Путешествия

11 августа.
Ох и трепал же нас ветер темной монгольской ноченькой, аж слетел с мотоцикла новый мой козлячий друг) К рассвету же улегся спать летун-безобразник, подговаривавший мою спокойную, в общем-то палатку летать. Прояснило светлеющее небо. Показалось из-за гористого горизонта теплое ласковое солнце.

Залетали с насмешливыми своими криками чайки над синей водой (откуда взялись только?). Забегали по кромке воды взад-вперед пташки малютки с клювами, похожими на шильца, на смешных длинных и тоненьких ножках. Бегают по мокрому песку по двое-трое, попискивают тихо и уютно. Авось чего вкусного выкинули волны за ночь?
Я щурюсь, греюсь, попиваю кофеек под шепотливый плеск, почти не существующих волн. Засияла на солнце водная гладь, порыжел, бывший еще вчера таким унылым, песок.
Собираюсь, трогаюсь по-маленьку. Метров триста везу мот рядом, чтоб не вязнуть в песке. Берег здесь состоит как бы из ступеней, соответствующих, видимо уровням озера в разные времена года. Вот мы и подползли к первой, самой рыхлой. Собралась с мыслями, разогналась… увязла на середине подъема. Закопала зад по маятник. Встаю с мота — не едет, выкидываю вещи с канистрой, та же история. Давай откапываться. Сняла слой песка синтиметров 20, до влажного. Газнула не садясь. Проехал сантиметров тридцать по влажному и опять увяз. Копаю.
И эта рожа козлячая сувенирная, на сумку сверху притороченная, лыбится сверху паскудно. Не уйти тебе, говорит, с берега этого пустынного. Втроем все костьми тут ляжем, рядышком. И я, и ты, и коняга твоя вонюче-громыхучая. Вона конец уж чует свой, сам себе могилу роет.)))
Так в ближайшее время и развлекаемся. Откапываемся, едем до рыхлого, садимся на защиту картера, откапываемся опять.
А некуля лазить, говорит бабка)
Раз на седьмой доползла до верху. Загрузилась, повела к следующей. Тут уже лучше! Буксует, но везет сумки. Завела таким макаром еще на четыре ступени, а там уж и камушки! Села, наконец, рванула к асфальту.
Возвращаюсь в Улангом.
Поблескивает по левую руку пронзительной, на фоне степи, синевой Хяргас. Белеют тут и там близкие и дальние кружки юрт, бескрайняя голубизна над головой. У горизонта нежнейшими голубовато-розово-белыми слоями, притягивают друг друга облака и горы. И не влезает это все в фотоаппарат, хоть плачь! И в слова не влазит. Это не прочитать, не увидеть на видео. Это можно только прочувствовать. Все это заполненное горами, степями, бесконечным небом и ветром пространство. Эту свободу двигаться в любом направлении. Куда глаза глядят, куда сил хватит.
Проезжаю Улангом насквозь, так и не сумев поменять назад тугры на рубли, потому как воскресенье и единственный банк не работает. По дороге к границе нахожу левую отворотку на Цаганннур. И начинается чудесное)
Вокруг все зелено, цветет степь желтым ковром. Впереди разноцветные гладкие горы и широкая, хорошо накатанная дорога уводит куда-то между ними.

Протискиваемся между красноватыми, поросшими кривыми лиственицвюами склонами, забираемся на перевал. И вниз в зеленую до краев долину-чашу в кольце живописнейших гор. Лег под колеса северный путь узором переплетающихся колей. Вокруг россыпи юрт, коров, коз, баранов. Красота и благодать здесь, богатые летние пастбища, залитые солнцем, благоухающие полынью.


Нам же воон туда вот наверх, на горы, поднимающиеся к небу, словно края пиалы.
Вскарабкиваюсь на перевал, за ним долина поменьше, перевал пониже и совсем маленькая, окруженная горами долина за ним. И вот уж снова протисктваемся мы между гор по узенькой, петляющей двухколейке. Лишь раз мелькнуло синевой вдали озеро. Кажется вот уже, вот сейчас за поворотом! Но мы все едем и едем. И нет тут ни песка, ни бродов и счастью моему от того, предела нет тако же) Жуют по склонам низкую, словно стриженую траву коровушки, рассыпались черно-белыми точками овцы с козами по склонам. В каждой миниатюрной, отходящей от дороги долине, уютно устроилось по юрте.
Осталось и это все позади, расступились склоны гор, пошла дорога к низу. И вот оно, в зелено-фиолетовой чаше гор. Светлое, сияющее, излучающее глубокую голубизну озеро. Даже воздух внутри этого обширного, замкнутого горами пространства, светится как бы голубоватым светом. Отливают синевой темные складки гор. Укрывают облака пушистым своим белым пологом, заснеженные вершины вдали. Скользят по противоположному берегу вдали, кружевные облачные тени.

