Путешествия

2 августа.
Сегодня неспешно, с чувством, с толком, с расстановкой, прощаюсь с замечательным местом. С простым уютным домиком, старыми деревьями, рекой, лошадьми и вездесущей собаченцией. Прощаюсь с хранительницей Зубаирой. Одним глазком заглянула я только к хозяйке в аил. Деньги занесла, и пока отсчитывали мне сдачу, глазами жадно по сторонам шарила. Неприлично это, наверное. Но так хочется узнать как все в этом круглом доме устроено. В настоящем летнем, обжитом доме. Интересно спросить про веру, про поминки, на которые ходит почти вся деревня, про свадьбу племянника, для которой расписывает она вазы. Но я заговорить так и не решаюсь. Дичь я, с собаками мне проще)
Но я теперь уже точно знаю, что вернусь сюда, неприменно! Быть может получится в следующий раз пожить подольше, что-то понять, спросить.
Все дальше уношусь теперь по дороге, которая теперь все вниз и вниз. Но нет почему-то вечной тоски по покинутому полюбившемуся месту. Оно теперь живет во мне и ни за что не забуду я сюда дорогу. Я, кажется, здесь открыла еще один кусочек своей чудесной страны без имени.
Природа снова обернулась к горам ласковою своею, солнечной стороною. И снова голубой горный ветер в лицо. Гонят облака-барашки по склонам гор своих теневых братьев-близнецов. Блестят на солнце, будто бы темной слюдой, осыпи.
Вот очередной поворот дороги выводит к повороту на Джумалинские ключи. Ползет туда маленький упрямый жучок-машинка. Удачи отважным! Пусть все получится! А я вернусь еще, и еще попробую)

Лиственницы теперь остаются позади, ни деревца на зеленых пологих склонах. Темнеют влажной травяной зеленью низины. А холоднее тут весьма ощутимо! И дорога по мере приближения к кпп портится. Погранцы зато, как всегда радуют. Серьезные такие дядьки все в форме, а на мот глазом косят, улыбаются, в глазах по бесенку)
Скатываюсь с перевала в степь. О! Ооо! Разогнал ветер красноярскую дымовую завесу. Виден теперь в двадцати километрах прямо по курсу Кош Агач, за ним — сиреневые горы! Засияли белизной ледники по левую руку. Летят теперь над степью странные, нигде больше не виденные облака, чуть фиолетовые снизу.
Качу, качу через степь по еле видным колеям. Надо мной недвижное, сияющее небо, и сине-белые ледники стоят молчаливые, недоступные. Белыми мелкими бусинами впереди рассыпались дома поселка. И ни на километр они не ближе, как ни откручивай газ. Будто бы застыло все, и летит лишь под колесами каменистая земля с выжженой травою.
Выбравшись на трассу готовлюсь уже лететь, что есть мочи, но моту опять поплохело. Двигулька дергается теперь и сбоит почти на любых оборотах. Настроение ухнулось в раз ниже плинтуса. Закудахтала в голове бабка пуще прежнего, вспомились все добрые люди на заправках, сомневавшиеся в способностях Горыныча проехать на другой конец страны. Перестал радовать даже засиявший близко и ослепительно Актру. Курай, о котором так мечталось — мимо. Какие тут степи, до Барнаула бы доползти… Додрыгалась до Акташа, как собака побитая, сижу на заправке, сервисы в нете выискиваю. Меня там, конечно, очень рады будут видеть, но для начала предлагают просто бенз слить из поплавковой камеры. Мол на алтайских заправках вода в бензине это не редкость вовсе.
Я, конечно, бубня и пыхтя, послушно делаю под мотом бензиновую лужицу, гадая убогим своим разумом, как это от воды в бензе свечи черными становятся? Выкатываюсь, чтоб проверить помогло ли.
А помогло!!! Во дела-то! Подергивается, конечно на 70, но не так погано как было. Счастье есть, умолкни бабка!
Делаю разворот на 180 и аля-улю к Кураю на полном газу. Не доезжая до поселка заметила до ужаса манящие колеи, уползающие все выше и выше на холмы. Конечно же нам туда) Тропинка с веселыми подъемами и спусками приводит на смотровую площадку. Про вид с нее моя внутренняя чукча может напеть целую книгу) Но лучше сюда приехать и увидеть самим) Зависнуть на пару часов и осознать, что красота такая бывает не только на картинах.

