Так уж вышло, что у меня, в общем-то городского мотоциклиста, расцвел обычай закрывать каждый сезон скромной поездкой с неоднозначной мотивацией. В мой первый полноценный сезон таковой стала напоенная воздухом и восторгом дорога в Петушки по следам Ерофеева, мой первый выезд в соседний регион расцвеченный теми наивными ритуальными движениями, что сопутствуют каждому робкому знакомству. Тогда, на парковке петушинского ТЦ я смотрел на пару райдеров из Мск (круизер и турында), переменяющих облачения в предчувствии дождя, и кокетливо поправлял изоленту на своем Фазере с мыслями: «А вдруг и я когда-нибудь, с кем-нибудь, как-нибудь, но обязательно, непременно здорово и шоб по-приключенчески!».

В прошлом году, пообвыкнув в городе на эвридейной основе по типу «дом-работа-дом», черт дернул меня навестить старую знакомую в чудесно-чудном Борке, что в Ярославской области, под предлогом возврата тяготившего душу денежного долга. Последний день сентября, на улице +5, запоздалое осознание, что флисовые перчатки под обычными дело только портят, коли связка тесна. Изучение стадий глубокой заморозки ладоней — от легкого онемения до болезненных пароксизмов, сковывающих руки колкими отголосками аж на следующий день. Верхние перчатки где-то между блоком и карбами на привале. Добрая зависть к тихоходной мото паре, наслаждающейся видами. Ожидание парома и радость нового опыта, путающая мои несносные ответы в разговоре с любопытным местным выпивохой. И нежданная награда в виде извилистого, плотно сжатого глухим лесом подернутым ржавью, участка между Мышкиным и пунктом назначения. Здесь, в сердце этой земли чувствуешь то, что, быть может, раньше открывалась привилегированному классу во время бодрящей конной прогулки по собственным владениям, которая неизменно завершалась вечерним пирогом да вареньем. Ближе к концу путешествия стал заглядывать вглубь крутых поворотов с бестолковой тревогой, навеянной дочитанной накануне «Поиск предназначения, или...». Но все окончилось благополучно, если не считать сломанной в четырех местах багажной площадки. Итогом стала дневничковая запись следующего содержания:

«Задумался, что плохая, разбитая дорога — это норм, это не страшно, раздолбана — значит, по ней ездят. А вот неплохие в общем-то дороги, относительно ровные, с разметкой, но в краях, уже тронутых разложением — вот что внушает древний, подспудный ужас. Они страшнее отдельно взятой смерти, ведь на них, около них умирает то, что делает человека человеком. А у слова „погост“ очень ироничная этимология»

Нынче же мне подумалось, что я вполне созрел для первого поста тут. Только вот незадача, за этот сезон не проехал и пары тысяч. Если коротко — ехать было некуда и, что сложнее, не на что. Честно говоря, даже желания вылезать из дому не наблюдалось. Плюс крайне досадный случай убедил меня, что катать редко — затея вредная. Меж тем смеркалось, середина октября. Случайно найденная в недрах соцсети запись породила порыв небывалого идиотизма выродившийся в желание догнать аж до Китежа под предлогом призрачной и романтической связи с прошлогодней поездкой. И вот я уже изучаю прогнозы погоды и материалы об одном из величайших мифов земли Русской, откладывая самое сладкое, навроде заметок возлюбленной З. Гиппиус, на потом дабы не искажать собственное восприятие шкуры медведя, до которого еще не доехано. Заранее оговорюсь, что не все пошло по плану, а вещи, бубнимые в шлем, варьировались от «а я еду за туманом и за запахом тайги» до повторяемого на манер литании «железо снаружи, железо внутри».

В отчий дом я приехал заранее и, промучившись обрывочным, горячечным сном, принялся на рассвете оживлять мотоцикл. Техника, явно приготовилась к зимовке и косила глазом на сарай (место этой самой зимовки), а потому заводиться отказалась. Пришлось поплясать, валандая мотоцикл вокруг спасительной «Волги» и перекладывая туда-сюда провода для прикуривания на пару с компрессором под моросящим дождем. Лавируя по прогону меж частных домов, вымощенному благими намерениями и битым кирпичом, я поразился мышечной памяти — тело справлялось лучше, чем ожидалось. Заправка на выезде, оптимистично-полный бак. Традиционная фотография «перед отбытием» вышла смазанной, потому я ее вам не покажу, покажу другую.