Извилистым, широким, белым ручьем стекают с ледника ручьи.
Прохлада, безветрие, тишина. Колышется прозрачная голубая вода чуть заметной рябью. Кочуют мимо меня тучные лохматые бычки. Жуют чуть слышно, распространяя вокруг себя свежий травяной запах с полынной горчинкой, так тепло и уютно вздыхают о чем-то.
Меня затапливает до краев наполнившая чашу гор голубизна. Заливает она белые страницы блокнота и светятся синевой выводимые цепочки слов.
Расчистила себе от камней на берегу место, встала. Приехал монгол на лошади в черном, шитом золотом дегэле. Сам худенький, маленький, дэгел большой. Улыбается всем своим крепко загорелым узкоглазым лицом, и как всегда ни слова по русски) Вскоре второй подкатил на китайском мустанге. Метрах в двухстах от меня за пару часов установила семья юрту.
Всем интересно, конечно, что это за хрень приехала, подходят, смотрят. Очень всем моя горелка понравилась.


Водитель мустанга именем Мухдур, приехал в одних джинсах и тонкой кожанке. Вечера же в горах известно какие свежие. Стоит теперь зубами клацает. Накинула ему куртёху свою. Вскипятила на чай последние свои пол литра пресной воды (Урэг нур — слабосоленое озеро). Разложила все чего было. Парни приготовили себе смесь из зеленого чая, сгущенки, соли и сливок))
«Амттай?» — спрашиваю. (Вкусно?). Улыбаются опять, кивают). Ну главное чтоб нравилось))
Посидели друг у друга на мотоциклах — чужое оно завсегда своего лучше кажется).

Хотели меня на лошадь посадить, но она уж очень меня пугалась. Да и наездник из меня, скажу я вам, так себе.
Спрашиваю где тут у них воды питьевой достать. Забрали у меня бутылки, сгоняли куда-то к горизонту, привезли литров пять.
Замутили еще чаю. Парни уютно устроились на земле у палатки, потягивают свою гремучую смесь, смотрят мои фотки. Потом стали на раздолбаном айфоне мне своих верблюдов показывать. А хороши! Здоровенные, пушистые.
Спрашивают есть ли в Москве лошади. Я кривляками и ужимками объясняю, что в Монголии-то поболе)) И вообще, чудо как хороша Монголия! Парни согласны конечно)
Уехали они в сумерках, и упала я наконец спатушки.


