Часть первая — «Три моих мотоцикла. Zongshen zs-150-10 — Оскар»

О Лексе вспоминаю с большим теплом. Если Оскар был просто первым, то Лекс стал первым дальнобойным. Он и сейчас ассоциируется у меня с трассой, а не с городом. Мне не нужно напрягать память, чтоб вспомнить ощущение его ручки газа в руке, его платформы под ногой; негромкое мурчание пусть небольшого, но всё-таки настоящего V-twin’а.



Знакомство с этой моделью состоялось задолго до того, как я сам сел в седло. Моя подруга ездила на таком в конце нулевых. Более чем спорный дизайн этого мота никогда мне не нравился: с непонятным рисунком на литых дисках, с расстоянием между задним колесом и крылом, куда можно голову просунуть, со странной формы баком. Уж больно неклассическим вышел круизер у китайцев, а меня тянуло к спицованным колёсам, к каплевидным бакам. Но никогда не говори «никогда»: конструкция мотоцикла была надёжна, хорошо известна, а цена этого экземпляра очень заманчива, и я пренебрёг внешней формой в пользу внутреннего наполнения.

Видимо, на роду было написано этому мотоциклу привнести ноту авантюризма в до того относительно спокойную мою мотожизнь. Ехали за ним под Одессу вместе с Антоном на его Hyosung GT-650.

Старт был назначен на пять утра. Я проснулся в четыре, выехал к Антону на Оскаре, мы оседлали Хьюсонг и выехали в Одессу.
Антон со старта взялся ставить личные рекорды максималки на Хьюсе – по пустому утреннему проспекту Победы мы шли 180 км/ч. Я первый раз в жизни ехал нажопником на стрите, да ещё на таких скоростях. Неудобно и неуютно, особенно поначалу, когда я держался за ручки у себя за спиной. При ускорении – а у Хьюса оно вполне ощутимое – сила инерции отклоняла меня назад, Антон оставался где-то там впереди, и я начинал думать о близости асфальта, отсутствии спинки и о неуёмном желании пожить ещё немного. На выезде из Киева поменял посадку на классическую для нажопника на спорте/стрите – обнял Антона и упёрся в бак. Так стало намного удобнее, но со временем начала затекать шея – сидеть ровно за Антоном я не мог – упирался шлемом в его шлем и приходилось изгибать шею и выглядывать из-за Антона то слева, то справа.

Где-то около Умани Антон принял замечательную позу. Он оставил на руле правую руку, держа газ, а левую поставил локтем на бак и подпёр кистью подбородок шлема. Поза более подходящая для сидения за письменным столом, чем для езды со скоростью 130 км/ч.
Погода нас не баловала. В Киеве было серо, но сухо; но чем ближе к Одессе – тем тучи гуще и, наконец, нас начало поливать. К Одессе подъехали уже в ливень. Антон промок насквозь, мне было чуть легче – я сидел выше, но всё равно сухих мест на мне оставалось немного.
До Одессы мы добили быстро, а вот поиски мота затянулись. Под проливным дождём мы поехали не туда, потом позвонили продавцу уточнить направление, снова блуждали, снова останавливались и звонили.

Когда добрались на место, дождь стих, но мы уже были целиком мокрые. Моя кожаная косуха, отсырев, стала в два раза тяжелее. К счастью, после смотрин Зонга, торга и успешной сделки хозяева нас пригласили пообедать и погреться. За это время вышло солнышко, начало пригревать, мы купили полотенца, сухие носки, обсушились и переоделись и жизнь заиграла светлыми красками.



Уже вечерело, когда мы подъехали к одесской трассе. Но распогодилось, ноги сухие, новый мот мягкий, мощный, удобный, настроение солнечно-весеннее, и на развилке, где направо – Одесса, а налево – Киев, мелькнула мысль: «А что, если заскочить в Одессу на часок? Чем чёрт не шутит!». Благоразумие победило, мы отложили Одессу на другой раз и легли на обратный курс.