Надо сказать, что я — умная Маша. Все прогнозы обещали пусть и пасмурную, но сухую погоду. Маша же не учла два момента. Во-первых, в ночь перед выездом ливень таки был, а потому в воздухе носилось приличное количество водяной пыли, и ехать было довольно сыро. Во-вторых, все прогнозы могут ошибаться. Минут через 40 езды через все уплотняющийся дождь еще одно открытие неприятно поразило меня, коварное, вероломное предательство. Моя дражайшая и верная кожаночка с логотипом " Diamond Dogs " во всю спину внезапно сдалась и начала протекать! С этой мыслью необходимо было свыкнуться. Остановился у стелы колхоза «Рассвет», продрожался, проматерился, грозя небу блатными распальцовками, и решил искать помощи у семейства кошачьих, раз уж собаки подвели. Животу пропадать, так хоть руки согрею. Из кофра было извлечено секретное оружие — рабочие перчатки из спилка марки «Восточные тигры» (ммм, нативочка!). Один их горчично-красный вид вселял уверенность и даже некоторую сытость в не обремененную завтраком душу. Ах, как удобно ими визор протирать! Тронулся, без удовольствия отметив про себя сходство своего нынешнего положения с эскападами тех бабок, что на коленях по три раза обползают о. Светлояр вкруг в надежде, что Китеж явит им себя в мареве усталости и изнеможения. Что же у нас общего? В обоих случаях люди ждут благодати от абсурдных, иррациональных поступков.

Едучи далее, непроизвольно начал занимать голову вопросами, максимально далекими от цели и предмета поездки. Помню, как сетовал на коробивший меня перевод звучной погремухи одного из персонажей (FuckShit) фильма " Mid90s". В очередной раз вжавшись в бак при виде встречной фуры, не без спортивной злости сказал себе: «Аааа, насмотрелся на ютубе на англицких байкеров, что колесят по осенним лесам матушки Британии. Будет тебе, поделом». Ненуачо? Пейзаж за пределами населенных пунктов был и правда схож с далеким туманным островом. Та же загадка, та же таинственная мгла, та же первобытная щемящая тоска. Тем более, что тамошние коллеги гоняют в джинсах с подворотами, а я теплые кальсончики поддел под штанишки, у них байки винтажные, а моя Ямаха — 98 г.в., почти новая! Да еще и площадка багажная усилена-переварена в память о прошлых трещинах, так что бояться нечего.



Погрузившись в эти размышления, я потерял времени счет и остановился только когда тряска моего окоченевшего тела передалась мотоциклу. Село с краснокирпичной уставшей церковью, какие без числа разбросаны по центральной России, каждое со своей судьбой и, хочется верить, со своим будущим. Дым от хозяйственных забот, вязнущий в пелене дождя. Мемориал Великой войне, семь одинаковых фамилий, одна под другой, нехило так сдергивают с небес на землю, терпкий запах которой лично для меня каждую осень открывается заново.



Заглянул в рюкзак за теплым термосом, захотел забраться внутрь и остаться там безвылазно, сверился с часами, призадумался. Если так пойдет дальше, то на озере я проведу максимум часа полтора, что никак не вязалось с концепцией какого-никакого исследования с целью последующего описания. Более того, на обратном пути несколько часов придется рулить в промозглую, околонулевую малознакомую темноту, поскольку роскошь ночевки по месту являлась непозволительной. Ииии… я решил не рисковать. Сдался, если хотите. Ко дну чайной кружки удовольствовался фактом, что сегодня мне хватит и Городца. А через четверть часа после привала погода резко переменилась, взошло долгожданное и непривычно ласковое солнце. Вот уж воистину сказано в летописи о Китеже: «Если же пойдет, и сомневаться начнет… то таковому закроет господь град… и ничего таковой не получит, но только труд его всуе будет». Тем не менее, мне еще предстояло в этот день открыть для себя странную притягательность гидротехнических сооружений и влюбиться в Горьковское море.



Я всегда относил себя к той породе людей, которая в целом имея представление о принципе работы ДВС, подспудно верит, что технику в движение приводит не только воспламенение и механика, но, хотя бы отчасти, ненависть к любой статике, застою. «Помни, в стоячей воде отрава» — вот это все. Указатель гласил: плотина — налево. Повиновался и застыл пораженный на спуске с Урковской горы, приютившей Серафимовскую церковь. Застыл, оцепенел в неверии, в попытке объять грандиозный замысел и дело рук человеческих. Километры идеально прямой взлетно-мать-ее-посадочной полосы с натуральным морем по левому борту! В это требовалось врубиться, потому-то я и забрался на холм с целью оглядеться. Последующие минуты все мое существо разнонаправлено тянули два желания: насмотреться, надышаться, ухватить, вырезать по памяти ветром или же, впервые за долгое, нудное, неживое время дать себе волю и напомнить, что оседлал чертову комету. Очень личный, особенный момент, правда.



Как человека русского, меня не удивила вылетевшая в лоб из-за дорожных работ машина на подступах к зданию ГЭС. Прикидывая разницу в размерах этой станции с угличской и щурясь солнцу, под шелест волн перемахнул по мосту через шлюзовые сооружения, пообещав себе рассмотреть их получше на обратном пути, и принял вправо, на Городец.