Эхх, поставить бы тут палатку, да ветер такой, что еще чуть-чуть и можно летать) Спускаюсь к асфальту, проезжаю Курай и Кызыл Таш, переезжаю по мосту мутную Чую. Вот она степь с нитками колей во все стороны! Хочется доехать до альплагеря, обозначенного на карте, но броды опять корректируют планы. Упершись в третий по счету, не мудрствуя лукаво, сворачиваю в соседний лесочек. Здесь у самой воды приятно и неназойливо журчащей по мелким камушкам, ставлю я под елкой палатку.
Хребет в закатных лучах из-за деревьев не видно увы. Ну да и я пупырем не торчу посередь оживленной степи.




3 августа.
Утречком, пока по родимым кустам шарилась, обнаружила целые колонии каких-то грибов, очень похожих на козликов. Матерые такие все, разлапистые. Растут плотными, тесными один к одному строчками. Глядят недобро как-то. Одного невзначай ногой зацепишь, а они как давай на тебя всей гурьбой, шляпы на затылок посдвигали! И балаболят все че-то балаболят не по нашенски!..
Потом только уже совсем проснешься и станут непонятные голоса журчанием ручья.

Выплутала из степи назад на асфальт. Мот опять не едет. Глушу, сливаю бенз. Едет. Потом опять не едет. Глушу, завожу — едет. И по новой все. За**ись!
Ладно, хорош уже. Сама собой проблема не решается, почему-то)) Написала барнаульским парням, с которыми вчера познакомилась на смотровой, попросила посоветовать кого-нибудь дельного по карбам. Созвонилась, договорилась приползти утром понедельника. Сегодня суббота, и от идеи целый день парится в городе, ныть начинают разом все зубы, кости и бабки с дедками в моем расщепленном сознании.
Решаю, что очень хочется еще раз увидеть поближе красавицу Катунь. На Чемальском тракте кафе, гостиницы, прокат всего что движется, сувениры, отдыхающие. Тесно, жарко, местами гламурно и до ужаса похоже на черноморское побережье.
За Чемалом стало куда просторнее, сгинули дорогущие отели. Пошли простые и понятные простым диким бабам турбазы, сдающие места под палатку. Не решаясь гнать на все лады дрыгающегося и попукивающего Горыныча, куда-то в глушь, снимаю себе травянистый пятачок в соснах с подходом к реке.
И забодай меня комар, если Катунь не такая же святая река как Ганг, только во много раз более чистая. Главное только когда по пояс в воде стоишь не забывать когтями за дно держаться, а то утащит вниз по теченью ее святейшество, и мявкнуть не успеешь.
Если же говорить о чудесном, которое всегда рядом… Крутой берег молочно-бирюзовой, бурлящей, широкой Катуни покрыт камушками, камнями и булыжниками с большую и умную голову размером. Держатся за них раскидистые пушистые сосны и кривые, жизнью и рекой битые и гнутые березки. Летит теплый ветер по ущелью, остывает, влажнеет, касаясь быстрой переливающейся по камням воды.
Сижу, пристроившись к теплому шершавому, пахнущему сладко и смолисто стволу сосны. Причащаюсь катунским чаем.
Гравюрой на фоне светлой, искрящейся на солнце воды, проступает каждая иголочка на изогнутой сосновой ветке. Усыпана она сухими, легкими, растопырившимися шишками. Рядом зреют молодые, еще зеленые. Крепкие, пахучие, смолистые, аж куснуть хочется)
Ниже, под изгибом ствола, весенняя высокая вода размыла сосне корни. Обнажились из земли переплетения шершавых, мозолистых и узловатых древесных пальцев. Округлыми и осторожными, но сильными, не вырвешь, изгибами, обхватили они обточенные рекой камни. Врастили в свою живую древесную плоть разноцветные, похожие на украшения окатыши.
И словно скромный и робкий дух хранитель этого дерева, маленькая, текучая как ртутный шарик, серо-зеленая змейка, живет под ним. Язык не поворачивается гадюкой назвать) Притаилась в самой гуще корневых сплетений, устроила чудными петлями гибкое, как потемневшая серебряная цепочка, тело на теплом матовом блинчике камня. Пестреет серо-коричневой чешуей. И сама-то она чуть подлинней ладошки, ювелирная головка с девчоночий ноготок, приподнята настороженно. Мелькает вопросительно малюсенький, острый черный, вечно беспокойный язычок. В темных глазах-бусинках из стекла застыло по неподвижному блику, по вопросу. Сбежать разве, или обойдется?.. Да я не трону, конечно, полюбуюсь только, зачем маленькую кошмарить…
Такие бывают мне чудеса на Катуни)
А бывают еще такие любители танцев на природе под ымцык-ымцык из распахнутой машины. И притопывают они по берегу босиком, приплясывают, разрумянившиеся, счастливые, всей семьею с бабушкой. А впереди всех развеселый, тучный папа. И не он даже, а живот его, папин. Как мир большой круглый, уютный, кругами, вверх-вниз как-то сам по себе танцующий. И следом словно для объятий раскинутые руки. Весь он в этом танце и волнами от него эмоций буря. Прям видно — тащится человек и всех вокруг своим счастьем заражает) Вон уже и из других лагерей детвора к нему подтягивается. Дети довольные, счастливые, очень им папин танец нравится. Даже бабка моя бубнявая примолкла. Не кряхтит, что мол, музыкой такой ниочемошной вечер наполнился. Гляжу на них у воды сидя, улыбает меня как-то по-доброму)