После мучений первой половины дня нас окружало полное благолепие: хорошая дорога, светило солнце, моты бежали резво и уверенно. Мы ехали и наслаждались. На несколько десятков километров поменялись мотоциклами. Антон с Лексом тут же остались позади, а я на 78-сильном Хьюсе разогнался до 170 км/ч. Быстрее не решился – ветер болтал меня из стороны в сторону, а ряды на такой скорости казались узкими. На следующей остановке поменялись мотами обратно и дальше ехали «крейсером» 100 – 110 км/ч.

Потихоньку начались сумерки. До Киева оставалось 200 километров дороги и несколько часов езды, когда мы ходом влетели в дымку. Я успел изумиться идиоту, который с таким усердием жжёт костры и устроил дымзавесу, и весело подумать: «ну хоть костром с шашлыком подышим», когда до меня дошло: это не дым — туман. Стрелки на наших спидометрах начали отсчитывать деления влево. Долгое время они глядели на отметку сто, потом они сползли на восемьдесят, затем перетекли на шестьдесят и замерли на сорока. Мы остановились на заправке подумать, что делать. Совет в Филях – ни больше, ни меньше. Я с видом опытного автомобилиста заявил Антону, что туман — дело временное, на пару десятков километров он растянулся, проскочим его — и снова будет звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас. Я дьявольски ошибся. Туман не рассеялся, а даже сгустился. Мы решили пробиваться дальше с остановками, чтоб погреться и отдохнуть. Наш крейсер — километров тридцать в час. Иногда он падал до двадцати, иногда возрастал до сорока, но сорок — это предел. До Киева остаётся ещё сотня километров и наши планы попасть в столицу в полночь растаяли в тумане.

Уже полностью темно и видимость резко упала. Наш мир сузился до круга радиусом в десять метров. За этими десятью метрами нет уже ничего — ни звуков, ни жизни. Антон включил аварийку, чтоб хоть как-то обозначить нас в тумане. У меня аварийки нет и я включил левый поворотник. Постепенно из правого ряда сползли на обочину. Порой просто ехали по разметке, отделяющей проезжую часть от обочины – разметка и впрямь здорово выручала.

Периодически из тумана появлялась очередная фура — кирпич весом в несколько десятков тонн, брошенный в пространство на скорости в сто километров в час – обдавала нас воздушным потоком и исчезала в тумане. Во время одной из наших остановок на заправке, мы вслух изумились тому, с какой скоростью они идут и пытались понять, видно ли им дорогу или это слепая вера и богатый жизненный опыт.

От самого въезда в туман я шёл с поднятым визором. Толку от него чуть – он мгновенно покрывался мелким бисером капель и видимость становилась нулевой. Но и без него я страдал от проклятия всех очкариков – очки постоянно оказывались мокрыми, в разводах и каплях. Приходилось постоянно их протирать на ходу. Пару минут относительной чёткости окружающего мира – и снова картинка теряла резкость и приходилось заново протирать очки. Мокрое всё – куртка, джинсы, перчатки, балаклава. С колен в сапоги стекали струйки воды. На остановках оставляли балаклавы и перчатки на двигателях и выхлопных трубах, пытаясь хоть как-то их высушить. Чуть-чуть помогает — когда мы выруливали с заправок после длинных остановок, балаклава посуше и тёплая, но проходит десять – двадцать минут езды – и снова всё сырое и холодное. Во время коротких остановок и высохнуть не успевало ничего и я каждый раз морщился, натягивая мокрую балаклаву и сырой шлем. Сырость была повсюду, ею был пропитан воздух. Она усиливала холод и какое-то время я ехал, убрав левую руку с руля и немыслимо съёжившись в седле — так теплее.

У Антона на Хьюсе сгорела лампа в «габарите» и я видел его только по слабой лампочке подсветки номера и пятну от фары головного света. И то и другое в тумане сквозь постоянно запотевающие очки призрачно и порой я просто не мог понять, как далеко он от меня едет.

