А хорошо когда хорошо едется! Дорога змеей вьется под колесами, порядком заваленное на бок вечернее солнце мелькает сквозь деревья и лишь редкие машины разбавляют одиночество. Хороши дороги Тверской губернии!


А не спеть ли мне песню? Например о любви! Можно и выдумать новый жанр – попеть на разные голоса. Жаль, что всю жизнь получать гонорар не выйдет – свидетель напевов лишь ветер! А и хорошо — где еще можно не стесняясь спеть самому себе, в полный голос любимые песни!


Песни Игоря Растеряева чудно ложатся на виды сосен и черных стежков березовой коры. Спеты «Богатыри», «Раковка», «Георгиевская ленточка» и недавний «Мамаев курган». Есть что-то в этих песнях, перекликающееся с нашими народными мотивами. Да какое там – они же и есть народные! Не зря сам исполнитель приписывает авторство сельчанам наших южных степей: Ростов, Краснодар, Волгоград, Астрахань – чувствуется в них русская душа. Сильная и упорная в своей тоске и разгулящая, когда пьет до дна на последние. Как там говорил еще Некрасов? «До смерти работает, до полусмерти пьет»

За ним пытаюсь спеть что-то от Шевчука, но не идет – хотя его творчество наизусть. Вместо него неожиданно запевает СашБаш:

Просторны безграничные масштабы нашей области!
У нас четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
У нас есть место подвигу, у нас есть место доблести,
Лишь досугу бездельному у нас тут места нет!

И так до конца всю песню про бедного голодного диссидента Малые Шиши и идеологически правильную Усть-Тимонницу, построившую институт слюноварения. Песню с коронной фразой «Чужой жратвы не надобно – пусть нет, зато своя!». Чего только нашей стране за долгую свою историю перевидать не пришлось. А следом припомнились куплеты из «Времени колокольчиков» того же авторства.

A на дожде все дороги радугой!
Быть беде. Нынче нам до смеха ли?
Но если есть колокольчик под дугой,
Так, значит, все. Заряжай, поехали!

Допел. Выехали на изжаренный необычной майской жарой грейдер. Фонтаны песка и пыли из-под колес.

Вьется пыль под сапогами…
… полями…
… степями…
А вокруг бушует пламя, да пули свистят.

Это, наконец, нашел себе место Юлианыч Шевчук, исполнивший однажды эту легендарную военную песню в акустической программе «Живой звук». И следом он же продолжает словами очень старинной, солдатской песни, исполненной на том выступлении:

Спите себе братцы, все вернется вновь,
Все должно в природе повториться.
И слова, и пули, и любовь, и кровь –
Времени не будет помириться.

А за Старинной солдатской, как по одной ниточке, проходят и современные солдатские «Капитан колесников», и «Разговор на войне».
Выезжаешь на обрыв, а там, внизу, змейкой вьется Мста. И сразу четверка неуемных юмористов из одного недавнего фильма заводит хор. Строка была аккурат исполнена на косогоре над Днепром:

«Энди Уорхолл, чой ты вьешься
над моею головой
Ты добычи не дождешься –
Энди Уорхолл, я не твой!

Пою «Черного ворона». Вокальчик у меня так себе, не чета «Квартету И» — спасает то, что никто не слышит.

Дай-ка я разок посмотрю,
Где рождает поле зарю.
Ой брусничный свет!
Алый мой рассвет,
Али есть то место,
Али его нет!

Только исполняет не Расторгуев, а хор Московского Сретенского монастыря. Их вокал во стократ мощнее и роден этой песне. Следом этот же хор исполняет «Во кузнице». А ты и рад подпеть!

Во-ку во-кузнице,
Во-ку во-кузнице,
Во-кузнице молодые кузнецы!

Так и слышны звонкие удары по наковальне и мОлодцы в фартуках с молотами песню в грудь поют.

Взбираюсь на горку с селом Песогоры. Толи песьи горы, то ли песчаные — но видно отсель далеко. Волны полей и буруны лесов простираются до горизонта.

У России нет никаких границ — У России есть только горизонт!

Сызнова Растеряев поет — на этот раз «Ермака».

Тут замелькали мимо деревянные домики. И название такое отличное у деревни – «Карельское сельцо». Тут же заиграла залихватская мелодия – «Светит месяц» с неуёмной балалайкой в исполнении Архиповского. Слов не знаю, но напеваю мелодию еще долго.
И ехать так можно целый день – радио в голове играет само и выбирает то, о чем петь ты хочешь сам. О том, что ложится в твою душу при виде русских пейзажей.

«Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны…»

Аккурат под протяжное «Ы» мотоцикл переключился – подпевает, косоглазый! Смекнул, значит, что к чему – даром, что японец!