4 августа.
День начался тепло и безмятежно. Торопиться мне некуда.
Просыпаюсь и минут тридцать-сорок, ни о чем не думая, просто сижу у палатки на жопке, смотрю бездумно, как качаются над головой, в голубизне небесной, зеленые узорчатые конусы шишек. Вынюхиваю, вычуиваю чем пахнут сегодня алтайские ветры. Ну а после уж, осознанно и вдумчиво, с кофеём в обнимку, объясняю кому-то маленькому внутри себя и глупенькому: вот видишь, мол лето! И Катунь. И Алтай, и Горыныч у палатки, а ты говорил — зима никогда не кончится…
Какая это роскошь, какое счастье — не спешить никуда. Бродить по берегу, смотреть бездумно на воду, разгадывать каким-то вторым разумом сказки, говорливой рекой щедро рассказанные, собирать в мокрую ладонь разноцветные камушки-сокровища)
Пока после обеда собираю палатку и все остальное, нешуточно раскалившись на августовском солнце, предчувствую уже веселый перегон с температурами за 30. Прям в термухе заныриваю с головой в великолепнейшую Катунь (когтями, когтями за дно держаться!)), и быстенько натягиваю сверху ашпаренный экип. Вода с невыжатых волос юркими прохладными струйками стекает по позвоночнику. Вот так жить можно)
Часа через три организм снова начинает закипать. На заправке выливаю на себя полторашку воды из холодильника, под одобрительный гогот заправщиков. Дотекает аж до бот, и я опять рождаюсь заново)
Барнаул порадовал просторной открытой солнцу набережной, и старыми деревянными, но отнють не ветхими домиками. Как-то очень уютно и запросто образуют они целые улицы, тенистые от многочисленных деревьев.
В гостинице пустынно, грустно, стерильно чисто. Шумит Змеиногорское шоссе за окном. Нихатю я тут, а нада(