В какой-то момент я начал засыпать. За полтора десятка лет моей шофёрской карьеры я пару раз засыпал за рулём машины. Но то машина — там ты сидишь в кресле, а не в седле. А я себя ловил на том, что вырубался и спохватывался, когда почти упирался в Антона. Пару раз оказывался настолько близко, что простого отпускания газа уже недостаточно и я подтормаживал. Более того — засыпая, я переставал держать курс и сползал левее. Раз или два меня будила фура, проходящая чересчур близко. Антон потом сказал, что наблюдал за моими эволюциями в зеркало и счёл, что это я просто специально маневрировал, чтоб не заснуть. Спутал причину и следствие — я не вилял, чтоб не засыпать, я засыпал и вилял. Так продолжалось полчаса или около того. Ощущение времени ушло. Наконец мы заехали на заправку; остановка и разминка меня взбодрили. На одной из следующих заправок засыпать, сидя за столиком, начал уже Антон.

За полночь остановились на заправке USSR-style – будка заправщика да топливораздаточные колонки без навеса. Пока грелись — смазывали цепи. Процедура, отработанная до автоматизма, — один не спеша катит мот, второй ползёт за ним сзади и брызгает на цепь из баллончика.
Не успели и половины цепи смазать, как из будки выскочил заспанный заправщик:
— Не надо тут ничего красить, у нас камеры всюду стоят!
Молча глядя на него, мы пытались понять, чем наполнена голова человека, решившего, что в два ночи пара мотоциклистов на заправке в тумане что-то красят.

Вспомнили, что туман поднимается с рассветом и ростом температуры, обсудили идею никуда не ехать и ждать рассвета тут, и дружно заскрипели зубами, когда поняли, что оба пути – и ждать рассвета и ехать в туман – приводят нас в Киев в одно и то же время. Ждать долго, холодно и мокро, спать негде, и потому решили всё-таки двигаться, пусть и со скоростью не выше сорока километров в час. Ехали перегонами по паре десятков километров с перерывами на заправках и просто на обочинах. На одном из перегонов я запел, чтоб не начать снова засыпать. За полсотни километров до Киева, стоя и отдыхая на забытой богом заправке, где нет ни кафе, ни магазинчика, увидели пару мотоциклистов, которые проехали по встречке, заметили нас, приветственно побибикали и исчезли в тумане. Я протянул руку, включил зажигание и посигналил в ответ. Мы вслух удивились двум идиотам, которые в такую погоду решили куда-то на мотоциклах ехать.

Покинули заправку и снова вырулили на трассу. Уже далеко за полночь, до рассвета ещё пару часов. По нашим расчётам, в Киев мы въезжали где-то к рассвету. На следующем перегоне, как два полуслепых щенка, прибились к взрослому псу – фуре. Освещение у фур помощнее нашего, а некоторые из них, обогнавшие нас раньше, несли на себе даже «люстру» на крыше, которая здорово подсвечивала путь. Наши две фарки общей мощностью едва ли в сто ватт по сравнению с этим выглядели восковыми свечками, и идея примкнуть к кому-то из попутных, чтоб он подсвечивал нам путь, родилась уже давно. Но все попутные идут с такой скоростью, что попытки поддержать их темп кончались уже на скорости километров шестьдесят в час – дальше было просто страшно, и мы снова отставали и терялись в тумане. В этот раз нам попалась неторопливая фура и мы ехали рядом – Антон спереди, почти возле кабины, я позади. Иногда прижимались к фуре и пропускали по левому ряду более быстрых ребят. И всё равно так ехать было проще – и дорогу виднее и огни фуры служили ориентирами. Так мы ехали долго, потом всё-таки фуру потеряли и нагнать её уже не получилось.

Небо уже ощутимо серело, когда до Киева оставалось километров пятнадцать. Туман держался и езда стала ещё более изматывающей. В утренних туманных сумерках все кошки серые и порой я просто терял ориентацию в пространстве. И Антон, почуяв приближение к Киеву, увеличил скорость. Мы шли шестьдесят-восемьдесят километров в час. Волей-неволей я вынужден поддерживать темп, но порой я Антона терял и он ожидал меня, включив аварийку. В разрывах тумана я уже узнавал знакомые места – до города рукой подать. В Киев мы и впрямь въехали к рассвету. Туман только-только начал рассеиваться. Последняя остановка на въезде в Киев, мы попрощались и разъехались.

Дальше – левый ряд и скорость под сотню. Ехал на автомате, как заведённый. Туман уже клочками, уже исчезает. На мосту через Днепр я видел встающее над левым берегом солнце и почти не видел проклятый туман. Подъехал под дом, кое-как припарковался под деревцем, встал с мокрого седла и посмотрел на часы – 5.30. К Антону я выехал в четыре утра — двадцать шесть часов назад.