Если вы в Городце не бывали, то наиболее характерным изображением этого города может послужить гугловская панорама от самых шлюзов и в направлении Орджоникидзе — М. Горького — Набережая. По этой забавно перекатывающейся дороге приятно ехать; она берет свое начало у съезда с трассы и пролегает мимо судоремонтного завода, небольшой заводи, присущих любой окраине частных домиков и, наконец, оставив позади несколько образчиков дореволюционной архитектуры поднимается наверх, к автостанции. Напрямую к набережной мешает проехать «кирпич». На панораме все смотрится довольно мило, в жизни же (виной тому переменчивая облачность или моя блажь) все окружающее отмечено печатью запустения, вырождения. Это контрастирует с бойким центром города с многочисленными ТЦ и пестрым хаосом рекламных вывесок самого разнообразного сорта. Как по мне, хорошую улицу именем Горького не назовут.
Я припарковался неподалеку от автостанции и первым делом направился в местную пекарню. Спешу сообщить вам, что пирожки «яблоко с апельсином» категорически не могу рекомендовать, а вот розану с вишней, пожалуй, дам высокую оценку. Вишневая начинка, такая, знаете, не химозная, мерзотно-ненатуральная, а вполне себе сносная и способная радовать. Первым ярким городецким впечатлением стал блистательно-серебристый автомобильчик марки Nysa, который я счел добрым предзнаменованием.



Я не фанат музейного туризма, а потому главная и единственная звезда здешней набережной — новодельный гига-терем «Город мастеров» — заинтересовать меня не могла. Кроме того мне в целом претит мода последних лет, начавшаяся, кажется, с Мышкина, создавать туристическую ценность на пустом месте музеями с незначительным историческим бекграундом. По сути, какой-нибудь музей самовара, валенка или кулебяки с тушканчиком можно в любом селе поставить, атмосфера приобщения к истории на пустом месте не появится. Набережная завлекла скорее безлюдностью, бетонной суровостью и незаконченностью. Будний день, время ближе к полудню, парочка туристов да местные, намыливающие свои автомобили. Экскурсионный автобус — детей привезли на речную прогулку. Катают нынче на современного вида оранжевом банане отечественного производства, что не может не радовать. Свадебные замочки на ограде, шутливые надписи, лодочные сарайчики да громада ЗМЗ на другой стороне Волги.





Навернул по набережной круг и взбежал по лесенке вверх, к памятнику А. Невскому, чтобы разговориться с сонным торговцем. Но сначала — еще раз окинул взглядом волжский простор; одиночество «Города мастеров» вскоре скрасит понтовый строящийся прямо на берегу отель. Простые темы для разговора с лавочником — собаки да пряники. Его подобранная на улице дворняга очень похожа на мою, а городецкий пряник, де, постарше будет тульского. Не ждал многого от пряничка за доллар, ожидания оправдались, пустоват, пресен пряничек, начинки пожалели. Пока еще готов переплачивать за покровский, но он меня в могилу сведет.





На обзорной лавочке умял остатки захваченных припасов и прогулял по Городцу еще часок. Любовался церквями, старыми и не очень, подивился памятнику Ленину в натуральную величину, приметил обязательный и, надеюсь, вечный огонь, оценил преимущества тихого кладбища в центре города, посчитал забавным и сподручным для местных анархистов танк, чье дуло направлено почти на неуместно-объемное здание главного госбанка. А еще у них есть волшебный небольшой парк с всамделишным самолетом! Родной областной центр таким похвастать не может, а тут — есть. Позже понял, что чистота в парке даже как-то напрягала.

















Но пора и честь знать. Заправился кипяточком все в той же пекарне и пронесся дурной и довольный по направлению к шлюзам, чтобы выпить чайку на обочине под ударами квазиморского ветра. В гештальтных целях постановил дошагать по бетонке до маяка в следующий раз, уже с женой. Весело пустился в обратный путь и почти стразу встрял в пробку, которой, странное дело, был рад, а потому даже не стал пытаться объехать. Просто очень хотелось еще немного понежиться на солнце перед погружением в измерение сводящей конечности дрожи, послушать размывающий мысли плеск волн о плотину, вглядеться в тот берег, по которому вскорости предстоит проехать.





Дорога домой прошла без приключений. Сухой асфальт (будто дождь мне привиделся) и ясное небо над головой мотивировали ехать чуть живее. Разве что воздух ближе к вечеру охладел еще больше и вгрызся в так и не высохшую куртку, чем вынудил меня провести лишнюю сугревательную пятиминутку в тепле заправочной станции. Уже в сумерках загнал Фазер под навес и прикрыл чехольчиком. Плюхнулся в «Волгу» и неспешно покатил домой. В этот вечер привычно-бесячая автомобильная какофония, сложносочиненная скрипом пассажирского кресла, свистом люка, дребезжанием рычага КПП и бряцаньем бардачка вкупе с завываниями 402-го показалась едва слышной колыбельной. На одном из светофоров до меня дошло, что в салоне уже натоплено до духоты, а я сижу и стучу зубами от холода, излучаемого телом. Как там было у Лимонова:

«Нам поставили стол. Принесли граппы. Из нас вдруг с дрожью стал выходить холод. Жителям северных стран знакома эта дрожь от выходящего холода. После того как измерз и попал в пышущее помещение…»