтящего на холостых оборотах мотоцикла.
— А чё не потянуть? – уверенно ответил Слава. — Он по паспорту 140 как нехер делать едет.

Я отошёл к машине и уселся за руль. Мотоциклисты экипировались, оседлали технику и по жесту блондина на Вулкане начали вытягиваться к выезду с парковки. Слава был замыкающим в веренице мотоциклов, я следовал сразу за ним.

Зрелище было красиво. Колонну мотоциклистов мне и видеть-то доводилось всего пару раз издалека, а уж участвовать – никогда. И я наслаждался пусть косвенной, но всё-таки причастностью к происходящему. Слава уверенно катил позади, не отставая от остальных и я начал потихоньку успокаиваться.

Промелькнул знак, за которым заканчивался Киев, и ведущий колонны начал наращивать скорость. Как гусеница в рывке за капустным листом, колонна начала растягиваться. Вся, кроме последнего, самого слабого звена. В городе Слава ещё мог удержаться в темпе колонны, но на трассе Пёс стал отставать. Проживший несколько месяцев в квартире, он разленился и из поджарой гончей превратился в домашнего пёсика, лежащего на хозяйском диване в промежутках между сном и кормёжкой. Либо его лучшие годы всё-таки остались уже позади, а Славины – ещё не начались.

Я перестроился в соседнюю полосу, поравнялся со Славой и, опустив стекло правой двери, прокричал:
— Что случилось?
— Хер его знает, — проорал в ответ Слава. – Кажись, снова на одном горшке еду.
Вот тебе на. Никогда не было и вот опять.

Через минуту Слава устал бороться с мотоциклом и свернул на обочину. Я остановился сзади. От колонны отделился один из БМВ и по обочине вернулся к нам.
— Помощь нужна? – спросил водитель БМВ, не сходя с седла.
— Не, спасибо. – ответил Слава. – Своими силами справимся. Езжайте, мы догоним.
БМВист кивнул, лихо развернулся и помчался догонять колонну.

Слава проводил взглядом БМВ, снял шлем и с размаху хватил им о седло. Потом положил шлем мне на капот, кинул туда же перчатки, достал сигарету, подкурил и стал задумчиво глядеть на ИЖ.
— Может, его тут сжечь и не морочиться? – в воздух спросил Слава. Затянулся, вздохнул, сплюнул. – Ладно, тащи инструмент, буду оживлять.

Спустя полчаса мытарств ИЖ всё-таки согласился превратиться из одноцилиндрового мотоцикла в двухцилиндровый. Мы побросали инструмент в багажник, Слава экипировался и мы выехали вдогонку за колонной, которая наверняка уже доехала до слёта.
Следуя за Славой, я всё ждал, что сейчас он сбавит ход, свернёт на обочину, снимет шлем и на сей раз разобьёт им полмотоцикла. Но нет, обошлось, Иж дымил сизым дымком и уверенно тарахтел. «Крейсер» наш был, конечно, никакие не 90 км/ч. Такую скорость мы набирали лишь на спуске с холмов.

Слёт проходил на полянке возле опушки леса. Мы закатились на территорию, наспех поставили палатку и отправились за выпивкой.
С пивом мы уселись на лавку за деревянный стол из рассохшихся досок, стоявший недалеко от сцены. На другом конце стола уже сидели двое – крепкий короткостриженый парень лет 27-ми и мужик возрастом под полтинник с мясистым и красным лицом человека умеющего и могущего накатить стопарь. Перед ними стояли два прозрачных пластиковых стаканчика с какой-то янтарной жидкостью и пластиковая же тарелка с одиноким бутербродом, явно купленным в палатке неподалёку. Соседи чокнулись стаканчиками, опрокинули в себя содержимое, по очереди взглянули на бутерброд, но не прикоснулись к нему.

— Вискарик будете? — спросил через стол старший, выудив из-под стола квадратную бутылку бурбона.
— Да мы тут по пивку… — неуверенно протянул я.
— Потом пиво допьёшь, — распорядился Слава. – Будем.
Соседи подвинулись поближе к нам, разлили по стаканчикам.
— Ну, будьмо, — сказала старший.

Мы выпили. Я прислушался к ощущениям. Бурбон тёплой волной прокатился сверху вниз, замер на минутку и потихоньку начал туманить голову.
— Хорош, — одобрил Слава.
— Хорош, — согласился старший. – Меня зовут Колей, а это – он показал на короткостриженного – Лёша.
Мы со Славой представились.
— На чём катаете? – спросил Коля.
— На ИЖаке Псе, — ответил Слава, — а у вас что?
— Интрудер 800-ка, — ответил Лёша.
— А у меня – трайк, — сказал Коля и потянулся за бутылкой. – Давайте обновим.