На три года та поездка стала нашей рекордной по продолжительности и пробегу за один день — мы провели почти 26 часов в дороге и проехали около 1200 км.

Потом был первый в моей жизни слёт. Ехали мы туда втроём – Антон на 650-кубовом Хьюсонге, наш товарищ Илья на Стиде 600-ке и я на Лексе. Планировалось примкнуть к колонне, выезжающей из Киева, а до этого заехать в ГАИ переоформить Лекса – он числился на мне по генеральной доверенности. Расчёт был железный: часик на переоформление – и мы успеваем к выезду колонны из Киева. Чёрта с два. В сервисном центре оказалось, что надо запрашивать проверку в Одессе, где «прописан» мот и ждать ответа.

Упускать колонну не хотелось, мы сунулись в окошко с миловидной молоденькой сотрудницей центра.
— Барышня, а можно провести проверку поскорее, у нас… — пытаюсь подобрать приличное слово для того бардака, который нас ждёт вечером, — спортивное соревнование?
Девушка в окошке подняла взгляд на нашу троицу – мы с Антоном в кожаных мотокуртках, Илья – в джинсовой жилетке, расшитой пробками от пивных бутылок.
— Нет, к сожалению, быстро не получится — Сотрудница отвечала мне, но смотрела на жилетку Ильи.

И наша троица спортсменов сдалась, уехала, чтоб влиться в колонну и успеть на праздник спорта и здоровья. А праздник удался – литрбол сначала в пивной категории, потом – в зачёте виски, затем ралли на трайке на ближайшее озеро для асинхронного плавания, а вечер от избыточных нагрузок утонул в памяти. Кончился слёт так, как и должно кончаться подобное мероприятие – сумбурно. Илья куда-то запропастился вместе со Стидом, я на автопилоте добрался до палатки и уснул беспробудным сном, а Антон ещё продолжал состязаться. Расплата за выносливость наступила утром — Антона хватило лишь на то, чтоб выбраться из палатки и, неподвижно сидя боком на Хьюсе, по-декадентски безжизненным голосом давать мне рекомендации по сбору палатки. Ожил страдалец только на трассе по пути в Киев.

Четыре месяца Лекс плавал каботажно, а осенью отправился на север от Киева. У Антона был отпуск, у меня – осенняя хандра, и всё это вместе дало идею посетить Беларусь. Антон к тому времени обзавёлся вторым мотоциклом – круизером Keeway Cruiser 250 – и уже успел перебрать на нём двигатель. В качестве тестовой поездки, разведать дорогу в Беларусь и обкатать свежеперебранный мотор, мы решили прокатиться к границе.



Шла середина сентября, погода стояла тёплая, погожая. Чем дальше от Киева, тем пустыннее и хуже становились дороги. За Иванковом повернули налево, к границе, и через лес по свежему великолепному асфальту доехали до блокпоста, за которым начиналась зона отчуждения Чернобыльской АЭС. Сама зона нам была не нужна, но кратчайший путь в Беларусь пролегал через её кусочек. Только бравые ребята на посту нас не пустили. Они мило улыбались, охотно общались, поигрывали автоматами, однако шлагбаум открывать не спешили. Бог его знает – намекали на взятку или просто честно выполняли предписания начальства. Мы недолго их укатывали и развернулись, в тот раз нам было не так уж важно доехать до границы. Куда хуже было бы, если бы с такой проблемой мы столкнулись во время поездки в Беларусь. Разведка боем показала, что этот маршрут надо вычёркивать и зону объезжать западнее.

По дороге обратно мы заскочили в село на берегу Киевского моря под названием Зелёный Мыс. У села было и старое название, закрашенное на дорожных знаках — Страхолесье – и оно подходило куда лучше, потому что дорога, ведшая в село, нагоняла страху. Яма на яме, колдобина за колдобиной; водители, кого нелёгкая занесла на этот тракт, выписывали жуткие кривые, пытаясь найти траекторию с выбоинами помельче. Там не было попутной полосы и встречной, там была одна на всех извивающаяся полоса наименьшего сопротивления. На той дороге у Антона отлетела пластиковая боковушка, закрывающая аккумулятор, а у меня лопнуло крепление фары и обратно в Киев оба мота приехали обмотанные чёрной изолентой.