12 августа.
Вернуться им приспичило к полуночи, веселыми и пьяными. Мало что меня так бесит, как наглая пьянь. Наглая пьянь в полночь, не дающая спать после двух тяжелых ночей, это уже край, наете ли. Заперлись в тамбур палатки греться, попутно надломив и без того больную дугу палатки. Ладно, думаю, хрен с вами, грейтесь, на улице около нуля что-то. Но тут они еще и трындеть начали без умолку. Я им жестами показываю, что спать хочу, но кого это волнует вообще? Ржут, балаболят.
Вот тут меня трепануло. Заматерилась я так, что высовываться стали из соседней юрты, пошли взбрехивать вдалеке собаки. Выгнала их нахрен из палатки схваченым сгоряча мотоботом. Ржут, придурки, но таки отползают.
Тиха монгольская ночь, глядятся звезды в темную озерную гладь, спят стада, спят люди, спят твои соседи белые медведи. Одна я не сплю. Гоняю ботинком по берегу водителя мустанга. Водитель коня уже срулил во тьму, как более сообразительный.
Второй засранец шляется кругами вокруг лагеря, уезжать не хочет, я у палатки стою, ору на чистом матерном куда ему идти надо и чего там с собой сделать. Он мне чего-то на своем курлыкает и не отходит, зараза. Потом вспомнил наконец русское слово. «Куртка, куртка!» орет и зубами клацает.
Швырнула со злости куртку свою — не жалко, лишь бы отвалил. Надел, удырчал на своем китайчике. Наконец-то стало тихо.
Залезла в спальник. Злая лежу как собака, только что палатку не грызу, за просто так скриплю зубами. Теперь вот стало жалко куртки. Гадство гадское, дура дурацкая! Где его теперь с моей курткой искать, г*внюка мать его так, задрипанного? Сцуко алкаши тупые, призрачные бл*ть гонщики на крыльях ночи!!! Завтра черте куда ехать, а я не спала еще толком! Как без куртки бл*ть?! Вылезла опять, насобирала камней по берегу поухватистей, свалила у палатки. Ну только приедьте еще, думаю. Но не приехали. Так и уснула с неудовлетворенной жаждой мести.
Проснулась на рассвете. Смотрю ползут опять, но уже не так смело и не лыбятся. Вдалеке встали, косяка давят. Ну идите че… Коль уж приперлись… Куртку отдали без напоминаний даже, поблагодарили. Я им очки вернула солнечные, выроненые в ночном побоище. Поотаяла чутка, подуспокоилась. Сидят, зырят. «Цай?» — говорю, вижу же замерзли, как цуцики. Оживились, гривами закивали.
Поставила воду, ищу свой любимый кизлярский нож, чтоб сливки открыть, а он как сквозь землю провалился. Изображаю нож руками, показываю на них, потом на глаз. Мол нож мой видели, нет? Водитель кобылы в золотом дэгеле достает так спокойненько из своего кармана мой нож, отдает.
Дурдом. Это че типа — спер, а потом совесть замучила?! Или у них понятия не только о личном пространстве, но и о частной собственности весьма смутные? Или он его в ночи спер, чтоб их бешаная баба, которая по ночам общаться не желает, не порезала?))) Аль протрезвели на морозце-то?) Эхх не спросить…
Ну да коль не сперли ничего, тогда мир, дружба, цай) Загнала обладателя модной кожанки в палатку от ветра, укутала спальником, отогрела чаем.
Вокруг бродит стадо козло-баранье. Выясняю что это их стадо. «Гэр», говорю, и делаю вид, что глазами ищу. Но они бошками крутят, тапа нет у них юрты. Я так поняла они круглыми сутками за стадом таскаются, пасут, а спят когда и где придется. Пытаюсь выяснить, где они ночуют, но не понимаю ни бельмеса чего они лопочут. Ну и ладно, думаю.
Встает из-за озера красное солнце. Сидим в рассветных лучах, пытаемся согреться, пьем чай, шмыгаем носами от холода. Мы как бы в эпицентре, в середине всего их стада. Скотина вокруг рассеялась, траву жует, то овца где заблеет, то чихнет коза, то пукнет. Пукают они от чего-то особенно часто. Но когда в рассветных лучах это ничего, это кочевая романтика))
Консервированную кукурузу на завтрак монголы пробуют с таким видом, с каким я бы стала жареных пауков жрать — типа раз дают, надо брать, чтоб дающий не обиделся. Лишь бы эта хрень и вправду дохлая была) Ешь, а одним глазом уже простраиваешь сложный план побега до ближайших кустов) Вспомнились басни о том, как в советское время пытались монголов научить есть овощи. Но овощи кочевникам не заходили, и скармливали они это безобразие скотине. Объясняя при этом, что человеческая еда это мясо, а травой питаются животные, и некуля))
Сушеное мясо на завтрак пошло куда лучше. Соображают в еде че-то)
Мешают мне немного со сбором вещей (думают, что помогают). По временам бегают по очереди на холм, смотреть куда подались бараны. Я уже не злюсь. Дичь конечно, эти двое, но забавные, безобидные, как шпана малолетняя. Зовут меня куда-то в свою степь ехать, теперь мол, их очередь меня угощать. Но я чего-то уже подустала от общения.
Подарила на прощанье водителю мустанга пять литров запосной бензы. Водителю кобылы, передумавшему воровать мой нож, отдала так глянувшиеся ему теплые мотоперчи. Им мне, конечно, дать нечего. Но история получилась неплохая, да и опыт общения остался — чем не подарок то?))
Разъезжаемся. Все качу и качу в гору, оглядываюсь, на светлеющее в свете утра озеро — снова волнами поднимается от него голубизна.
В долинах только вышедшее из-за гор солнце, отражается в каждой капле росы, покрывшей низкую траву. Будто бы посыпаны округлые зеленые холмы блестками. Пасутся по склонам коренастые монгольские лошади, молоденькие резвые бычки галопом скачут прочь от ревущего Горыныча.
Извилистый коридор, соединяющий зеленую долину с озерной, кончается крутеньким землистым перевалом, с возвышающимся на вершине силуэтом ово (горка камней, с укрепленным посередине деревянным шестом. Место почитания духов местности). Вьются по ветру голубые и белые хадаки на фоне светлого утреннего неба. (Хадак — шелковый шарф, используется в качестве подношения).
Дорога на этот перевал крутоватенькая, с промоинами, колдобинами и щебнем, но сейчас в сухую погоду ничего страшного, да и не длинный он.