Обновили ещё раз и ещё, пока бутылка не иссякла.
— Мужики, а вы знаете, что тут озеро есть? — спросил Лёша, по-гусарски ставя пустую бутылку под стол.
— Погнали на озеро, — поднялся Коля, — все на трайк влезем.
— Сейчас, я только куртку в палатке брошу, — крикнул я

И вроде наше место было рядом, и я бежал быстро, но, когда выскочил из палатки, Трайк уже стоял в десяти метрах.
За рулём восседал Коля, сзади сверху на диване – Слава с Лёшей.
— Давай быстрее, — закричали мне с трайка. Чтоб поторопить меня, Коля дёрнул трайк на метр вперёд и резко тормознул.
Я с разбегу взлетел на трайк. Места сзади было лишь на двоих, так что я просто улёгся на колени Лёше и Славе.
— Только не уроните, — попросил я.
— Ничё, не уроним, — пообещал Лёша.

А риск быть уроненным существовал – Коля, подстёгиваемый виски и взглядами окружающих, ни трайк ни нас не жалел и гнал по грунтовке так, будто мы участвовали в ралли Париж-Дакар и впереди был финиш у заветного Розового озера.
На озере вовсю шло веселье. Пацаны в плавках и девчонки в купальниках плескались на песчаной отмели у берега. Особо смелые прыгали с тарзанки, сделанной на дереве, нависавшем над озером.

— Ух, понеслась, — Коля стащил кроссовки, джинсы и оставшись в трусах и футболке, сиганул в воду.
Это подействовало заразительно. Через минуту плескались и мы. Даже я, толком не плавающий, разок сиганул с тарзанки.

Вернулись мы в лагерь уже вечером. На сцене вовсю пело и играло, но разобрать что именно сквозь окутавший меня туман уже не получалось. Лёша повёл нас к своему Интрудеру, что-то рассказывал, о чём-то спорил со Славой. Там я их и оставил, на автопилоте добравшись до палатки и завалившись спать.

Утро было тихим, тёплым и бесцветным. Славы в палатке не оказалось. Длинный язык завёл его к кому-то в палатку, где он и ночевал. Лёша и Коля уже уехали. Есть не хотелось, пить не моглось и мы, обходясь без резких движений, свернули палатку и неспешно покатили обратно в Киев.

— Ты в горах был? – спросил в конце сезона Слава, когда мы сидели у него на кухне.
— Проездом в раннем детстве.
— О… Тогда тебе надо в горы. Знаешь, какие там есть перевалы – офигеешь, — замечтался вслух Слава, усевшись на свой любимый подоконник. – Едешь по серпантину вверх, из поворота в поворот перекладываешь мотоцикл, аж подножками чиркаешь по асфальту. И ёлки вокруг и красота. А вырвешься на перевал, ёлки останутся внизу и вокруг на километры – горы…
— Хватит меня соблазнять. — сказал я. – Соблазнил уже.
— А вино? Домашнее вино, которое там продают — сладкое, вкусное… Кстати, о вине. – Слава соскочил с подоконника и достал бутылку тёмного до черноты муската.

Он разлил мускат по бокалам, я принёс болтавшуюся по машине карту Украины, мы расстелили её на столе в кухне и принялись набрасывать маршрут будущего вояжа.

На карте образовалась карандашная линия, ведшая от Киева через Львов в горы. Там она кружила, отходила вбок, возвращалась, проходила вдоль Карпат, выходила к Коломые и сквозь Каменец-Подольский и Винницу возвращалась в Киев.

— Когда едем? — спросил я.
— Не раньше мая, — сказал Слава, отхлёбывая вино.
— Почему так поздно? – спросил я. – В апреле уже ведь тепло.
— То на равнине тепло, а в горах холодно. Тем более, в палатке.
— А с Псом что?
— Пса заберу домой, — сказал Слава. — За зиму подготовлю к дальняку.

Когда нашлось время и мы приехали за Псом на правый берег, воздух уже был по-зимнему колюче-холоден и пролетали одинокие снежинки. Слава для перегона утеплился – под привычную косуху надел два свитера.

На левый берег доехали без приключений, медленно и печально. На каждом перекрёстке Слава наклонялся вперёд и обнимал двигатель, отогревая руки, замёрзшие от стылого ветра.

Поставив мотоцикл прямо под парадным и нацелив его на входную дверь, Слава закурил.
— Сейчас, отогреюсь чутка – и потащим.

На Псе оседали снежинки. Те, которым повезло приземлиться на баке – выживали; те, что попадали на выхлопную трубу – тихонько шипели и таяли.

Дверь парадного мы подпёрли обломком кирпича, лежавшего рядом – видимо, для этой цели.
— Давай в парадное закачусь своим ходом, — сказал Слава.

С разгона в пару метров он попробовал преодолеть ступеньку, ведущую внутрь подъезда. Ступенька не покорилась. Пёс просто ткнулся в неё колесом и начал заваливаться. Слава от удара слетел на бак и едва удержал мотоцикл от падения.
— Разгон надо побольше взять. Километра, думаю, хватит. – предложил я и тут же увернулся от полетевшей в меня перчатки.