А через несколько дней мы отправились в Беларусь.

Тот четырёхдневный поход по Беларуси был самой авантюрной нашей поездкой, утомившей физически, но давшей намного больше впечатлений и воспоминаний, чем если бы всё прошло гладко и по плану. Тогда-то, наверное, и зародилось понимание, что мы едем не только и не столько чтоб увидеть достопримечательности по списку, сколько ради самой дороги.

Потом было длинное, в пару месяцев зимнее межсезонье, когда мы с Антоном, почувствовав вкус зарубежья, прикидывали маршруты по соседним странам.

На майские мы вдвоём на Лексе и Кивее выбрались с палаткой в Кременчуг. До того палатку мы брали один раз на слёт, и во всех наших многодневных поездках пользовались цивилизованным жильём, сейчас же решили слиться с природой.

Ещё на Бориспольской трассе, в десятке километров от Киева, Лекс начал подглохать на скорости выше 100 км/ч. «Ну и ладно, поедем не больше сотни» — самоуспокоились мы. Но через полчаса уже и сотня оказалась недостижимым пределом. С каждым десятком километров Лекс терял в скорости, периодически пытался заглохнуть и только жуткими прогазовками я возвращал его к жизни. Когда стало понятно, что так дальше ехать невозможно и рискуем остановиться среди трассы с заглохшим мотоциклом, съехали на заправку и занялись ремонтом. Симптомы очень напоминали приступы, случавшиеся с Кивеем в Беларуси, потому занялись карбюратором. Проверили подачу, подняли иглу – Лекс начал заводиться и с грехом пополам ехать.


До Кременчуга, впрочем, всё равно не доехали. Сумели дотянуть до Черкасс и там поняли, что дальше ехать на юг не стоит, пора разворачиваться домой. На обратном пути Лекса лихорадило – он то шёл 100 км/ч, то глох и не хотел заводиться. Пару десятков километров Антону пришлось толкать нас, упёршись в пассажирскую подножку. Перед самым Киевом Лекс будто ожил и домой мы докатили своим ходом без посторонней помощи.


Только проблема никуда не ушла. Приближалась пора наших с Антоном отпусков, а мотоцикла, с которым можно было бы куда-то ехать, у меня не было. Лекс сопротивлялся, как мог — «переливал» карбюратор, не ехал быстрее сотни. И лишь когда сменили карбюратор, он полноценно вернулся в строй.

Проблема с карбюратором была самой неприятной за те 22000 км, что Лекс прошёл в моих руках, но перед отпуском сдалась ещё и цепь — начала сообщать о своем тяжком состоянии похрустываниями и щёлканьем. Там стояла ещё родная, китайская бессальниковая 530-я и было даже удивительно, как это она сумела выходить двадцать с лишним тысяч. Цепь менял в комплекте со звёздочками, перейдя на 520-ю сальниковую.
В качестве разминки, перед самим отпуском, довелось нам с вдвоём Антоном прокатиться на Лексе в Умань.

Там мы заглянули в очаровательный магазинчик при уманском пивозаводе, и вышли оттуда нагруженные продукцией завода. Кофров на Лексе отродясь не было и купленное пиво погрузили в рюкзаки, а рюкзаки повесили на себя. Ввиду того, что ехали вдвоём на одном моте, рюкзаки висели на нас зеркально. Не сзади, а спереди. Таким образом, местные жители видели такую картину — вначале появлялась фара; за ней — руль; потом — бак, на котором лежал мой рюкзак; в рюкзак продет я; за мной — рюкзак Антона; ну и, наконец, сам Антон. Так мы и катили от пивозавода, весело позвякивая разлитым в стеклянную тару пивом на каждой кочке.

До Киева 220 км. До дома пара часов, трасса прямая и скучная, никакого разнообразия. 250 кубов, нагруженные двумя тушками и литрами пива (пиво не в тушках, пиво отдельно), дают возможность ехать со скоростью в диапазоне от 90 до 110 км/ч в зависимости от рельефа местности и силы встречного ветра.