Забралась, скатилась, пролетела счастливая мимо местного паренька, сидевшего на подъеме с полуразобранным мотоциклом и бензобаком в обнимку. Совесть потом у подножия холма замучила — у человека затыка, а я мимо пилю, морда кирпичом. Развернулась. Замазали ему волшебными эпоксидными соплями трещину на бензобаке (авось хватит до сварщика доехать) и диранула я дальше.
И вот оно чудо и квинтэссенция всего моего ощущения Монголии — когда с высоты, из кручи гор выезжаешь вдруг на необозримое, неправдоподобно обширное пространство степи, и замираешь на миг сраженная, ошарашенная. Стоишь высоко-высоко и будто бы сами облачные груды задевают тебя по шлему. А вниз, все вниз и вниз, прямая и широкая дорога, сбегает в яркую, цветущую желтизною степь. Горы голубые на окоеме, из-за туч лучи косые прорезают прозрачный горный воздух. И будто бы карта небес на земле, скользят бегут, меняя форму, темные братья тени, небесных невесомых облаков. Кажется — летишь. И может конечно и не всю землю увидишь ты со своей этой горной кручи, но добрую половину ее так уж точно!)
Из-за одной только этой дороги от Улангома до Урэг нура стоило затевать эту поездку!
На границе монголы меня еще помнят, потому быстренько выпускают со своей территории на нейтралку. А у русской стороны перерыв с 12 до 14) Сейчас же как раз 12:06. Даа… Вот уж не приходилось мне еще дневников своих писывать в цели между двумя государствами, да и дремать как собаке, на земле ничейной тако же)
Через пару часов освеженная двухчасовым маринованием на солнце, знакомлю всех столпившихся у мота погранцов с притороченным к сумке козленочком Беней с Хяргас нура. Очень все прониклись историей нашей счастливой встречи на берегу пустынного озера, и нежной нашей друг к другу привязанностью. Рассказываю как поедет теперь не жданно не гаданно простой монгольский козлик во Владивосток, а потом и в Мордор. И какой он вообще славный парнишка, и как с ним увлекательно порой беседовать — всегда-то он так внимательно слушает, никогда-то грубого слова не скажет))… Люблю когда ржут суровые дядьки в форме)

Заезжаю опять в Туву, а мэпс ми врут опять, что нет тут ни заправок, ни кафешек. Все тут есть, и даже асфальт местами) Местами очень он хорош и свеж, местами, кое-где его только кладут на щедро насыпанный рыхлый щебень.
Доезжаю вечером до юрточного гостиничного комплекса Алтан Булаг. Красивая здесь такая, лубочная Тува с многоместными юртами и рестораном местной кухни. Закидываю в себя здесь чудеснейшую жареную баранину под чайничек молочного солоноватого чая.
Поднимается от белоснежной глянцевой пиалы, чуть заметный, пахнущий настоящим молоком пар. Тихо и ненапряжно, где-то на заднем плане поют из динамиков любимые Хуун-Хуур-Ту.
В их гортанных протяжных напевах все просторные тувинские степи, горы, пространства под бескрайним небом. И пар, поднимающийся в лучах зимнего солнца над стадами, и тихий мелодичный клекот орла, и горьковатый аромат полыни в ветре, бескрайняя синева и льдистые проблески ледников.
Где-то невидимо, незаметно сливается это все с паром моего беловато-бежевого напитка, щекочет ноздри, расширяет зрачки. Сижу и щурюсь по-кошачьи счастливо, утопаю в подушках. Напевы вытягивают душу. Расправляют, стелят белой светящейся дымкой по горам, на крыльях проносят над Енисеем.