5 августа.
Погода ночью приподнесла освежающий подарок, наслав на город шикарную грозу с ливнем. С час сверкало, почти не переставая, а грохотало так, что удары грома на полном серьезе ощущались босыми ногами через пол. Настроение от того сделалось велело-бесячьим.
Когда я часа в два ночи на ощупь спускаюсь на первый этаж (электричество отключилось во всем поселке), посмотреть, не уплыл ли мот, обнаруживаю администратора, сидящего при свечах с горячим уютным чайком и двумя афигенскими кошками сфинксами. Одного из них зовут Персик)) Морда лица у Персика при свете свечей и отблеске молний прямо-таки сатанячая, а на ощупь он вправду настоящий персик, только горячий)
Поутру искупав своего свинушонка, погнала в сервис на Змеиногорском тракте (Box313). Юрий, взялся чинить это мое летающе-воняющее чудо. Долго и упорно пытаясь выдрать карб из недр мотоцикла был он стоически молчалив и даже шутил иногда. Чем сразу заслужил мое к себе уважение. Редко бываю я столь же сдержаной на слова при этом процессе))
Промыл, продул каналы-жиклеры, а потом показал мне мембрану ускорительного насоса. Похожа она была на жопку старой мартышки — такая же сухая и сморщенная. Звездами на черном ее фоне сияли четыре дырки. Замазали их силиконовым герметиком, заказала себе новую в Хабаровск.
Что будет если силикон отвалится раньше? Дома лежит донорский карб, в нем тоже есть какая-никакая мембрана, на крайняк можно будет попросить прислать его. А пока едем и надеемся) С силиконом в кармане))
Так вот работают люди в гараже у дороги, спасают золотыми руками многим людям их путешествия) А некоторых еще и кормят)

6 августа.
Отоспалась я на чистой мягкой кроватке, да и двинула себе прочь из городской духоты навстречу новым местам.
Расход немного снизился с шести с половиной литров до 6,2 на сотню. Мембрана все ж клееная, да и старовата она уж. Но мот-то едет и никаких провалов больше! Холостые только не очень держит, иногда на светофорах глохнет. Потому стою порой перед стоп линией и подгазовываю как имбицил, которому внимания не хватает)
От Барнаула до города Ленинск-Кузнецкий дорога идет все больше лесами. В строю лиственных деревьев ростом своим и строгой темной зеленью выделяются свечки-пихты. Дорога карабкается по-тихоньку на предгорья, вырывается временами на простор высоких виадуков. Видно временами с возвышенностей, в легких волнах, разбегающееся во все стороны зеленое море. И поет душа от всего этого, а больше всего от того, что Горыныча подлечили) И не сбоит больше зачачье мое сердчишко в такт с перебоями в двигателе)
Кузбасс меня встречает угольным крошевом на обочинах. А не так велика птица, чтоб хлебом-солью встречать)
Проехала запланированную свою стоянку на Томи под Кемерово. Продираюсь потихоньку через город, вою в шлем Гребневского «Человека из Кемерова») А пока останавливаюсь на ночлег километров сто не доезжая до Ачинска. ioverlander мне эту стояночку подкинул, но оказалась она шумноватой (километр всего от трассы) и слишком на виду с дороги, ведущей в деревню.
Дай, думаю, гляну чего там вдоль озера за тропинка. Мот, конечно уже на развороте завалила, но нас такой хренью не остановишь) Двинула по тропинке, но она как-то больно резво перекинулась в глубокие колеи и кочкари в травушке. Сосновый лесочек, издали казавшийся таким уютным, вблизи оказался похожим на частую мелкую расческу, и к постановке палатки не приглашал. Берег стал мокрым и кочковатым, местами даже топким.
Разворот в глубоких колеях — песня! Что-то из Рамштайн)) Навалялись мы там знатно) Через полчасика запыханой собакой приползла назад. Не хочу больше в эндуриста играть!)) Пусть шумновато и видно тут, зато хоть пятачок есть плоский под домик. И спуск к водице.
Поставила лагерь, сижу на жердочке у воды моюсь как кошка лапой, потому как заход в воду там совсем какашечный.
Величественными неспешными взмахами, чуть не вальсируя, пролетела над озером цапля. Покружил какой-то пернатый хищник. Утки же вообще летают которая куда, безо всякого строю и очереди.
Комаров тут нет, как нет, мошка зато кружит килограммами. Вроде и не кусается, а в глаза лезет, зараза бесячая. Вот чего комары-то отсюда свинтили!))
Упряталась от них в палатку, сижу с горя колбасу точу, как бобр палочку. Прилетел комар лохматый, ногами своими длиннющими бестолковыми в сетку долбится. Можа тожа колбасы хочет, а токмо хрен ему, сердешному. Пущай вона от обиды полетит корову какую погрызет, аль на луну с досады повоет. Вон уж повисла краюшка светящаяся в сизом небе, глядится в озерную воду, а по ней видать все, что в небе делается, и рыбы круги пускают по темнеющей в синеву глади. Стекает с лугов туман на воду, смешивается с озерными испарениями. Стрекочут кузнечики густо, как из сита, догорает клюквенным заревом закат. Гудит и завывает фурами дорога за перелеском, поглядывает из-за деревьев сотовая вышка стремным красным глазом. Вона уток пугай лучше своим гляделом нетленным, а то по кустам как кабаны шарятся, спать не дают.


