Наш старый знакомый Александр из Музея бронетехники пригласил на историческую реконструкцию боя у деревни Буйничи. Предполагалось, что противоборствующие стороны будут усилены мотоциклами М-72 и BMW.

Мотоцикл не завелся, реконструкция началась

Добраться до места проведения исторической реконструкции в районе екатеринбургского озера Шарташ оказалось непросто. Всю ночь лил дождь, утро было хмурое, от пронизывающего ветра дождевик не спасал.
Как было уговорено, повернул у остановки «Рыбаки» налево и попал на размытую грунтовку. На полдороге от лесочка заднее колесо угодило в канаву и предательски проскользнуло. Попытки выехать на малом газу были тщетны и, сменив 80 лошадиных сил на одну человеческую, легко дотолкал мотоцикл до опушки.
Выбрать место для парковки было несложно: двухколесные всегда останавливаются рядом с себе подобными, хотя, в этот раз у соседа было три колеса.

Колясыч удивил отсутствием турели. От грустных предчувствий отвлек прыгающий по грунтовке огонек переднего фонаря, неизвестный мотобрат также презрел майскую хмарь.
Познакомившись и приковав мотоциклы железной цепью друг к другу, выдвигаемся к полю боя. Навстречу топают реконструкторы в форме вермахта, а они Димины знакомые, и пока он расспрашивает, каково было ночевать в лесу под проливным дождем, звоню организаторам.

Мотоциклов не будет. Утешает информация о грузовике «Студебекер», автомобиле «Джип», легковушке «ГАЗ М1» и немецком танке «Pz. IV».

Белорусский «балкон»

Весной 1944 года немецкие войска расположились в Белоруссии самым неудобным для них образом. Группа армий «Центр» в составе 42 дивизий оказалась выдвинута вглубь советской обороны, образовав собою огромный выступ на линии фронта, обозначенный позднее как «Белорусский балкон».
Смотришь на карту – лакомый кусок, а в реальности это было мощное и, можно сказать, незыблемое сооружение. За полгода на этом участке советская армия провела 11 наступательных операций, в ходе которых ни разу не удалось прорвать тактическую зону обороны противника. Мы не продвинулись ни на шаг. Весной все успокоилось.
На войне, как известно, есть минуты тишины. С 15 апреля по 21 июня 1944 года тишина на Западном фронте была полная. Днем на передовой возводились макеты оборонительных сооружений, по ночам вдоль линии фронта летали проверяющие светомаскировку, действовал режим радиомолчания. Военачальники практически не пользовались телефонной связью, приказы о подготовке к большому наступлению командирам частей командующие армиями отдавали при личных встречах. Огромное внутреннее напряжение в войсках было незаметно противнику.
За три дня до начала белорусской операции командующий группой «Центр» Эрнст Буш уехал в отпуск.
Именно в этот день по вражеским коммуникациям ударили партизаны. За 19-21 июня было произведено более 10500 подрывов железнодорожных путей, мостов, линий связи. Коммуникации были разрушены, восстановить их не удалось. 22 июня в бой вступили регулярные части.
Операция «Багратион» продолжалась 2 месяца. Группа армий «Центр» была уничтожена, более 400000 немецких солдат и офицеров сдались в плен. Часть из них доставили в Москву и провели маршем по улицам столицы.

У деревни Буйничи

Мы выходим в поле, где будет реконструирован бой у деревни Буйничи под Могилевом.
Красноармейцы отрабатывают движение цепью, немецкие части окапываются, автомобили, подбрасывая в воздух комки жирной глины, носятся по полю. С минуту на минуту начнется построение.

Бывший реконструктор, Дима ведет меня в хорошее местечко, откуда все будет видно. Согласно правилам, поле оцеплено милицией, везде натянуты красные ленты. Вдали, за деревьями, вижу американский грузовик с прицепленной пушкой.

Это знаменитое орудие ЗИС-3 калибра 76,2 мм, подлинное, тех времен.
Чуть дальше в лесу притаилась модель немецкого танка Panzerkampfwagen IV.

В лесу чуть теплее, но сыро, экипаж зябко потирает руки. Стоящий на броне танкист с хрустом потягивается, командир мотострелков закуривает трубочку. Мой провожатый показывает на небольшой пороховой заряд, закрепленный на боковой броне. В этом месте танк будет подбит.

Кстати, говорит Дима, танк без крестов, понимаешь? Говорю, что не совсем. Ну, чтобы не было пропаганды нацизма. Вспоминаю, что правилами реконструкции запрещено произносить нацистские приветствия, а также показывать нацистские жесты в виде поднятой (вытянутой вперед, вперед и вверх) руки.
Замечаю необычный автомат, чем-то похожий на «Калашникова», это штурмовая винтовка StG 44. Мне объясняют существенные отличия в работе их механизмов.

На поляне звучат выстрелы. В деле разведчики, вооруженные пистолетами-пулеметами системы Судаева образца 1943 года. Легкий, со складным прикладом и меньшим, чем у ППШ темпом стрельбы, ППС-43 считается одним из лучших пистолетов-пулеметов II мировой войны.

Начинается минометный обстрел, на позицию выходит ЗИС-3.

Советские цепи ложатся в траву и, стреляя, ползут в сторону врага.

Цепи поднимаются в атаку.

Немецкий танк заходит с тыла и уничтожает нашу пушку. Пулеметная группа гибнет под огнем немецких мотострелков.

Выстрелом из противотанкового ружья танк подбит. В это же время на передовой идет рукопашный. Слева из леса появляются партизаны и отсекают немецких минометчиков. Как брошенный костер затухает бой.

Реконструкция закончена, все коротко стреляют в воздух, над поляной разноголосица оружейных стволов. Лишь снято оцепление, дети как угорелые бегут собирать гильзы. Объявляется построение.


Разговоры на полевой кухне

Холод такой, что руки не гнутся. Бредем к полевой кухне, там каша и чай, а также, что не менее важно, приятная компания. Спрятавшись от ветра за микроавтобусом и уплетая вторую тарелку, разглядываю прелестную вещицу. Гауптман, по нашему, капитан, замечает взгляд и, также прожевав, выговаривает: «Настоящий».

Гляжу в окуляры, вот это оптика. Колесный диск автомобиля МЧС – руку протяни, четкость изображения поразительная, картинку как будто осветлили. Кто смотрел из этого бинокля 70 лет назад, о чем этот человек думал? Слава Богу, что в руках у меня не оптический прицел.
Говорить о войне непросто. Историческая наука изучает гигантские сражения, где счет идет на сотни тысяч погибших, но бывшие противники до сих пор не могут согласиться с чужими оценками своих потерь. Между тем, вроде бы, существует ценность отдельно взятой человеческой жизни, даже если это жизнь солдата вражеской армии. Участники реконструкции представляют обе стороны сражения. Вживаясь в образ врага, начинаешь видеть в нем человека. Может быть, на войне это лишнее, но все войны когда-нибудь заканчиваются.