Где-то между Уманью и Киевом нас догнал туристический автобус. Догнал, опередил и перестроился передо мной, освобождая левый ряд. Аэродинамика, бессердечная и бесстрастная, вступила в игру. Когда автобус сместился передо мной, я попал в его «воздушный мешок». Это турбулентный поток, нас начало потряхивать, мотоцикл стал напоминать не то метроном, не то маятник старинных часов — он ехал, раскачиваясь вправо-влево и рыская на курсе. Неприятное ощущение, но вместе с тем я тут же ощутил, насколько моту стало легче идти. Если до этого я шёл с ручкой газа на упоре, то тут я был вынужден её отпустить, чтоб не уткнуться в корму автобуса. Всё просто — автобус своим огромным «лбом» разрывал передо мной ткань воздуха и мне не приходилось преодолевать сопротивление воздушной среды.

И вот тогда, за автобусом, я проснулся от скучной однообразной дороги. У меня появился визави, я захотел его обогнать. Попробовал старый гоночный приём — обгон «слип-стримом». Подобрался максимально близко к автобусу, выскочил в левый ряд и попробовал его обогнать, пользуясь запасом скорости, набранным за автобусом. До заднего колеса автобуса я доехал быстро, потом наша разница скоростей устремилась к нулю. Я дотянул до переднего колеса автобуса и там застыл. Застыл на скорости в 110 км/ч. Ручка газа была на упоре, быстрее ехать я не мог, мне мешали сопротивление воздуха и начинающийся подъём. 19 лошадей моего мотора не справлялись с поставленной перед ними задачей. Сзади на хвосте повисла легковушка. Выхода не было, я включил правый поворотник и прижался к автобусу. Потом спрятался за него. И снова отпустил ручку газа — идти за автобусом намного легче.

Но азарт уже охватил меня. Автобус шёл с ровной скоростью — около 100 км/ч. С его дизелем ему всё равно — подъём перед ним или спуск. Мне же совсем не всё равно. На спуске я мог раскочегариться до 120 км/ч, на подъёме я терял скорость. Иногда до 90 км/ч. И встречный ветер мешал мне, отнимал драгоценные километры в час. Мне нужен был хороший спуск и слип-стрим.

Я дождался спуска, открутил ручку и вырвался на оперативный простор, в левый ряд. И ни черта. Всё повторилось. Я доехал до морды автобуса и не смог продвинуться дальше ни на метр. Антон сзади трясся от смеха и, сняв правую ногу с подножки, отталкивался ею от воздуха. Водитель автобуса покосился на нас и посигналил. Я дважды бибикнул в ответ — салют сопернику и обещание не сдаваться — и снова спрятался за него, пропуская очередную машину.

Мне оставалось лишь ждать подходящий мне спуск. Я ехал за автобусом, выглядывая из-за него. И как только увидал хороший длинный спуск, открутил ручку газа, подобрался к автобусу максимально близко, вылетел из-за него и пошёл на обгон. Сто… сто десять… сто двадцать… Ручка на упоре, мот выдавал всё, что мог. Я проехал вдоль автобуса, краем глаза отметил, что его морда появилась в правом зеркале и сместился вправо, закрывая калитку.

Но обогнать ещё полдела, нужно было удержать его позади. Спуск, давший мне лишние десять км/ч, будет не вечен. Он кончится и сменится подъёмом. И что мне там противопоставить дизелю с тепловозной тягой? Но трасса играла мне на руку. Сильных подъёмов не было, а я старался в каждом повороте сглаживать траекторию, резать повороты, чтоб выиграть какие-то секунды. Автобус шёл за мной, но в какие-то моменты смещался в левый ряд, будто хотел меня объехать. Но я был слишком далеко, и он уходил обратно в правый ряд.

Затем впереди возник затяжной подъём, и я понял, что победа ускользает — я не смогу удержать на нём скорость, автобусник наверняка меня объедет.