13 августа.
Слазила утром на расположенную неподалеку смотровую площадку над Енисеем, в окружении тувинских гор. Плавно неспешно покатила по бархатным, цвета хаки, земляным волнам. Хороший асфальт, свежий ветер, солнце, любимая тувинская музыка в моей легкой-прелегкой голове. Это не езда, это прям медитация какая-то)
Саяны показались сразу и без предупреждения, после поста весового контроля, полного от коровьего стада.
Хороший нетряский асфальт и неплотный траффик, почти без фур, позволяет закладывать приятненькие поворотники. Главное в заграждение не врубиться заглядевшись. Тут есть куда) Здесь хвойная тайга кругом, строй прямых, высоких лиственниц и сосен, и длинные темно-зеленые пихты.
Расплывается улыбка по шлему все шире. Асфальтированная площадка над Ойским озером место, где однозначно стоит остаться, хотя б на час.
По мере спуска с гор к Минусинску, заметно становится теплее. Есть к востоку от этого города озеро Кызыркуль, туда ныне курс и держим. Хотя знала б я наперед, какая красота в Саянах, запланировала бы там стоянку.


Укатанная грунтовка за деревней уводит в лес, меж стройных сосен. Плачу на въезде 400 рублей и нахожу уютный уголок на самом берегу.
Прохладно здесь и безветренно, пахнет соснами. Шумная чирикающая стайка воробьев-гопников расклевывает оставленную кем-то на столике лепешку. Бурундуки, видать не очень-то рады моему приезду — порскают из под ног в кусты, недовольно попискивая. Над головой, в сосновых ветвях парит и скачет семья орлов. Кружат, высматривают внимательно землю, клекочут мелодично с переливами.
Счастье, однако ж было недолгим, потому как в соседнем лагере, метрах в ста, началась дискотека. Ну это бывает так, когда совсем дикарем вставать ссыкотно) Бабка в моей голове сказала, что нужно спать, потому как утро вечера мудренее, интереснее и тише значительно.

14 августа.
А и правда! Уснули уж замученые безудержным весельем и зеленым змием, соседушки, расползлись по машинам спатушки.
Сижу на корточках у палатки, чищу зубейки, клювом по сторонам щелкаю.
По озеру дымка и косматый, клочковатый плывет седой дедушка туман, над теплой гладью озера. Выглядывают лишь местами вдалеке клочки заросшего соснами берега.
Холодный, бледно-малиновый, тусклый, висит над горизонтом солнечный диск. По светлой слитой с туманом воде, проплывает мимо меня неслышно, как сон, силуэт одинокой молчаливой уточки. Вдалеке не виднеется даже, а больше угадывается силуэт мужичка с удочкой на надувной лодке.
Боюсь шелохнуться лишний раз за завтраком, так много чудес вокруг творится, не вспугнуть бы. Греет поднявшееся солнце стройные рыжие стволы сосен, зажигает искорки на кончиках травинок. Наполняется изнутри золотистым светом, поднимаестя кверху разогретый туман.
Но пора мне. Выбираюсь на трассу. Тихо-тихо крадусь сквозь дремлющие в утреннем тумане деревни.
Возвращаться на загруженные основные трассы как-то не тянет, потому двигаю от Минусинска в сторону Красноярска по второстепенной дороге со сложным названием 04к-029.
Начинается она с обычной средней полосы — березы-сосенки, луга-поля, еще не отошедшие ото сна деревеньки-картинки.
Вот вновь пошли саянские предгорья, подступил ближе к дороге лес. Все реже и реже встречаются мне поселки. Вьются теперь на пару дорога асфальтовая и железная.
После Пихтачей асфальт пропадает километров на девяноста вместе с заправками. А грейдер хорош и не ухабист.
Вот они снова горы, вот и карабкаемся мы опять на перевал. Прохладно наверху 1200 как-никак. Волнуется вдали, насколько глаз хватает зеленое таежное море.
Двое местных мужчин, ровняющих здесь же дорогу грейдером, поят чаем, рассказывают где дальше газовать можно, а где еще не ровняли) И вот опять — широкая дорога, пыль столбом, шуршит под колесами гравий. Вокруг тайга, насколько хватает глаз, а с перевала хватает далеко)
Скатилась потихоньку, выехала на асфальт, на федералку, найдя себе пристанище в мотеле у деревни Юрты.