7 августа.
На рассвете высунула спросонок голову из палатки, огляделась. Если б не помнила где засыпала вчера, решила б, что проснулась в рязанской области) Птиц тут только побольше, а людей поменьше.
В Ачинске на объездной завод какой-то стоит. Дым-копоть от него коромыслом, и стелится это все серо-желтой завесой по близлежащим деревням. Разруха кругом, запустение. Железобетонные остовы зданий, склады какие-то без крыш и окон. Грязное все, поряпаное. Многоэтажки вроде и жилые стоят, а до чего страшные! От рождения не мытые, не крашеные, во дворе помойка из металлолома, и речка вонючка, до краев ряской и тиной заросшая. Да и асфальт весь в том же духе.
Не люблю я про дрянь всякую писать, но от этого места впечатление просто убийственное остается. Гибрид девяностых с постапокалипсисом. Не припомню я мест более угнетающих.
А за городом простор, красота. Высокие холмы в спеющем хлебном золоте и черный бархат пашен, пахучий, влажный. Все круче и круче земля холмится с каждым километром.
Как-то вдруг и без предупреждения открылась за поворотом Хакасия. Волнистая, зеленая и свежая даже под хмурым серым небом и дымкой. Есть где-то в этом зеленом крае озеро Белё, нам туда.
На подъезде к месту стоянки обнулился на мотоцикле одометр. Сбылась мечта — у меня теперь совсем новый мотоцикл)) Сто тысяч миль, однако техникой пройдено! Это если предыдущий хозяин с одометром не химичил ничего, хотя не верится, если честно.
Озеро же здесь не одно. Их тут целая система, все они разной степени солености. Тус, например очень соленое, в Белё соль почти не ощущается. Турбаз разной степени оснащенности по берегам в достатке, насчет диких подъездов не уверена, да и не к чему они мне — посреди недели почти все места здесь свободны, и за 300 рублей можно снять себе просторный пятачок земли с беседкой.
Озеро — подернутая сизой дымкой голубоватая гладь, покоящаяся в травянистых холмах, уже горах почти)
Вода прозрачная и чистая — по грудь заходи и смотри на свои ступни на песчаном дне. Кружат над водой малочисленными крикливыми бандами чайки, шмыгают по берегу пообвыкшиеся с людьми суслики. Стрекочут крылатыми чудесами взад-вперед крупные, отливающие зеленью стрекозы, танцуют черно-коричневые бабочки.
И можно в продолжении этого длинного, налитого теплом и солнцем дня, сколько угодно плавать в прозрачной голубоватой воде. До нытья в мышцах, до синих, как в детстве губ, и греться на щедром августовском солнце, стоя босиком в прохладной траве. Пить подсоленную стрекотом кузнечиков тишину. Палить смешных сусликов, которые всегда палят тебя. Или сидя тихо-тихо у кромки воды, пропитываться ее спокойствием и безмятежностью. Чтобы потом в самые темные и напряженные моменты жизни, просто выдохнуть и вспомнить, что бывает в мире такая тишина и покой, и вечернее солнце над тихой водою.
И неважно вовсе, что за окном серая слякотная зима, и не дождаться никак солнечной улыбки. Всегда, в любой момент можно сюда вернуться. Покой этот лишь раз тобой прочувствованный в минуту душевной тишины останется с тобой навсегда. Подарит силы, успокоит.