Когда мы с преследующим меня автобусом влетели на начало подъёма, мой прогноз начал сбываться – я на пятой передаче, на полном газу, а автобус неумолимо надвигался. Озарением мне пришла в голову мысль – надо уменьшить лобовое сопротивление. Ведь чем меньше сопротивление воздуху, тем выше скорость. Я лёг на бак и опустил голову, следя за дорогой из-под верхнего обреза забрала шлема. И спустя несколько секунд ощутил, как мне в спину ткнулся шлемом Антон. Тысячи километров, пройденные вместе, дали о себе знать — он понял меня мгновенно без слов и тоже пригнулся, чтоб не создавать дополнительное сопротивление. Я представлял, как это выглядит со стороны и плакал от смеха.

Нехитрый приём дал результат – отрыв от автобуса перестал стремительно сокращаться. Вершина подъёма всё ближе и ближе, а автобус я всё ещё видел в зеркале заднего вида. Вот мы перевалили за перелом дороги и выпрямились. Мы остались впереди. Автобус начал отставать. Может, он и был быстрее, но догнать – ещё не значит обогнать.

Во второй половине лета 2017-го мы с Лексом отправились в отпускной вояж по югу и западу Украины.


Всего полтора года пробыл у меня Лекс, из которых год был в строю и пробежал за это время 22 000 км, а потом полгода стоял в ожидании нового владельца.


В последний 1200-километровый поход Лекс отправился за своим сменщиком. Наши дальняки дали понимание того, какой мот мне сейчас нужен. Отходило на второй план удобство езды по городу – меня уже не так тянуло каждый день накручивать десятки километров по улицам, важны стали комфортабельность, в том числе и для нажопника, и запас мощности для обгонов на трассе.


Ехали вдвоём с Антоном на Лексе, чтоб по опробованной схеме возвращаться уже на двух мотоциклах. Сто с хвостиком километров отъехали от Киева и нас накрыл дождь, спаслись от которого мы на автобусной остановке под поэтическим названием «Лумля». Мот впихнули под навес остановки и стали обживаться. Крыша над головой у нас была, еду — горячие ещё бутерброды в фольге — Антон взял из Киева, а тепло для домашнего уюта мы добыли простейшим образом, известным ещё нашим лохматым предкам – развели костёр прямо под козырьком остановки. Дуракам везёт и в пятидесяти метрах от остановки было упавшее дерево, к которому я делал вылазки и притаскивал на остановку дрова. Когда бутерброды остались лишь приятным воспоминанием, я нахлобучил шлем, чтоб не мокла голова, и сделал попытку выбраться пешком за провиантом в соседнее село, но магазин в селе был уже закрыт и обратно меня подвёз сжалившийся местный житель.


Шесть часов длилось наше вынужденное заточение и до пункта назначения мы не доехали – не хватило светового дня, и стали готовиться к ночёвке рядом с Рокитным Ровенской области. Затариваясь продуктами в самом Рокитном, мы стали мишенью для косых взглядов окружающих. Вечер Дня независимости не способствует трезвости населения, а мои столичные номера и иностранное происхождение мотоцикла – любви местных. Мы отъехали от Рокитного в лес и в темноте, при свете фары мота, начали раскладывать палатку. Утром нас ждали две новости. Первая – аккумулятор на Лексе сел; мы посадили его фарой и телефонами, заряжая их от бортсети. Заводиться пришлось с толкача, разгоняя мот на небольшой полянке, усыпанной хвоей. А вторая новость – мы не так далеко углубились в лес от посторонних глаз, как нам казалось. Ранним утром в десяти метрах от палатки по лесной дорожке прогромыхала запряжённая лошадью телега, откуда нас с любопытством созерцали сельчане.

К полудню мы без проблем добрались до автовокзала в городе Нововолынске, где состоялась встреча с владельцем нового мота. Но тут заканчивается история Лекса и начинается рассказ о другом мотоцикле.

Лекс уехал от меня в грузовике «Новой Почты» в конце ноября, когда я уже потерял всякую надежду подыскать ему нового владельца в том сезоне и был готов, что у меня в гараже будут зимовать два мота. И если Оскар остался в Киеве, и его судьба мне известна, то последний раз Лекса я видел стоящим на складе перед погрузкой. Вряд ли ошибусь, если предположу, что самые бурные страницы его биографии окончены и впереди спокойная и тихая жизнь.