Через ступеньку мотоцикл перетащили вдвоём, на руках – сначала приподняв морду с передним колесом, потом – хвост с задним.
— Согласно военному искусству, преимущество атакующих должно быть по меньшей мере троекратным, — сказал я. – Вот потому сейчас мы ступеньку и победили, что она одна, а нас трое – ты, я и Пёс.

Теперь надо было вытянуть полтора центнера на четвёртый этаж без лифта. Ох, не подумали советские архитекторы о будущих поколениях байкеров.

Я подошёл и посмотрел наверх в пролёт.
— А как ты его в прошлый раз затащил?
— Тоже вдвоём, — сказал Слава, — с Вадимом.
Вадим – Славин приятель – был на полголовы меня выше и на добрых сорок килограмм тяжелее.
— Ну, взялись, — сказал Слава, отбросив окурок за дверь.

Я – спереди, Слава – сзади, как два муравья тащили мы Пса вверх. Счастье, что Славин дом был из ранних хрущёвок с относительно пологой и широкой лестницей. И тем не менее, разворачивая на лестничной площадке третьего этажа мот, мы ткнулись крылом в дверь одной из квартир. Остановились, прислушались – за дверью было тихо. Только продолжили восхождение – дверь скрипнула и оттуда выглянула сухонькая старушка.
— Ой… Что это вы тут делаете?
Слава остановился, оглянулся
— Мотоцикл тащим. А на что похоже?
— А вы его не украли? Он ваш?
— Если б украли, то тащили бы вниз… Раз-два, взяли!

Последний пролёт дался с боем. На него мы потратили столько же времени, сколько на первые два этажа разом. Иж стал ощутимо тяжелее, больше, оброс выступающими частями с острыми углами, которые норовили впиться в тело. Мы вытолкнули мот на площадку перед Славиной квартирой, открыли дверь и рывком впихнули Иж в комнату, на ту самую клеёнку у стенки, где я его впервые увидел. Сами плюхнулись на диван напротив мотоцикла.
— Тяжёлый, гад. – шумно дыша, сказал Слава.
— Не то слово, — согласился я.

Когда я наведался в середине февраля в Славину гостеприимную квартиру, Иж висел на табуретке без переднего колеса.
— Снял колесо, камеру новую поставить, покрышку поменять и спицы натянуть, — сообщил Слава. – Чтоб в Карпатах было меньше геморроя.

Карта с маршрутом поездки перекочевала с кухонного стола на стенку над мотоциклом.
— Смотрю на неё, — объяснил Слава. – Когда настроение херовое – очень помогает. Посмотришь – и уже веселее. Скорее бы уже майские, а то пока их дождёшься – кончиться можно.

От Славы я вышел на улицу. Совсем не февральское солнышко выглядывало из-за стоящего углом дома и прогревало серый, неопрятный после зимы двор. Свежий и по-весеннему пряный воздух бил в грудь. Март готовился принять эстафету у февраля.
«Меньше трёх месяцев – и мы сорвёмся в Карпаты!» — от этой мысли у меня перехватывало дыхание. Воображение рисовало, как по ошеломительному горному серпантину в окружении высоченных сосен я еду в солнце, наполовину спрятавшееся за острым хребтом. К маю я подучусь ездить. Весна длинная, будет время потренироваться. Слава соберёт Пса, в марте мы его стащим вниз – спускать-то проще, чем волочь наверх – и попрошу, наконец, у него покататься. За два месяца натаскаюсь, натренируюсь – и в Карпатах будем меняться мотоциклом. А, может, даже успею до мая купить собственный мот! Я шёл и по-дурацки улыбался картине, встающей перед глазами.

То был февраль 2014-го года. Через несколько дней всё смешалось и переменилось. Политика вмешалась в наши планы, исковеркала, скомкала их и отшвырнула в сторону. Никаких тренировок у меня не было. Иж висел на табуретке без переднего колеса, как и прежде. Поездка в Карпаты осталась линией на карте, приколотой к стенке над Псом.
Наше приятельство не выдержало проверку временем и будничной суетой. Навалилась работа, куда-то исчезло свободное время и общение свелось к нулю.

С тех событий прошло восемь лет. У меня был уже третий по счёту мотоцикл и без малого сто тысяч километров, намотанных в седле по Украине и зарубежью, когда однажды случайно я встретил Славу у общего знакомого. Слава потускнел, зарос медной бородой, голос его треснул, в глазах остались лишь угольки от бушевавшего некогда огня.
— Как твой Пёс, который стоял в комнате? Ездил на нём куда-то? – спросил я.
— Никак. Никуда не ездил. Собрал да продал. – ответил Слава. – Машина нужна была под работу, вот и продал.